Он приехал через три с половиной месяца. Разбудил ее посреди ночи - и как только охрана пустила его в клинику? Аня подскочила с кровати, сонная и перепуганная.

-- Что? - только и спросила, заглядывая в его серые с лихорадочным блеском глаза, предчувствуя самое страшное.

-- С Новым годом, - спокойно сказал Илья, протянув ей цветок. Аня с изумлением уставилась на белоснежную орхидею в пузатом горшке. И где только раздобыл такое чудо?

-- Ты что? Ты пришел среди ночи, чтобы подарить мне цветок? - не поверила она, выудив из его холодных рук орхидею. Поставила на тумбочку у кровати и снова вернулась к Илье. Он улыбался счастливо и безмятежно.

-- Я пришел, потому что мы победили, - он взял в ладони ее лицо и поцеловал. -- Мы победили. Победили, - шептал он как заведенный. -- Победили! - заорал он, подхватив Аню на руки и закружив по палате.

-- Ты что? - перепугалась она. -- Всю клинику разбудишь.

-- Плевать. Мы победили, ты понимаешь?!

-- Да, - робко ответила Аня. Он поставил ее на ноги, и она с удивлением увидела в его веселых глазах слезы. Она обняла его за шею и шепнула в самое ухо:

-- Не плачь, - и поцеловала.

И мир перевернулся. И дышать стало невозможно. Да что там дышать? Невозможно выжить, если сию же минуту не получить его целиком. Всего. С его безмятежной улыбкой, счастливыми слезами и бесшабашностью. Вновь ощутить себя его частью, его половинкой или Бог знает чем еще, но лишь бы быть с ним. Целовать его холодные от мороза губы. Прижиматься к его горячему как раскаленный песок телу и смотреть в его шальные от страсти почти черные глаза. И сходить с ума вместе с ним. Потому что только так и должно быть в их общем на двоих сумасшествии, именуемом любовь.

Полгода спустя...

Илья опаздывал и страшно злился. Он должен быть в аэропорту через два часа, а все никак не мог завязать этот чертов галстук. Был соблазн плюнуть и переодеться в джинсы и майку, которые так любила Аня, но форма одежды сегодня имела значение.

-- Твою мать! - процедил он, сорвав с шеи галстук. Он никогда не умел завязывать их, поэтому почти не носил. Разве что в армии. Но тогда все галстуки ему вязал Андрюха.

Илья тяжело вздохнул и присел на край кровати. В затылок кольнула боль раскаленной иголкой, да там и осталась, назойливо впиваясь в мозг. Так бывало всегда, когда Илья вспоминал о Дарханове. А он так и не нашел его убийцу. Илья потер ладонями лицо, взъерошил уложенные с гелем волосы и со злостью зашвырнул галстук. Подошел к окну, вытащил сигарету из пачки на подоконнике и закурил. На глаза попался цветок орхидеи, вызвав небывалый прилив нежности и любви. Эту орхидею Илья дарил Ане. Давно. Кажется, в прошлой жизни. Впрочем, в новой жизни, которая теперь у них на двоих, нет, на четверых, он тоже дарил ей орхидею. Илья выпустил клуб дыма и прислонился лбом к стеклу. А ведь это Андрюха познакомил его с Аней. Если бы не он...

Илья узнал об Ане, вернувшись из наряда. Андрюха сиял, как новая копейка, и все махал у Ильи перед носом каким-то письмом. А потом гордо заявил, что нашел Илье любовь всей жизни. Уже позже Дарханов признался, что совсем не ожидал, что из его затеи отвлечь друга от несчастной любви, выйдет что-то серьезное. Но вышло, да настолько серьезно, что Илья не мыслил своей жизни без Ани.

Столбик пепла упал на белоснежный подоконник, Илья проводил его взглядом и улыбнулся.

Он шел на свидание с загадочной Анной, писавшей ему такие умопомрачительные письма, и до дрожи в коленках боялся, что она не придет. Она пришла. Илья узнал ее сразу: хрупкую, в тоненькой курточке (и это в середине января-то!) с развевающимися на зимнем ветру золотистыми волосами и ледяными тоненькими пальчиками без перчаток. Что он только не делал, чтобы отогреть ее красные от холода ладошки! А она улыбалась смущенно и говорила, что ей не холодно. И это ее смущенное и упрямое "мне не холодно, я привыкла" доконало Илью на их первом же свидании. И он купил ей варежки, потратив почти все свои немногочисленные деньги. Смешные такие варежки, детские, то ли с зайцами, то ли с медведями, потому что купить что-то на Аню можно было разве что в "Детском мире", в остальном она тонула, как Илья утонул в ее сияющих глазах цвета неба.

У них было еще много подарков, которыми Илья задаривал Аню, дороже и красивее тех смешных варежек, но вот что странно - Илья не мог вспомнить ни один так ярко, как те варежки. Они остались для Ильи символом счастья. Как золотистые искорки на дне синих глаз его принцессы. Эти легкомысленные искорки будоражили его кровь и вспыхивали каждый раз, когда он ее целовал. И как же он ругал себя тогда, четырнадцать лет назад, что так долго тянул и не давал воли своим чувствам. Это ж надо - поцеловаться через полгода свиданий! Нет, конечно, Илья не мог удержаться, и целовал Аню украдкой в висок, когда она засыпала в его объятиях. Такое бывало, когда они загуливались допоздна (насколько позволяло время его нечастых увольнений, хотя последние он зарабатывал себе с завидным упрямством), и Аню смаривало в троллейбусе. И это было самое замечательное время: ощущать ее спокойное дыхание и едва уловимый запах моря ее рыжих волос совсем рядом, целовать ее тайком, чуть слышно, чтобы не почувствовала, не проснулась.

А потом...потом было хуже. Он провожал Аню до калитки и бежал две-три, четыре, как повезет, остановки. До изнеможения. Чтобы в казарме рухнуть на койку и вырубиться, ничего не слыша и не чувствуя. А потом просыпался среди ночи от острого желания обнять Аню, прижать к себе, вдохнуть аромат ее волос, ощутить на губах ее поцелуй, чуть солоноватый, как море, дикий, словно необузданный ветер. Ему хотелось тискать и мять ее и уже, наконец, получить ее. Всю целиком, без остатка. И никому никогда не отдавать. И их первая ночь не притупила его желаний, а наоборот, распалила, превратила в сокрушительную лавину, безудержную и опасную, как сама Аня. Она вообще была страстной всегда. Огненной. И каждый раз сжигала Илью, чтобы потом как ласковый прибой своей нежностью воскресить его, обращенного в пепел ее желанием. И ему нравилось сгорать вместе с Аней. И возрождаться вновь от ее тихого дыхания. Нравилось накручивать на палец ее пшеничную прядь, щекочущую ему грудь. Нравилось думать о ней: "Моя". И узнавать ее каждый раз с новой стороны. И в такие моменты его уверенность, что он знает все о своей принцессе, разбивалась вдребезги, как волны об острые скалы. Оказалось, Илья совсем не знал ту, что называла его своим Грэем.

Но одно не менялось никогда и вовек не изменится, Илья знал совершенно точно - Аня любит его. Всегда любила. Как никто и никогда. И через два часа он встретит ее в аэропорту, куда она прилетит из Германии вместе с Татой. Привезет сюда, в этот дом с видом на Финский залив. В дом, который Илья построил для нее. И здесь он исполнит ее мечту. Она будет в восторге - Илья не сомневался.

А потом они разгонят гостей, уложат детей спать и займутся любовью. И только когда у них появится передышка, Аня начнет приставать к нему, как ему удалось совершить чудо. А он лукаво улыбнется и не станет ей рассказывать, как он готовился. В Финляндию мотался, чтобы найти самый лучший, самый правильный корабль. Чтоб как в ее любимой сказке непременно под алыми парусами. Немецких докторов задабривал, чтоб раздобыть Анин паспорт, а потом кланялся в ножки родной тетке, работающей в ЗАГСе, чтоб та "реанимировала" их с Аней старое заявление и поженила без участия невесты. Она, конечно же, начнет его уговаривать, но он не станет ей ничего рассказывать, и все тут.

-- Пап, - позвал его сын и потянул за руку. Илья взглянул на Максима. Высокий, черноволосый семилетний мальчишка в костюме юнги смотрел растерянно и даже немного хмуро. Илья подхватил его на руки и поднял высоко, словно пикирующий самолет, перехватил у самого пола и усадил себе на плечи. Максим хохотал.

-- Ну что, корабль готов, юнга? - весело спросил Илья.

-- Да, капитан! - отрапортовал сын, смеясь. -- И команда на борту. И мама, - неуверенно добавил он.

-- А за мамой мы сейчас поедем, - и Илья подхватил Максима, стягивая с плеч.

-- Не надо никуда ехать. Я уже здесь, - произнесла Аня совсем близко.

Илья поставил Максима на пол. Сын тотчас подошел к Ане, присевшей ему навстречу, обнял ее за шею, что-то шепнул в ухо и, чмокнув в щеку, умчался на улицу.

-- Вы когда прилетели? - спросил Илья, рассматривая Аню. Она совсем не изменилась, его маленькая солнечная принцесса. Даже месяцы сложных операций и изнурительной реабилитации не оставили на ней болезненного отпечатка и ни единого шрама на смуглом лице. Только волосы отрасли - золотыми кудрями струились по спине. На ней было длинное, до самых щиколоток, платье цвета неба, обтекающее ее изумительное тело, как вторая кожа. Закусив губу, она теребила золотую подвеску-подкову, которую Илья вернул ей в новогоднюю ночь. На тонком запястье тренькали браслеты в унисон трепыхающемуся в груди сердцу Ильи.

В ее глазах засияли золотистые искорки, губы дрогнули в улыбке, когда она вместо ответа шагнула к Илье и поцеловала. У их поцелуя был вкус ванили и миндаля. В их прикосновениях робость и неверие, словно они не видели друг друга тысячу лет, а не неделю. И только в глазах плавилось золото любви, и дыбился ураган страсти, еще укрощенный, но уже рвущийся на волю, почти вырвавшийся. Поэтому когда Аня отстранилась, Илья разочарованно вздохнул.

-- Мне нужно сказать тебе... - неуверенно заговорила Аня. Илья смотрел с любопытством. Что такое она хочет ему сказать, что так волнуется - отводит глаза, хмурится и даже спина напряглась? -- Понимаешь...в общем...Я не знаю...У тебя уже есть Максим и Арсений...и...

-- У нас, - перебил Илья. -- Арсений и Максим - наши дети. Арсений, кстати, заявил, что будет не один, представляешь?

Аня кивнула и немного расслабилась. Вот и славно.

-- Он влюбился.

-- Кто?! - растерялся Илья.

-- Наш сын Арсений, - улыбнулась Аня, обняв Илью и потершись об его пиджак. -- Ты разве не знал, что у него есть девушка Лиза?

-- Я? Я не знал, - усмехнулся Илья. -- Хотя девушка - это хорошо. У такого красивого парня отбоя не должно быть от девушек.

-- Мне кажется, он однолюб. Весь в отца. И глаза у него горят, как у тебя. Четырнадцать лет назад, - добавила она шепотом. Илья ничего не ответил. Да и что тут скажешь? Четырнадцать лет назад все по-другому было: страсть, глупость, отчаянность. Как всегда, когда молод. И Арсений молод. Главное, чтоб ошибок не наделал, как его бестолковые родители в свое время. Но на то у него есть живой пример счастливых родителей. Теперь счастливых.

-- Ау! Вы где пропали?! - из недр коридора донесся голос Таты. А еще через мгновение появилась и она сама: черные волосы коротко острижены, минимум макияжа, а в глазах все тот же пепельный туман, что и тогда, когда не стало Андрея.

Илья дернул плечом, по спине пробежал неприятный холодок. Аня посмотрела вопросительно, но Илья промолчал. Смотрел в карие глаза Таты, подернутые туманом безысходности и отчаяния. И этот туман в ее прищуренных глазах - единственное, что осталось от прежней Таты, которую знал Илья. Впрочем, и Татой сейчас ее никто не называл.

Она сильно изменилась. Всегда веселая, теперь она улыбалась очень редко. Часто замыкалась в себе и в такие моменты ее лучше было не трогать. Зато ее карьера пошла в гору. За прошедшие восемь месяцев свет увидел две книги ее авторства, одна из которых стала мировым бестселлером. Она забывалась в рукописях, словно погружалась в другой, только ей подвластный и интересный мир, спасающий от боли реальности. В Питере ее узнавали на улицах (Илья лично был тому свидетелем), только там она появлялась редко. Все больше путешествовала. Не засиживалась долго на одном месте. Разве что у Ани в больнице, куда прилетала каждые две недели.

-- Вот вы где, - на губах ее мелькнуло подобие улыбки. -- Там уже все готово. Ждем только вас.

-- Мы уже идем, - Илья взял Аню за руку, увлекая за собой, не дав ей ничего сказать.

Как и предполагал Илья, сюрприз Ане понравился. Как зачарованная она смотрела на дрейфующий на волнах залива корабль под алыми парусами, и небесные глаза ее сияли золотыми искорками. А поднявшись на борт, растерялась. Не ожидала, что это не просто сюрприз, а свадебный подарок. И когда Илья надел на ее безымянный пальчик обручальное кольцо, разревелась. И стала похожей на ту смешную девчонку, которая украла его сердце четырнадцать лет назад.

Потом они веселились: катались на лошадях, купались. Илья с сыновьями и Матвеем, сыном Костромина, гоняли в футбол против Крутова, Мостового и Алекса. А женщины накрывали на стол и болели за своих мужчин. Ближе к вечеру Максим потянул Аню в свою обсерваторию, которую Илья обустроил специально для него, грезившего космосом. А Илья устроил всех гостей.

И когда всем были показаны их комнаты, а дети уложены спать, Илья отыскал Аню, сидящую на крыльце, и потянул в спальню. Закрыв на ключ дверь спальни, он прижал Аню к стене и поцеловал. Он хотел ее и больше не мог ждать. Похоже, Аня разделяла его мысли и желания, потому что запустила руки под его рубашку, погладила по спине, обняла. Тело Ильи отозвалось на ее прикосновения незамедлительно, кожа покрылась мурашками и вмиг стала болезненно-чувствительной. И целоваться вдруг стало невмоготу, как и стоять у двери. Нужно было перебраться на кровать, но Илья почему-то забыл, где эта самая кровать находится.