— Не затрудняйте же нам дела еще больше! Ведь Эрвальд жертвует собой ради меня… ради нас с вами.

Зельма вспыхнула; она только теперь поняла связь между событиями и в величайшем смущении проговорила:

— Если только… если ей не грозит опасность…

— Ни малейшая, даю вам слово! Эрвальд поручился за это. Едемте!

Зельма еще раз оглянулась. Она увидела, что Улърика с помощью молодого человека хочет сойти на землю, и перестала противиться; маленькая кавалькада двинулась дальше.

Рамзес галопировал что было сил. Справа мчался Ибрагим, крича во все горло: «Ялла! Ялла!»; слева Рейнгард, готовый каждую минуту в случае опасности схватить осла за узду. Но он был слишком плохого мнения об энергии почтенной старой девы — последняя вовсе не испугалась, а только еще разъярилась. Когда вдобавок у нее вырвался зонтик и, взлетев, точно воздушный шар, опустился раскрытым на землю, то она чуть было не создала настоящей опасности: ухватившись правой рукой за луку седла, она принялась левой колотить ни в чем неповинного Рамзеса. Последнему это не понравилось; он сделал такой прыжок, что Эрвальду оставалось только схватить его за повод.

Они остановились. Ульрика задыхалась. Эрвальд ругался по-арабски, Ибрагим принимал брань с сокрушенным видом. Но через несколько минут к старой деве вернулся дар речи, и забушевала гроза.

— В вашей пустыне безбожные порядки! Зонтики пропадают, ослы несут, а этот черномазый негодяй бежит себе и только орет, как бесноватый, вместо того чтобы остановить осла.

— Ибрагим совсем потерял голову, я уже отчитал его, — сказал Рейнгард.

Но тогда настала его очередь; вместо того, чтобы поблагодарить его за помощь, Ульрика накинулась на него:

— Вы вели себя немногим умнее! Сколько времени вы галопировали рядом со мной и даже руки не протянули! Почему вы не схватили осла за узду?

— К сожалению, никак не удавалось. Знаете что? Сойдите! С ослом что-то неладно; я осмотрю его.

Ульрика в виде исключения согласилась с Рейнгардом, сошла с его помощью с осла и только теперь оглянулась на остальных. Она с безграничным негодованием увидела, что они преспокойно едут дальше. Кто мог знать, что там делалось без нее! Улърикой овладело сильнейшее нетерпение, и так как осмотру Рамзеса не видно было конца, то она вмешалась:

— Скоро ли вы? Надо садиться; другие уже далеко уехали.

— Боюсь, что вам нельзя будет сесть на Рамзеса. Я ничего не нахожу, очевидно, он просто с норовом, а это опасно. Вот мы сейчас попробуем! — сказав это. Эрвальд боком сел на дамское седло и немножко проехался; но в его руках осел стал так брыкаться, бить и задними, и передними ногами, что ехать на нем казалось в высшей степени опасным. — Я так и думал, — сказал Рейнгард, спрыгивая с седла. — Вам придется отказаться от поездки. Кстати, вам ведь и не хотелось ехать.

Ульрика недоверчиво посмотрела на него; в ее душе зародилось смутное подозрение, что дело не чисто.

— Это было бы очень на руку вам с доктором, — иронически заметила она. — Я и не подумаю оставаться. Вы дадите мне своего осла; перемените седла и справляйтесь как знаете с этой злой скотиной.

— Мой осел не ходит под дамским седлом, — решительно заявил Рейнгард. — Если вы непременно хотите ехать, то надо послать Ибрагима в Луксор, чтобы он привел другого осла. Но ведь пройдет целый час, пока он вернется.

— Хотя бы и два! Я хочу ехать в Карнак. Я буду ждать.

Сделав это энергичное заявление, Ульрика села тут же на песок и знаком приказала Ибрагиму, чтобы он принес зонтик, лежавший неподалеку.

Эрвальд очутился в отчаянном положении; он не мог уехать, оставив жертву своей интриги одну в пустыне, а невинный Рамзес был признан капризным и опасным, и волей-неволей приходилось продолжать поддерживать это мнение. Рейнгард принялся уговаривать старую деву, но напрасно; она продолжала сидеть, и ему пришлось покориться неизбежному. Он отослал Ибрагима с ослом в Луксор, для формы еще раз выругав его, с рыцарски вежливым поклоном передал принесенный им зонтик его владелице и сел на песок сказав:

— Ну-с, у нас впереди целый час! Будем беседовать как добрые друзья,

Зоннек со своими спутниками уже давно был в Карнаке; остальная компания прибыла четверть часа спустя, и все двинулись на осмотр развалин храма. Но не прошло и нескольких минут, как доктор с Зельмой исчезли. Впрочем, это заметили только Зоннек и Эльрих; первый молча улыбнулся себе в бороду, а последний добросовестно сдержал обещание соблюдать нейтралитет.

Молодые люди сидели в дальнем краю храма, куда редко заходили посетители. Перед ними расстилался обширный, залитый солнцем ландшафт, над их головами высилось темно-голубое небо; среди древних развалин расцветало юное человеческое счастье. Они сидели рядом на упавшей колонне; доктор обвил талию Зельмы рукой, ее головка лежала на его плече, голубые глаза смотрели на него вверх, и в них блестели слезы.

— Да, я люблю тебя, — сказала она просто и искренне, — и крайне благодарна тебе за твою любовь! Меня никто не любил с самого детства, когда умерли мои родители. Я только и слышала, что вечные разговоры о милости, которую мне оказывают и которой я не заслуживаю. Я была так несчастна в мрачном Мартинсфельде, так безгранично несчастна!

Бертрам тихонько погладил молодую женщину по белокурым волосам и серьезно, но мягко произнес:

— Моя бедная детка! Я знаю, как одинока и безрадостна была твоя жизнь. Но тяжелые времена миновали, теперь для тебя взойдет солнышко. Я покажу моей Зельме, что в жизни есть и счастье.

Счастливая улыбка, с которой Зельма смотрела на него, показывала, что она безгранично верит ему. Прижимаясь к нему, она прошептала:

— Ты говоришь, что я здорова. Когда я заболела, мне хотелось умереть, теперь же… я хочу жить!

— Поздравляю от всего сердца! — вдруг раздался голос Эрвальда, появившегося из-за колонны. — Тысячу раз прошу извинения, но я должен предупредить вас о приближении опасности: она едет!

— Ей уже нечего делать; мы договорились, — воскликнул доктор, вскакивая с сияющим лицом. — Эрвальд, вот моя невеста!

Зельма встала и, краснея, приняла еще одно поздравление. Рейнгард стал торопить их.

— Скорее идите к остальной компании и объявите о помолвке! В вашем распоряжении еще десять минут.

Бертрам был совершенно согласен с ним. От него не ускользнуло, что Зельма испуганно вздрогнула при известии о прибытии Ульрики. Если они публично объявят о своей помолвке, то прекословить будет уже поздно. Они втроем пошли отыскивать остальных.

Между тем Ульрика торжественно въезжала в ворота храма. Путешествие обошлось уже без приключений, но рыцарь, любезно остававшийся при ней все время, покинул ее, чтобы подать сигнал о приближении опасности. Он предоставил Ибрагиму помочь старой деве сойти с седла.

Ей не пришлось отыскивать общество, потому что громкие, веселые голоса указали ей дорогу; но при входе в большой, обставленный колоннами, зал она остановилась, превратившись в соляной столб, подобно жене блаженной памяти Лота. Все теснились вокруг стоявших под руку доктора и Зельмы. Их поздравляли, жали им руки; изменник Эльрих был среди них! Ульрика с первого взгляда поняла, что сражение проиграно; враг победил!

Бертрам не замедлил воспользоваться победой; завидев свою противницу, он тотчас направился к ней с невестой под руку и убийственно учтиво проговорил:

— Перед вами жених и невеста. Зельма осчастливила меня своим согласием, и мы позволяем себе просить и вас пожелать нам счастья.

А Зельма, робкая, безвольная Зельма, чувствуя себя под защитой, вдруг стала храброй! Она не задрожала, не упала в обморок, встретив взгляд золовки; она подтвердила невероятный факт, проговорив тихим, но довольно уверенным голосом:

— Да, милая Ульрика, я только что дала ему слово.

По уверениям сестры, в последние месяцы покойный Мартин уже много раз переворачивался в своей могиле и каждый раз трижды, как было известно из того же источника. Теперь это не имело уже смысла, и потому он остался лежать спокойно; его роль призрака была окончена.

Профессор положил конец тягостной сцене, начав шутливо ворчать на молодую женщину за то, что она своей помолвкой присочинила совершенно современный конец для его лекции о древнем Египте, что ему очень не нравилось. Между тем доктор улучил удобный момент, чтобы украдкой пожать руку Эрвальду.

— Благодарю вас, — тихо сказал он. — Это была услуга из услуг!

— И самая трудная, какую только я когда-либо оказывал, — смеясь ответил Рейнгард. — Битый час сидеть на песке среди пустыни с этой любезной дамой и терпеть дурное обращение подобно Эльриху! Мой долг уплачен с процентами.

Между тем Ульрика до некоторой степени пришла в себя. Ее подмывало броситься между женихом и невестой, как ангелу-мстителю, но у нее хватило здравого смысла, чтобы сообразить что, если Зельма набралась храбрости вырваться из-под ее опеки, то она бессильна. Однако ей необходимо было хоть на кого-нибудь накинуться, и она, оттащив бедного Эльриха за одну из колонн, прошептала, понизив голос:

— Я положилась на вас, а вы так подло обманули мое доверие! Вы стояли и смотрели!

— Извините, я не смотрел! — объявил Эльрих, успевший наконец достаточно собраться с духом. — Молодые люди поладили с глазу на глаз. Но я их поздравил, и притом первый!

Ульрика перевела дух, собираясь дать волю своему гневу, но к ним подошел Зоннек.

— Покоритесь неизбежному, — сказал он примирительным тоном. — Посмотрите, как они счастливы, и не мешайте их счастью. Я всегда считал, что с вашей стороны несправедливо так упорно противиться.

Ульрика взглянула на него; этот взгляд ясно говорил: «И ты тоже? Ты, единственный, кого я считала человеком!». Этот последний удар заставил ее умолкнуть; она повернулась и пошла в дальний конец храма, но еще слышала, как отомстил ей Эльрих за свое долгое рабство. Он вошел в середину кружка и как только мог громко крикнул:

— Да здравствуют жених и невеста! Ура!

— «Ура!» — раздалось со всех сторон.

Кричали даже мальчишки-проводники, с любопытством заглядывавшие в храм. Они, конечно, не понимали, что случилось, но разобрали, что это было что-то очень веселое.


12

В доме Осмара праздновали Рождество, и, разумеется, трое немцев были приглашены на торжество. На следующий день из Каира Зоннек ожидал своих людей с поклажей и собирался немедленно выехать, поэтому консул никого больше не приглашал; надолго прощаясь с другом дома, он хотел провести этот день в тесном семейном кругу.

В течение последнего времени консул заметил, что к нелепой фантазии дочери надо относиться серьезнее, чем к простому капризу, но все же еще не верил в существование действительной опасности. Было несомненно, что Зинаида чувствовала тайную симпатию к Эрвальду, но он не хотел обижать друга, отказывая в приеме его фавориту. Кроме того, Осмар желал избежать насилия, потому что этим придал бы делу значение, которое оно не должно было иметь, а вследствие этого решил, что лучше всего просто обойти его молчанием. Консул не сомневался, что, в конце концов дочь подчинится его желанию и что роман сам собой закончится, как только его герой исчезнет со сцены. К счастью, молодой человек был настолько тактичен или самолюбив, что понял его без слов и держался по возможности на расстоянии.

Лорд Марвуд, уже месяц гостивший в Луксоре, ни на шаг не продвинулся вперед. Если в Каире Зинаида была к нему равнодушна, то здесь она решительно отталкивала его, так что он и не пробовал приступить к объяснению. И все-таки он не отказывался от своего намерения; он был из числа тех настойчивых натур, которые, хотя бы из одного упрямства, во что бы то ни стало добиваются того, что однажды засело у них в голове. К Эрвальду, с которым ему поневоле приходилось изредка встречаться, он проявлял ледяное, враждебное отношение, едва прикрытое вежливостью.

Маленькое общество только что встало из-за стола и перешло в зал, где стояла елка, привезенная с корнем с южного склона Альп. Завязался оживленный разговор. Только Зинаида не принимала в нем участия; она молча сидела в качалке несколько в стороне от других. Маленькая Эльза с веселыми криками бегала вокруг зажженной елки и любовалась огоньками; хотя на дворе было еще светло, но в высоком полутемном зале свечи горели ярко.

— Полюбуйся на елку, Рейнгард! — шутя сказал Зоннек. — Кто знает, когда ты опять увидишь ее.

— Вы рассчитываете долго отсутствовать? — спросил Марвуд своим обычным холодным тоном.

— Экспедиция рассчитана на два года, и это в том случае, если мы без всяких задержек достигнем цели и так же совершим обратный путь. Но этого невозможно ожидать; ведь нам придется бороться и со стихийными силами, и с враждой туземцев, и с ненадежностью наших людей. Поэтому очень может быть, что пройдет лишний год, прежде чем мы вернемся.