— Ты все видишь исключительно в негативном свете. Это просто смешно!

— Сама сними розовые очки! Она хромая, не видишь?

— Это лишний раз говорит о его благородстве. Неужели не видишь, он ее любит!

— Он ей и сломал ногу.

— Не говори гадостей! Как у тебя только язык поворачивается!

— Я всегда говорю только правду.

— Опять приступ геморроя? Дать таблетку?

— Нет у меня никакого приступа! Помолчи! Дай спокойно подумать.


— В этом пиджаке вы похожи на официанта! — неожиданно произнесла Кристина.

Было выше сил, стерпеть подобное. Даже от такой неординарной личности. Именно от нее Майк не смог стерпеть. На всех других ему давно было наплевать с Эйфелевой башни. Он медленно снял пиджак, тщательно проверил карманы, вынул все мелочи, распихал их по карманам джинсов, скомкал пиджак, сильно размахнулся и… закинул его далеко-далеко в воду! Почти на середину Москвы-реки.

Кристина тихо вскрикнула. Майк, очень довольный собой, усмехнулся.

— Господибогмой! Что за выходки!? Вам они совершенно не к лицу!

— Знать бы, что мне к лицу, — пробормотал он.

Свернутый в ком белый пиджак тихо покачивался на едва заметных речных волнах. Издали он был похож на сложившего крылья и уснувшего лебедя.

Несколько тактов из балета Чайковского здесь были бы очень кстати.

— Мальчишество какое-то!

Они, не оглядываясь на «лебедя» медленно побрели дальше по набережной. Майк ни на секунду не закрывал рот. Его будто прорвало. Что он молотил и сам не слышал. Кристина, кажется, тоже. Она с изумлением смотрела на Майка во все глаза. Сделав этот широкий театральный жест, он явно избавился не только от дурацкого пиджака. Освободился от чего-то более важного. Кристина это почувствовала.

Неожиданно Майк остановился, как вкопанный.

— Кристина! — глухим голосом, не глядя на нее, сказал он, — Я не могу без вас! Не гоните меня.

— Не торопитесь, Михаил! — вежливо, но твердо ответила она.

В летнем открытом кафе почти не было посетителей. Две-три парочки с детьми. Рай. Майк неподвижным взглядом смотрел на Кристину. Кристина обозревала окрестности.

Подошла официантка.

— Что желаем?

Майк кивком головы указал на Кристину.

— Пломбир! — сдержанно сказала Кристина. — С клубникой.

— Естественно, то же самое. И два бокала фруктовой воды. С пузырьками.

— Это лишнее, — уточнила Кристина.

— Тогда полтора бокала, — не задумываясь, сказал Майк.

— Полтора, это… как? — недоуменно спросила официантка, — Так не положено!

— Лично мне одного мало, два много, полтора будет в самый раз. Принесите два полных, — терпеливо объяснял Майк.

— Из одного ровно половину вылейте за борт. Одного мне обычно недостаточно, — пояснил он Кристине.

— С ума сойти! — пожав плечами, пробормотала официантка.

— Каждый платит за себя! — строго сказала Кристина.

— Разумеется, естественно. Всегда. Во веки веков. Аминь! — поспешно согласился Майк.

— Для меня это принципиально. Никогда никому ни в чем не была обязана. И впредь не собираюсь.

«Бедная девочка!» — подумал Майк. «Никогда, никому, ни в чем! Не сахарное, видно, у нее было детство. И отрочество с юностью тоже!».

Появилась официантка с подносом. Поставила перед каждым вазочки мороженного с клубникой. Потом, поглядывая на Майка с плохо скрываемым презрением, поставила перед ним бокал воды с пузырьками. Второй, покачивая бедрами, как во время приличной качки, поднесла к борту, на глазок отлила за борт половину бокала, поставила на столик.

— Какие еще заказы, претензии, капризы? — сдержанно спросила она.

— Восторг! — обаятельно улыбнувшись, ответил Майк. И, не удержавшись, добавил, — Чувствую, вам хочется и меня вышвырнуть за борт? Я не ошибся, солнышко?

— С камнем на шее, — в тон ему ответила официантка.

— Само собой.

— Но это запрещено законом!

— Мечтать не запретишь, — понимающе кивнул Майк.

— Все?

— Вы свободны, ласточка! — изысканно вежливо ответил Майк.

Потом, не менее двадцати пяти минут оба, искоса поглядывая друг на друга, молча, поглощали мороженое. И за все это время буквально не произнесли ни единого звука.

Согласитесь, в наше болтливое, суетное, нервное время пара, сидящая в кафе, меланхолично поглощающая мороженое и, при этом не произносящая ни звука!? Подобное встретишь не каждый день. Почти тянет на рекорд во всемирной олимпиаде молчунов. Где-нибудь в Скандинавских странах. Но их диалог не прерывался ни на секунду. Оба это чувствовали. И обоих это очень настораживало. Подобное единение душ встречается крайне редко.

— Сходим в парк Горького? — неожиданно предложил Майк. И сам не ожидал, как-то так, вырвалось. Не иначе по детской привычке.

— Зачем!?

Кристина резко остановилась. Сказать, удивилась, ничего не сказать. Она изумилась, и где-то даже оскорбилась. Будто Майк неожиданно предложил обоим раздеться догола и сигануть в Моску-реку. По причине теплой хорошей погоды.

— Покачаемся на качелях. На колесе обозрения, — пожав плечами, сказал Майк.

— Зайдем в комнату смеха, — в том ему съязвила Кристина.

У нее это всегда блистательно получалось. Язвительная ирония. Но это только для умных. Майк же, в данную минуту, обитал где-то с плоскости митрофанушки. Никак не мог взять верный тон. Не врубался.

— Можно и в комнату смеха. Что особенного?

Майк недоуменно пожал плечами. Он уже вполне созрел, чтоб всерьез обидеться.

— Как вы успели заметить, у меня имеется некоторый физический недостаток. Усугублять его уродливыми отражениями у меня нет ни малейшего желания.

— Кристина! У вас нет недостатков! — чуть не закричал во всю глотку Майк. Во всяком случае, произнес это громко, четко, искренне и очень взволнованно.

— Оставим это! — жестко ответила Кристина.

— Я знаю, что говорю! Все-таки, я художник, как никак. И вдобавок мужчина. Уж поверьте, вы на редкость гармоничная личность!

— Знаю. Но от этого ничуть не легче, — с неподдельной грустью, ответила она.

Впервые за все их встречи Кристина вдруг позволила себе чуть расслабиться. Ей до ужаса захотелось кому-нибудь пожаловаться. На все сразу. На жизнь. На ее несправедливость. На внезапную раннюю смерть мамы. На ежедневную травлю соседок по подъезду.

Долгие годы она терпела. Терпела, терпела. И была вечно одна. Одна, одна, одна. Ни подруг, ни родственников, никого.

И вдруг Кристина не выдержала. Всхлипнула каким-то почти звериным всхлипом и бросилась к Майку. Поскольку была значительно ниже ростом, она уткнулась лицом ему куда-то под мышку и разрыдалась.

— Господибогмой! — едва слышно шептала она, — Господибогмой!

Майк ожидал чего угодно, только не подобного эмоционального всплеска. Он как-то неуклюже, неловко, будто никогда не обнимал женщин, прижал к себе Кристину. И начал, как маленького ребенка гладить по волосам.

— Ничего, ничего. Все в порядке. Вы просто переутомились! — бормотал он.

Майк хотел было поднять ее лицо, чтоб заглянуть в глаза, понять, в чем дело, что случилось. Но Кристина только еще глубже зарылась лицом ему под мышку и продолжала трястись от рыданий. Как городской щенок на даче во время летней грозы.

Приступ рыданий Кристины прекратился так же внезапно, как и начался. Это было как порыв ветра. Налетел, пригнул листву кустов до земли, завертел мусор возле урн, взлохматил прически прохожим и стих. Будто и не было.

Кристина одной рукой, кулачком уперлась Майку в грудь, другой, чуть отвернувшись в сторону, несколько раз с силой провела по лицу. Утерла ладонью слезы и вдруг, резко оттолкнувшись от Майка, быстро зашагала по набережной.

Майк едва успел нагнать ее. Она почти бежала.

— Извините. Со мной бывает. Чрезвычайно редко. Извините, — бормотала она.

— Это я должен просить прощения. Ляпнул что-то, не подумав.

— Нет, нет, — поспешно ответила она, — Господибогмой! Вы совершенно ни при чем. Я должна уметь держать себя в руках в любой ситуации. Просто… просто мне никто никогда не предлагал покачаться на качелях. Кроме мамы.

Прощались около метро очень сдержанно. Кристина смотрела в сторону. Явно не хотела лишний раз демонстрировать свои распухшие красные глаза.

Со стороны эта парочка производила впечатление молодоженов, только-только налаживающих семейную жизнь. Из тех, что вечно выясняют отношения, звереют по пустякам, не желая уступать ни пяди завоеванной территории. И примиряются только ночью в постели. А с утра опять все снова-здорово. Короче, никогда чтоб не кончалось это дивное кино. Бывает, даже сходятся в ближнем кулачном бою. Родственники и знакомые в таких случаях разбегаются по углам, кустам и закоулкам. Чтоб ненароком не попасть под горячую руку.

А все дело в схожести темпераментов! Интеллект, образование, воспитание, служебное положение тут ни при чем. Встретились люди с одинаковыми темпераментами, жди беды. Холерик должен жениться исключительно на какой-нибудь меланхолической особе. И наоборот. Меланхолик должен выискивать себе холерическую особу с взрывным темпераментом. Тогда все будет тип-топ.

Правда и тут бывают исключения. Сангвиники, это те, кто сочетает в себе черты и меланхолика, и холерика, отлично уживаются друг с другом. Если судьба сведет. Но она сангвиников, почему-то крайне редко сталкивает друг с другом. Если и случается, то выставляет обоих в крайне невыгодном свете.

Но мы довольно крепко отвлеклись куда-то в сторону.


Вернувшись около полуночи в свою мастерскую, Майк застал сидящей в кресле одну из своих предыдущих девиц. А может, пред-предыдущую. В общем, он не помнил.

— Как ты сюда попала? — спокойно спросил он.

Неопознанная девица отхлебнула из горлышка большой бутылки внушительный глоток.

— Сам дал ключи.

Этого Майк тоже не помнил. Более того, не помнил, как зовут девицу. Хоть тресни, не помнил и точка.

— Почему не звонишь? — начала допрос девица.

«Это что-то новое!» — подумал Майк.

Если бы Майк помнил номер ее телефона, возможно бы и позвонил. Растолковал бы, между нами все кончено. Вернее, ничего и не было. Трахнулись, разбежались. Но у девицы, судя по всему, на этот счет было противоположное мнение.

— Хочешь, от меня избавиться? Не выйдет, пупсик!

Девица еще раз хлебнула из бутылки и поднялась с кресла. Пошатнулась и, зловеще улыбаясь, направилась к Майку. Майк усмехнулся, покачал головой.

— Что тебя так веселит, пупсик?

— Я думал…

— Не думаю, что ты думал! — с угрозой сказала девица, — Уверен, что ты вообще умеешь этим заниматься?

— Чем этим, солнышко? — спросил Майк.

На всякий случай Майк назвал ее «солнышком», Имя, хоть тресни, не всплывало в памяти, не вытанцовывалась. Тут же внутренне передернулся. В последнее время «солнышком» он называл только Кристину.

— Думать, дорогой, ненаглядный! Думать! Головой! Прежде чем тащить меня в постель, надо было думать…

«Кто кого тащил, еще вопрос?» — мелькнуло в голове Майка.

— Нам надо поговорить! — жестко заявила девица.

Она остановилась в центре мастерской с бутылкой в руках. Широко расставила ноги и начала покачиваться в каком-то, ей одной ведомом ритме. Как певица на эстраде.

«Интересно, на что именно будет тянуть деньги эта пиявка? Какой из трех штампов? Якобы, беременность с осложнениями? Якобы, смертельная болезнь мамы или двоюродного братика? Необходимость срочной операции за границей? Или, якобы, ее кинули на большие деньги? Она, бедная, наивная, продала квартиру и машину, чтоб выручить лучшую подругу? Разумеется, она осталась без копейки. И, естественно, он как джентльмен должен выручить несчастную из беды! Говорят, Никас Сафронов залетел в подобной ситуации на миллион долларов! Ни фига себе! Хотя, он-то себе может позволить.

Господи! Как все скучно. Кристина, если б захотела, придумала бы что-нибудь пооригинальнее, покруче».

Сам того, не замечая, вольно или невольно, Майк последние дни все девушек оценивал по десятибалльной шкале. На недосягаемой вершине той шкалы была, естественно, одна она. Остальные болтались где-то между тройками и четверками. Редко кто из прекрасного пола дотягивал до пятерки. О десятке и говорить не стоит. Там безраздельно господствовала курьер и воспитательница подрастающего поколения вдохновенная девушка Кристина.

— Ты должен дать мне денег! — вернула его на землю незнакомая девица. В прошлом, кажется, знакомая, теперь же, хоть убей.

— Много?

— Очень много.

— Должен?

— Если ты порядочный мужчина.