– Да.

– Он постарается затмить вас, если сможет, – предупреждающе сказал Сильвестр.

Сэр Тристрам высокомерно ответил:

– Если вы ожидаете, что я буду соперничать с его изысканностью, то будете разочарованы.

– Я ничего не ожидаю, кроме глупости со стороны какого-нибудь члена моей семьи! – резко бросил старик и закрыл глаза в полном изнеможении.

Сэр Тристрам взял флакон с нюхательной солью со стола и поднес его к носу Сильвестра.

– Вы слишком утомляете себя, сэр.

– Пойдите к чертям! – тихо сказал больной. Он с трудом поднял руку, принял флакон и некоторое время молча лежал, вдыхая ароматные испарения. Через минуту или две его губы изогнулись в кривой усмешке, и он пробормотал:

– Я много бы дал, чтобы увидеть вас троих – всех вместе. О чем вы говорили?

– О Людовике, – ответил Шилд с некоторой осторожностью.

Рука Сильвестра вдруг сжалась в кулак, и улыбка сошла с его лица. Он почти прошептал:

– Мне казалось, вы знаете о том, что имя Людовика нельзя упоминать в этом доме! Как вы на это осмелились?

– На свете нет другого человека, перед которым я бы так преклонялся, как перед вами. Так было всегда, так есть и сейчас, когда вы на смертном одре.

Глаза Сильвестра сверкнули, но его гнев уже утих.

– А вы дерзкий человек, Тристрам!.. Вы хоть когда-нибудь принимаете во внимание то, что я говорю?

– Очень редко, – признался Шилд.

– Спасибо и на этом, – усмехнулся Сильвестр. – Черт возьми, я всегда любил вас за прямоту. А что вы там сказали о мальчике?

– Эстаси захотела узнать всю эту историю. Судя по всему, вы сказали ей, что он умер.

– Он умер для меня, – посуровел Сильвестр. – Зачем выставлять его героем перед ней? Вы рассказали ей?

– Бэзил сказал…

– Вам надо было остановить его! – Приподнявшийся было на подушках Сильвестр откинулся, нахмурившись, и его пальцы начали перебирать край яркого покрывала. – Бэзил поверил в то, что наплел ему мальчик.

– Я никогда не понимал – почему, сэр.

– Вы же не верите в это, верно?

– А кто из нас верит, кроме Бэзила?

– Он лишь сказал, что мы должны были предоставить ему возможность предстать перед судом. Сомневаюсь, сомневаюсь…

– Он не прав! Мы сделали все, что могли, когда отправляли Людовика во Францию. Что за смысл теперь терзать себя?

– Он вам никогда не нравился, не так ли? – прищурился старик.

– Вам остается только добавить, что я коллекционирую старинные драгоценности, Сильвестр, и вы повторите все, что мне только что сказал Бэзил, возможно, в более деликатной форме.

– Не будьте дураком! – раздраженно бросил Сильвестр. – Я же предупредил: Бэзил из кожи вон лезет, чтобы уменьшить ваши шансы. Пошлите его заниматься своими делами!

– Вам придется извинить меня, сэр. Это не мой дом.

– Не ваш, конечно, но и не его! – Сильвестр весь трясся от гнева. – Когда я умру, имущество будет под опекой, но его я никогда не сделаю доверенным лицом!

– Возможно, сэр, в этом случае вы совершите справедливость по отношению к Бэзилу. А кто же будет вашими доверителями?

– Мой адвокат Пикеринг и вы, – ответил Сильвестр.

– Бог мой, что заставило вас назвать мое имя? У меня нет ни малейшего желания заниматься вашими делами! – в сердцах бросил Шилд.

– Я вам доверяю, а ему нет, – прохрипел Сильвестр. – Я хотел бы, чтобы вы занялись этими делами, даже если для этого мне придется умереть. Дайте мне немного сердечных капель.

Сэр Тристрам выполнил просьбу и поднес стакан к губам Сильвестра. Тот предпочел бы сделать это сам, но даже такое малое усилие было слишком тяжело для старика.

– Слаб, слаб, как котенок, – пожаловался он, отпив лекарство. – Вам лучше спуститься вниз, пока этот субъект не запудрил Эстаси голову. Я хочу, чтобы вы обвенчались в этой же комнате, как только сюда прибудет приходский священник. А теперь пошлите ко мне Джаринса, я устал…

Когда сэр Тристрам вернулся в гостиную, стол к чаю уже был готов. Красавчик Левенхэм поинтересовался состоянием двоюродного дедушки и, узнав, что тому стало хуже, чуть пожал плечами и заявил:

– Я поверю, что Сильвестр мертв, только когда увижу его в гробу. Надеюсь, что вы не забыли напомнить ему, что я здесь и полон почтения к нему!

– Он знает, что вы здесь, – кивнул Тристрам, принимая от Эстаси чашку, – но я сомневаюсь, что у него хватит сил принять еще кого-нибудь этим вечером.

– Мой дорогой Тристрам, вы так стараетесь быть тактичным! – ехидно заметил Красавчик. – Уверен, Сильвестр рявкнул, что будет проклят, если согласится принять этого пустого пария Бэзила!

– Что-то в этом роде, – улыбнулся Шилд. – Вам не следовало бы носить такую странную конусообразную шляпу.

– Нет-нет! Вовсе не мой вкус в одежде заставляет старика так сильно не любить меня, ведь он почти непогрешим, – ответил Красавчик, любовно расправляя морщинку на своем атласном рукаве. – Это потому, что я по старшинству стою сразу же за несчастным Людовиком, но, согласитесь, в этом совсем нет моей вины.

– Полагаю, вы можете быть отодвинуты еще дальше, – заметил Тристрам. – Людовик мог уже жениться…

– Вполне возможно, – согласился Красавчик, отпивая чай. – И тогда сын Людовика получит все наследство Сильвестра.

– Но имение Сильвестра попадет под опеку!

– По вашему унылому выражению лица догадываюсь, что вы станете одним из опекунов! – заметил Красавчик. – Я прав?

– О да, вы правы! Вместе с Пикерингом. Я напомнил Сильвестру и о вас!

– Вы слишком скромны, мой дорогой друг! Старик не мог бы сделать лучшего выбора.

– Я вовсе не так уж скромен, – возразил Шилд. – Просто я не хочу распоряжаться чужим имуществом, только и всего!

Красавчик рассмеялся и, поставив свою чашку, обратился к Эстаси:

– Сдается мне, что я оказался в качестве сопровождающего при помолвленной парочке. Не думаю, что эта роль мне подходит, поэтому удаляюсь. Дорогой кузен… – Он поднес руку к губам. – Тристрам, мои поздравления! Если не встретимся раньше, то увидимся на похоронах Сильвестра.

После его ухода воцарилось короткое молчание. Сэр Тристрам снял нагар с коптящей свечи и взглянул на Эстаси, которая тихо сидела, завороженно уставившись на огонь в камине. Будто почувствовав его взгляд, девушка подняла глаза и посмотрела на Тристрама долгим взглядом.

– Сильвестр хочет видеть нас женатыми прежде, чем умрет, – сказал Шилд.

– Бэзил не думает, что дедушка умрет.

– А мне кажется, старик ближе к этому, чем мы предполагаем. Что сказал доктор?

– Сказал, что тот нечестив и совсем невыносим, – дословно повторила Эстаси.

Сэр Тристрам рассмеялся, приятно поразив этим свою кузину. Такой ровный мрачный человек – и такая быстрая перемена настроения!

– Я так и полагал! Это все, что он сказал?

– Нет, доктор еще добавил, что нет нужды посылать за ним, потому что, когда он посоветовал дедушке есть жидкую овсяную кашку, Сильвестр сразу же послал за гусенком и бутылкой бургундского. Доктор сказал тогда, что это убьет старика, и, я думаю, был раздосадован, когда этого не случилось. А ведь дедушка даже почувствовал себя лучше!

– Боюсь, что он жив только усилием воли. – Шилд подошел к камину и с любопытством посмотрел на Эстаси. – Вы его полюбили? Вам будет жалко, если он умрет?

– Нет, – откровенно ответила девушка. – Я не полюбила его, потому что он сам никого не любит. Да он и не хочет, чтобы его любили!

– Но ведь он вывез вас из Франции! – напомнил ей Шилд.

– Да, но я вовсе не хотела, чтобы меня вывозили из Франции! – с горечью возразила Эстаси.

– Может быть, и не хотели… Но теперь-то наверняка рады, что оказались в Англии?

– Я вовсе не рада, а, напротив, весьма сожалею об этом! – в запальчивости воскликнула Эстаси. – Если бы Сильвестр оставил меня там с моим дядей, то я могла бы убежать в Вену! Это было бы не только весело, но и романтично, потому что дядюшка со всей семьей уехал из Франции в старинной карете – совсем как король с королевой!

– Если ему удалось пересечь границу, то не как король с королевой, – заметил Шилд.

– Послушайте меня, наконец! – перебила его рассерженная Эстаси. – Как только я начинаю рассказывать вам интересную историю, вы тут же все портите!

– Я сожалею, – признался Шилд, чуть испуганный.

– Ну и мне тоже очень жаль, – сказала Эстаси, поднимаясь с софы, – потому что нам так трудно разговаривать! Мне остается только пожелать вам спокойной ночи, кузен.

Если она и ожидала, что Тристрам станет задерживать ее, то осталась разочарованной. Он просто отвесил ей вежливый поклон и открыл дверь, чтобы Эстаси смогла выйти из комнаты.

Пять минут спустя ее горничная, поспешившая на нервный звонок, застала свою госпожу сидящей перед зеркалом и разглядывающей собственное отражение.

– Хочу раздеться и лечь в постель!

– Слушаю, мисс.

– И еще я хотела бы, – голос молодой мисс мечтательно зазвенел, – чтобы меня повезли к мадам Гильотине в повозке одну!

Выросшая в деревне горничная Люси была более наивной собеседницей, чем сэр Тристрам, поэтому она вздрогнула и ответила с ужасом:

– О, мисс, не говорите о таких вещах! Вы такая молодая и красивая, и подумать только, что вам отрубили бы голову!..

Эстаси переступила через свое платье из миткаля и просунула руки в рукава пеньюара, который подала ей Люси.

– На мне должны быть белые одежды, и даже санкюлотам [6] будет жаль видеть меня в этой повозке!

Не очень-то понимая, кто такие санкюлоты, Люси вслух наивно предположила, что ее хозяйка будет выглядеть прекрасно.

– Да, думаю, что буду выглядеть хорошо! – откровенно призналась Эстаси. – Только нет смысла говорить об этом, потому что вместо этого мне придется выйти замуж.

Люси прекратила вытаскивать шпильки из волос хозяйки, всплеснула руками и в экстазе воскликнула:

– О, мисс! Что, если я наберусь смелости и пожелаю вам счастья?

– Если девушку заставляют выйти замуж насильно, то о счастье говорить не приходится, – сказала Эстаси упавшим голосом.

– Бог мой, мисс, его светлость едва ли может заставлять вас выйти замуж! – выдохнула Люси. – Я никогда не слышала о таких вещах!

– О! – ответила Эстаси. – Во Франции я тоже слышала, что английские леди могут сами выбирать, за кого им выходить замуж! Но я так и не нашла никого, кого хотела бы видеть своим мужем, поэтому все это ничего не значит!..

– Нет, мисс, но… но разве вы не любите сэра Тристрама, мисс? Я уверена, что он очень приятный джентльмен и может стать хорошим мужем!

– Не хочу хорошего мужа, которому уже тридцать один год и который не может поддержать беседу! – У Эстаси задрожали губки.

Люси опустила щетку для волос:

– Ну, мисс, что вы такое говорите! Никто не может заставить вас выйти замуж против вашей воли, во всяком случае здесь. Англия, мисс, это не Франция, про которую все знают, что это ужасная страна, где убивают.

Эстаси вытерла глаза и ответила:

– Да, но если я не выйду замуж за своего кузена, то, когда дедушка умрет, мне придется жить под властью этого противного опекуна. Приходится подчиниться…

Этажом ниже сэр Тристрам пришел к тому же выводу. Рано или поздно – все равно ему придется на ком-то жениться, а он едва ли в кого-то влюбится, почему бы в таком случае Эстаси не стать его женой? Она, конечно, несколько капризна, но не столь глупа, как некоторые. Она из хорошего рода, хотя, к сожалению, в ней течет французская кровь. Сэр Тристрам даже склонен признать, что

Эстаси очень хорошенькая! Лучше бы она была чуть постарше, правда, Сильвестр, чей опыт в этой области был куда шире, знал, о чем говорил, когда утверждал, что ее молодость является как раз преимуществом.



Когда следующим утром Эстаси и Шилд встретились за завтраком, они посмотрели друг на друга свежим взглядом. Сэр Тристрам, чье вчерашнее темно-красное вечернее одеяние не получило одобрения Эстаси, проявил неожиданный такт и надел костюм для верховой езды. В этом строгом наряде он выглядел гораздо лучше. А Эстаси, поняв, что ей все равно придется выйти замуж за своего кузена, решила, по крайней мере, заставить его восхищаться ее прелестями и надела платье пастушки чудесного цвета и покроя. С первого взгляда каждый остался доволен друг другом, и это состояние длилось, может быть, целых десять минут. По прошествии сего времени сэр Тристрам все еще слегка улыбался, живо представляя себе, что такая яркая картина за завтраком может повторяться каждый день до конца его жизни, а Эстаси уже заволновалась, размышляя, может ли ее жених произносить что-либо, кроме односложных звуков.

Этим же утром сэр Тристрам снова был приглашен в спальню Сильвестра. Его двоюродный дед, опасно возбужденный, по-прежнему сидел, опираясь на подушки. Именно от него жених узнал, что церемония бракосочетания будет отпразднована на следующий день. Когда Шилд напомнил Сильвестру, что женитьба не может быть проведена столь скоропалительно, тот помахал перед его носом специальным разрешением и заявил, что он еще не настолько выжил из ума, чтобы не справляться со своими делами. Сэр Тристрам, который, как и большинство мужчин, не любил, чтобы за него решали другие, нашел такую предусмотрительность своего двоюродного деда столь обидной, что тут же оставил его светлость и решил остудить свой прав, носясь галопом по холмам Дауна. Когда он вернулся, то увидел, как лошадь доктора водили взад и вперед перед Левенхэм-Корт, а всех домашних обнаружил в состоянии молчаливого ожидания. Сильвестр, который привык делать все только к собственному удовольствию, выпил две бутылки мадеры и швырнул табакеркой в слугу, осмелившегося воспротивиться этому кощунству, – и тут же его хватил удар. Он погрузился в глубокий обморок, из которого вышел с большим трудом, а доктор, за которым спешно послали, торжественно объявил семейству, что конец наступит через несколько часов.