Как и в другой комнате, стены в гостиной украшали всевозможные постеры, картины, семейные фотографии и разные поделки – голубые отпечатки ладоней в рамках, раскрашенные динозаврики, засахаренные веточки и даже розовое детское платьице из тюля. Начало этой причудливой коллекции было положено Денни и Томом в их далекие детские годы.

Робби залез на диван и начал поправлять подушки. Ева вставила в видеомагнитофон кассету с мультиками, включила воспроизведение и устроилась рядом с сыном так, чтобы ему хватило места у ее коленей.

Анна принесла учебники и расположилась за столом у дивана. Ева могла при необходимости, не вставая, помочь дочери с домашним заданием.

С первыми звуками музыки Ева почувствовала, что глаза слипаются, и не стала бороться с дремотой. Впрочем, она знала, что отдохнуть не удастся – либо Анна задаст какой-нибудь вопрос, либо непоседа Робби ткнет локтем в лицо. Вопрос лишь в том, кто сделает это первым.

Ждать ответа долго не пришлось.

– Сколько будет шестью восемь? – спросила Анна.

– А сколько будет пятью восемь?

– Сорок… прибавить еще восемь… получается сорок восемь.

– Молодец. Кстати, ты все собрала?

Прежде чем Анна успела что-то ответить, в дверь позвонили.

– Это папа? – радостно встрепенулась Анна.

– Посмотрим.

Ева поднялась с дивана и машинально поправила волосы. У нее вдруг подвело живот. Появлению Джозефа всегда сопутствовало какое-то странное напряжение, но будет ли так сейчас, когда она сделала большой, решительный шаг в сторону, начала по-настоящему встречаться с другим мужчиной?

Ева никогда не думала, что ей удастся поддерживать с Джозефом дружеские отношения. Они прожили вместе семь лет, и она любила его все это время. У них была Анна, их связывали несколько лет счастья, которое никуда не уйдет и никогда не забудется, то, о чем никогда не станешь жалеть. Но потом все вдруг начало разваливаться и развалилось еще до рождения Робби.

В итоге получилось, что они расстались на первых месяцах ее беременности. Что же произошло? Единственное объяснение, которое могла предложить Ева, сводилось к заурядному клише: «Он переменился». Разумеется, эти два слова ни в коей мере не отражали всю сложность обстоятельств, но они помогли ей справиться с ситуацией, остаться на плаву, выдержать. Все еще считая себя пострадавшей стороной, Ева тем не менее решила, что лить слезы по безвозвратно утерянному бессмысленно, никакая боль не бывает вечной и надо брать пример с Джозефа, который вел себя как ни в чем не бывало.

Так они и жили: каждый сам по себе, вдали друг от друга, стараясь сохранять – ради детей – видимость добрых отношений, пытаясь не замечать того, что осталось, – все еще объединяющих их, но с болью рвущихся чувств.

Во многих отношениях ей было гораздо легче, когда ушел Деннис, ее первый муж, отец старших мальчиков. Он просто исчез, пропал, растворился в воздухе. Да, был шок, да, ей пришлось привыкать к тому, что мир вдруг, в одночасье перевернулся. Зато не было никакой неясности, никакой неопределенности, никаких игр, никакого притворства.

– Привет, Джозеф. – Она встала, встречая гостя улыбкой.

– Здравствуй, Ева.

Он прикоснулся губами к ее щеке. И… Что-то все-таки осталось. Даже после бурного отрыва с Нильсом. Что-то, напомнившее о себе пробежавшей по телу дрожью. Вот досада! А еще, как она ни старалась, взгляд то и дело обращался в его сторону. Впрочем, на него, наверное, засматривались многие – высокий, мускулистый, подтянутый, с темными глубокими глазами и густыми черными волосами.

– Привет, Джофус, – подал голос Робби.

– Эй, приятель, ты как?

Джозеф опустился на диван. Еще раньше они договорились, что Робби, когда подрастет, будет проводить выходные в Манчестере вместе с сестрой, но время шло, а решение так и не принималось, условия не обговаривались, потому что ни он, ни она не желали сделать первый шаг.

Джозеф задержался, чтобы успеть выпить чашечку чаю и даже перекинуться парой слов. Как дела у Анны и Робби? Какое домашнее задание выполняет Анна? Что она читает? И все это время Ева наблюдала, всматривалась, отмечала мелкие, не заметные постороннему взгляду детали, как хорошо знакомые, так и новые, появившиеся уже после разрыва.

Джозеф провел весь день в деловых встречах. На нем был темный костюм, мягкий, идеальный покрой которого говорил о преступной расточительности хозяина, носившего столь дорогую вещь с характерной небрежностью. Из верхнего кармашка высовывался крохотный мобильный телефончик, а из-под воротника торчал проводок наушника. Появился новый портативный компьютер. У ног стоял небольшой светлый портфель, несомненно, модный и тоже стоящий немалых денег. Дела у Джозефа явно шли хорошо, и он быстро превращался в преуспевающего, обеспеченного бизнесмена. Все, как она и предполагала. Все, что она ненавидела. Ева никогда не брала у него денег, но они договорились, что он будет класть определенную сумму на открытый для них счет. То, что он им покупал, то, чем он их баловал, она старалась не замечать.

В комнату вошла Анна, держа в руке небольшой рюкзачок с вещами.

– Не забудь положить его в багажник, – напомнила Ева.

Она плохо разбиралась в марках машин, но знала, что Джозеф обзавелся какой-то идиотской сияющей игрушкой, которая не вызывала у нее ничего, кроме отвращения.

– Мя-яуу, – протянул Джозеф и улыбнулся.

– Какие планы на уик-энд? – спросила она, стараясь сохранять достоинство и не реагировать на глупую шутку.

– Грандиозные. Повеселимся на славу, верно, Анна?

– Да. А Мишель там будет?

Они оба, и Джозеф, и Ева, невольно задержали дыхание. Девятилетние дети умеют задавать неудобные вопросы.

– Она предложила приготовить нам сегодня обед, если ты не против.

– Лучше поешь сейчас, дорогая. – Ева сознавала, что это недостойно, неприлично, плохо, но ничего не могла с собой поделать.

Мишель, нынешняя подружка Джозефа – Ева знала ее только по фотографиям и отчетам Анны, – была одной из тех нагловато-самоуверенных современных девиц, которые сдвинуты на поддержании формы и вечно сидят на каких-нибудь экзотических диетах. В данный момент Мишель обходилась без углеводов, а потому не позволяла себе ни пирожных, ни шоколада, ни мороженого, ни сахара вообще, ибо жутко боялась растолстеть, боялась, что не совладает с собой и тогда ее бедра превратятся в окорока, задница округлится, а сшитое по заказу модное платье просто лопнет по швам. Ну и дура, утешала себя Ева.

– Ева, – предостерег Джозеф, – не начинай все с начала.

– Извини.

– По крайней мере Мишель сможет приготовить что-то, кроме супа с фасолью, – не удержался от колкости бывший муж.

Вот как?!

– Пожалуйста, прекрати, – поморщилась она, надеясь, что реплика прозвучала достаточно бесстрастно, что ей удалось удержать при себе и обиду, и неприязнь.

– Какие у тебя планы? – спросил Джозеф, возможно, только для того, чтобы сменить тему.

– У меня? Вообще-то я иду завтра на свидание. Наш новый ветеринар… очень симпатичный парень.

Если новость и стала для Джозефа сюрпризом, виду он не подал. Ева внимательно наблюдала за ним, ожидая хоть какой-то реакции, но он лишь улыбнулся и вежливо произнес:

– Это хорошо. Надеюсь, ты приятно проведешь время.

«Да уж, черт возьми, можешь не сомневаться, – мысленно прокомментировала Ева, несколько задетая столь откровенным отсутствием интереса с его стороны. – Я буду есть, пить и веселиться, а потом приведу его домой, и мы устроим здесь настоящий секс-марафон, а о тебе я и не вспомню».

Ну и что, если Нильс не пригласил ее пообедать? Ну и что, если они даже не договорились о встрече? Ну и что, если это все она только придумала?

– Ты собираешься идти на свидание? С ветеринаром? – спросила Анна.

О Боже, надо же было ляпнуть такое! Шокировала совсем не того, кого рассчитывала.

– Почему ты мне ничего не сказала?

Ева опустилась перед дочерью на колени.

– Милая, какие пустяки. Мы пойдем вместе с Робби и будем говорить о кошках.

Ну вот. Именно поэтому Ева всегда старалась избегать лжи. Ложь только все усложняла.

– Ладно. – Джозеф поднял с пола рюкзачок и шагнул к Робби. – Поцелуй маму и брата и пойдем. Пора.

В восемь вечера Робби уже лежал в кроватке вместе со своими игрушками и изо всех сил пытался не заснуть и дослушать до конца сказку, которую читала ему Ева.

Она поужинала в одиночестве с включенным радио, потом заставила себя пройти по дому и сделать хотя бы минимум того, что требовалось: постирала кое-что в машине, подтерла пол на кухне, убрала со стола, расставила по местам детские игрушки. Вернувшись снова в кухню, включила хлебопечку, покрошила овощи и поставила их вариться.

«По крайней мере Мишель сможет приготовить что-то, кроме супа с фасолью».

Слова эти пришли на память сами собой, пока она помешивала суп. О Господи, Джозеф.

Когда старшие мальчики уже жили отдельно, они с Джозефом, уложив Анну в кроватку, приходили в кухню вдвоем, чтобы вместе поужинать и посидеть, глядя друг на друга, при свечах, точно зная, что будет дальше.

Она помнила, как он однажды полил ей на руку приправу для салата, а потом взялся слизывать теплую жидкость, пройдя весь путь от запястья до плеча. Она помнила, как села потом ему на колени, ожидая продолжения, изнывая от желания, а он заглянул в холодильник и спросил:

– Что бы нам еще сюда добавить, а? Кубики льда или, может, масла? О, придумал! Классический рецепт: клубника со сливками.

– Да, неплохо, – согласилась она.

В другой раз Джозеф изобрел то, что назвал «дополнением к оральному сексу»: листья салата, сливочный сыр, кусочки копченого лосося.

Иногда, пока они ели, он в деталях расписывал, чем именно намерен заняться сразу после еды, и в результате оба приходили в такое состояние, что вставали из-за стола, не закончив ужин.

– Видишь эту клубничку? – спрашивал он, окуная ягодку в шоколад, горячую карамель или сливки и начиная осторожно облизывать ее на глазах у Евы, представлявшей, что все это он делает с ее соском, клитором, кончиком носа.

– Везет же этой ягодке, – говорила она, не отводя глаз от его милого лица и в миллионный раз задавая себе один и тот же вопрос: как ей удалось заарканить такого парня.

Почему теперь так трудно его забыть?

Она могла проснуться с этой мыслью в три часа ночи и уже не уснуть, тщетно стараясь найти объяснение.

Внешне он совершенно не изменился и выглядел абсолютно так же, как человек, в которого она влюбилась. И, глядя на него, Ева никак не могла поверить в то, что он стал другим. Даже по прошествии стольких лет она словно ожидала, что однажды Джозеф откажется от своего высокого поста, вернет машину, телефоны, ноутбук и прочие атрибуты бизнесмена, появится на пороге, растрепанный и аппетитный, и скажет: «Я пришел, как ты и хотела. Пожалуйста, прими меня». Куда подевался мужчина, которого она любила? Может, просто спрятался, притаился внутри нового Джозефа? А если так, есть ли у нее хоть какой-то шанс выманить его из убежища? Или он исчез навсегда?

Кошки, ходившие вокруг и тершиеся о ее ноги, пока она стояла у плиты, были наконец накормлены. Пришло время выйти в сад.

Ева накинула шерстяной жакет, обула сапоги и, выйдя на улицу, щелкнула выключателем, осветив зеленый рай, в котором она трудилась с первого дня переезда в новую квартиру.

Сад преображался, обретал нужные ей очертания на протяжении многих лет. Начала Ева с того, что решила заняться лужайкой и бордюром, доставшимися в наследство от прежних хозяев, однако постепенно в ней созрела решимость подвергнуть его полной реконструкции, превратить в нечто гораздо более интересное. Она «подрастила» все три стены, установив на них сетчатые подпорки для растений, и теперь пространство окружала стена плюща высотой в восемь футов. Затем Ева безжалостно уничтожила лужайку, проложив петляющие, выложенные камнем дорожки. Обсадила их высокими кустами, зеленью и фруктовыми деревьями. Понемногу сад превратился в зеленый уголок, отгороженный от окружающих домов.

Входя в него, Ева как будто попадала в иной мир, где в каждом углу было что-то интересное. Горшки самых разнообразных тонов, форм и моделей стояли тут и там, и в них красовались кустики, розы, колючие пальмочки, альпийские цветы. Свободного места почти не осталось: везде, где только можно, она старалась посадить что-то, что со временем дало бы всходы, ожило, расцвело.

У нее не было плана. Розмарин, мята, петрушка, салат, брюссельская и обычная капуста – все это существовало в опасной близости, теснясь. Летом у солнечной стены, рядом с кустами роз, появлялись помидоры, подсолнухи – специально для Робби – и неукротимые, почти дикие кабачки.

Осенью во все свободные клочки земли втыкались луковицы, из которых уже в феврале пробивались крокусы и тюльпаны, а затем лилии и пионы.