Но если ты сам не цыган — гляди в оба, потому что, на их взгляд, нет ничего предосудительного в том, чтобы облапошить чужака не из их племени, и тогда они будут тебе бессовестно врать и при этом невинно смотреть в глаза.

«Задай десяти цыганам один и тот же вопрос — и ты получишь десять разных ответов, — сказала однажды Роза. — Задай один и тот же вопрос десять раз цыгану или цыганке — и ты снова получишь десять разных ответов».

Были у Мишель в цирке и другие друзья, о которых она дома ничего не рассказывала. Например, Барки Песья Морда. Он, правда, был взрослым, — совсем как папа. Сперва она жутко его испугалась — ведь он такой безобразный! — но когда она упала с батута на малой арене и Барки поднял ее, глаза у него оказались такие добрые, Мишель увидела в них столько сочувствия, что бояться его уже было просто невозможно. Но мама такую дружбу уж точно не одобрит, как не одобрит и привычку Мишель кормить Конни булочкой с изюмом, прихваченной из походной кухни.

Конни была самой старой слонихой в цирке и самым большим другом Мишель. Однажды, когда Дэнни с приятелями дразнил ее, она спряталась за Конни. Старая слониха подняла хобот, воинственно затрубила — и мальчишки дали деру.

Молодой доктор тоже был ее другом. Он и вправду был молодой, в отличие от Барки. Док дружил с Розой, и когда Мишель приходила в зверинец, всегда долго беседовал с ней. Что касается Дэнни, то ему с некоторых пор запрещалось ходить к зверям, и Дэнни это просто бесило.

«Пока не научишься вести себя как джентльмен, в зверинец ни шагу», — категорически заявил папа, узнав, что Дэнни дразнил детенышей Поппи, бенгальской тигрицы.

А еще был Куки. Тот, когда пек шоколадный кекс, всегда оставлял для Мишель кусочек побольше. Вообще-то мама не разрешала ей есть ничего шоколадного, но ведь она так любила сладкое! «Самое главное, чтобы мама не знала и зря не волновалась», — так ей всегда говорил Куки, отрезая кусок кекса и заворачивая его в фольгу. И при этом делал большие глаза. Разумеется, он называл маму не мамой и даже не миссис Брадфорд, как остальные циркачи; он величал ее Королева Фи.

Ее, Мишель, он называл Принцессой Морковкой, а с этой весны — Принцессой Мишель, и при этом всякий раз подмигивал Черному Джо, своему повару.

Многие друзья Мишель не пришлись бы маме по вкусу. Скажем, ребята Валуччи. Они не говорили по-английски, зато свободно болтали по-французски, и это было просто отлично, потому что можно было с ними разговаривать, а остальные ничего не понимали. Питер Валуччи учил ее прыжкам, кульбитам и прочим акробатическим штучкам. Только вот когда в последний раз она ездила с папой на «зимние квартиры», Питер повел себя очень странно. Он позвал Мишель в конюшню, чтобы показать на сене какой-то новый трюк, а там вдруг обнял и попытался поцеловать.

Она вырвалась и огрела его граблями так, что он взвыл и обозвал ее дурой. Но урок он получил хороший! Ну и лицо у него было, когда она саданула ему по ребрам деревянной ручкой!.. Да, было много всего, о чем мама не имела ни малейшего представления.

… За дверью раздался какой-то шорох и, приоткрыв ее, Мишель увидела крадущегося мимо ее купе Дэнни. Распахнув дверь настежь, она выскочила в коридор совершенно рассвирепевшая.

Дэнни глуповато ухмыльнулся и почесал в затылке.

— Я как раз собирался к тебе постучать, — сообщил он.

— Как же, вижу!

— Нет, серьезно. И кстати, тебе лучше поторапливаться, если ты намерена идти со мной!

Мишель не удостоила его ответом. Она молча зашагала за ним мимо пустых купе, ибо папа ехал в другом конце вагона, а дедушка Сэм уже давным-давно сладко спал на мягкой кровати в одном из отелей Атланты. Через две недели приедет мама — и тогда конец веселью.

Но сегодня — это сегодня, и она была уверена, что впереди какое-то приключение. Сердце Мишель взволнованно трепетало. Как это здорово — жить на свете и чувствовать себя счастливейшей девочкой, потому что и ее дед, и ее отец — владельцы замечательного цирка!

2

Никому на свете, даже Кланки, Мара не призналась бы, что время от времени подумывает об уходе из цирка. В конце концов, через два года ей стукнет шестьдесят. Не в том дело, что она устала от цирка, — как можно устать от того, что стало неотъемлемой частью твоего существования? — но она не ощущала в себе прежней энергии. Мистер Сэм называл это «ноги в руки и давай!».

Она битый час притворялась, что прилежно слушает брюзжание ударившегося в воспоминания мистера Сэма, хотя мысли ее были далеко. Еще пара минут — и придется оставить свой уютный новенький, с иголочки дом на колесах и тащиться в палатку.

Кланки наверняка уже там, раскладывает реквизит, заваривает первый чайничек с чаем марки «Эрл Грей» — сколько раз на дню ей еще придется это сделать?

Поскольку они в Атланте, которая в течение последних двадцати лет была первой остановкой на маршруте их циркового поезда, большая часть клиентов наверняка будут старыми знакомыми Мары. И хотя они с прежней охотой будут платить за то, чтобы она по картам предсказала им судьбу, следовать ее советам они все равно не будут. «Наверное, — подумала она, помрачнев, — людям нужно, чтобы кто-то просто внимательно выслушал их, посочувствовал, а дальше — хоть трава не расти!» Могла ли она представить себе, что Принцесса Мара, звезда Брадфорд-цирка, на выступления которой собирались толпы зрителей, закончит свою карьеру гадалкой, за деньги предсказывающей судьбу женам фермеров и сапожников?

Должно быть, она вздохнула, потому что мистер Сэм, прекратив рассказывать о том, как он в девятнадцатом году пресек чьи-то финансовые махинации, поглядел на собеседницу поверх очков. Он сильно постарел после того, как сдал дела сыну: кончики губ опустились, веки набрякли. Быть может, он просто слишком много выпил за эти дни? Иногда он двух слов связать не мог после нескольких стаканчиков виски, что совершенно не укладывалось в голове тех, кто знал мистера Сэма раньше. Он стал еще более вспыльчивым, его выводила из себя любая мелочь. Неужели и она станет такой же, когда отойдет от дел?

— Ты меня совершенно не слушала, — заворчал мистер Сэм. — Вообще ты сегодня словно витаешь в облаках.

— Извини, Сэм я думала о Мишель. Я ждала, что сегодня утром она первым делом придет ко мне на завтрак. Как-никак первая остановка маршрута. Кланки специально замесила вафельное тесто, а девочка не пришла.

— Не знаю, не знаю… Не видел ни ее, ни нашего внука, — отозвался мистер Сэм. — Небось, нашли более интересное занятие, чем болтать с такими стариками, как я.

— Стариками? Да тебе еще сто лет до старости, Сэм!

Мистер Сэм ухмыльнулся, демонстрируя свои идеально ровные зубы.

— Да ну тебя! Будто я не знаю, что стал похож на черта! Слава Богу, каждое утро бреюсь и могу лицезреть свою морщинистую рожу. Пора бы бросить это занятие. Кому какое дело, в конце концов, до старой списанной рухляди, бреется она или нет?

— Это ты-то списанная рухлядь?! Да ты всего лишь переложил тяжелую часть работы на сына! Разве это не счастье?

— Счастье! Конечно, я пытаюсь давать ему советы, но иногда мне кажется, что я разговариваю со стенкой. Нет, не тот народ пошел… Возьми рабочих: в наше время это были мужчины так мужчины. Нет, выпить, подраться — это пожалуйста, по этой части они всегда были мастера, но они вкалывали будь здоров и честно зарабатывали деньги, которые получали! И уж сомнений в том, какого они пола, просто быть не могло. А эти, извини за выражение, молокососы — волосы почти до задницы, не парни, а девки. Будь моя воля — я бы им всыпал по первое число, они бы у меня попрыгали!.. Но это так, к слову, на самом деле я не вмешиваюсь, и если Майкл сам не попросит совета — я молчу.

— Не сомневаюсь, что Майкл всегда благодарно выслушивает твои советы! — заметила Мара, с трудом удерживаясь от того, чтобы рассмеяться.

— Кто знает!.. Когда мы вынюхали, что эта скотина Лэски заявится в Атланту в те же дни, что и мы, Майкл просто пожал плечами и изрек что-то насчет издержек свободной конкуренции. Свободная конкуренция — рехнуться можно! Этот наглец Лэски узнал, что я отошел от дел, — и тут же решил, что теперь может запросто хозяйничать на нашей территории… Нет, старость — не радость, ну разве нет, скажи?

Мара не ответила. Она оскорбилась намеком мистера Сэма на ее возраст, начисто позабыв, что пять минут назад думала о том же самом. Но она-то на целое поколение моложе мистера Сэма! По какому же праву он записал ее в свои ряды? Она совершенно не чувствует себя старой, да и почему должна чувствовать? У нее даже есть любовник, чтобы не спать одной в холодной постели, как бы там не посмеивалась Кланки. Иметь мужчину — лучший способ чувствовать себя молодой.

— Ты все еще встречаешься с молодым доком? — словно угадав ход ее мыслей, спросил мистер Сэм.

— Мы старые друзья… — уклончиво ответила Мара.

— Тебя не смущает, что он женат?

— Отнюдь. Во-первых, мы всего лишь друзья, а потом… — неосторожно сболтнула она, — он сто лет не живет с женой.

Она не виделась с молодым доктором уже два месяца. Тот пробыл все это время в Калифорнии, осваивая новые приемы хирургического лечения животных в Калифорнийском университете в Дейвисе. Но сегодня вечером… она нагрянет к нему в гости, он достанет из морозильника бутылочку шампанского — и ночь будет на редкость волнующей!..

Нет, она его не любила. Она по-прежнему была и всегда будет влюблена в одного только Джейма. Но это не значит, что она должна лишать себя радости общения с мужчиной. В конце концов, она всего лишь человек со всеми своими слабостями и потребностями, а молодой док, как и семнадцать лет назад, оставался отличным любовником и надежным другом. То обстоятельство, что он женат на женщине, которая не желает официально развестись с ним, было Маре только на руку. Она не хотела выходить замуж — впрочем, он и не предлагал…

Мистер Сэм извлек из кармана часы-луковицу, с которыми никогда не расставался.

— Не буду тебя задерживать, — сказал он. — Пожалуй, я прошвырнусь немного по стоянке. Вообще-то Майкл не любит, когда я околачиваюсь возле Серебряного фургона, но иногда не грех и напомнить, кто истинный хозяин цирка.

Мара прикусила губу. Ей хотелось посоветовать ему угомониться и не валять старого сварливого дурака, но она сдержалась. Всякое возражение лишь утраивало ослиное упрямство Брадфорда-старшего. Слава Богу, Майкл в отличие от отца обладал таким качеством, как терпение.

— Ты встречалась с Викки этой зимой? — поинтересовался мистер Сэм.

— Она так занята… Почти как я.

— Да ладно тебе ее оправдывать! Стыдно пренебрегать старыми друзьями.

— Когда Майкл на зиму приезжает домой, они друг на друга насмотреться не могут — зачем им мешать? — продолжала обороняться Мара.

— Это точно… — проворчал мистер Сэм. — Он ее прямо на руках носит! Не умеет парень настоять на своем. Что за жизнь — он в разъездах, а она дома сидит? Совсем как моя старуха… Та тоже ненавидела цирк.

— Ну, для Викки цирк, скажем так, не самое приятное воспоминание в жизни.

— Черт возьми, Мара, это же было восемнадцать лет назад! Разве я мог подумать, что Майкл столько времени будет потакать всем этим ее дамским капризам. А теперь она, ко всему прочему, еще и пытается настроить детей против отца.

— Не против отца, а против цирка!

— Ладно, ладно! Можешь сколько угодно ее оправдывать! Ты просто не желаешь видеть того, что очевидно всем. Тебе известно, что в труппе ее за глаза называют Королева Фи? — Он презрительно засмеялся: — Королева Фи — как тебе?

— Да как-то так… Ну ладно, мне пора идти. Не хочешь проводить меня до палатки?

Мара сделала вид, что не заметила, как трудно мистеру Сэму подняться с дивана. Подойдя к зеркалу, она перебросила длинный, в тон юбке шарф через плечо, а затем застегнула потуже медный пояс-цепочку. «Неплохо для пятидесяти восьми», — подумала она, откровенно любуясь своим отражением.

Когда она вышла, мистер Сэм уже ждал ее, опершись на трость. Заперев дверь, Мара подергала ее на всякий случай. Вдруг из-за угла вылетел запыхавшийся стажер — помощник директора:

— Мистер Сэм! Я никак не могу найти мистера Майкла, а на стоянке цирка Лэски стряслось что-то нехорошее! Как я понял, речь идет о Мишель и Дэнни…


Когда они вышли из вагона, Дэнни быстро помчался вперед, упорно игнорируя сестру. Но Мишель все равно была очень довольна, она старалась не отстать от брата, радостно вглядываясь в суету возле зарешеченного фургона, с утра сновавшего между железнодорожным вокзалом и будущим цирковым городком.

Разгрузка платформ все еще продолжалась. Под ногами хрустел гравий, которым рабочие засыпали все ямы и выбоины на дороге, чтобы фургон, не дай Бог, не забуксовал. Весь мусор — склянки, проволока, палки — были убраны в сторону, чтобы слоны невзначай не поранили себе ноги. К семифутовой подножке платформ были приставлены доски и сходни, и всех зверейуже вывели. Вприпрыжку догоняя Дэнни, Мишель высматривала Конни, свою любимую слониху. Еще дома Мишель стащила из буфета булку, и та сейчас лежала во внутреннем кармане ветровки.