Лоретта Чейз - Мисс Чудо

— Оно и видно. Как ни печально, я, кажется, тоже ее недооценил, не то сложил бы свои пожитки и отправился в путь, — заявил Горди. — Дорога каждая минута. У нее в Лондоне есть влиятельные друзья. Не забудь, сестра ее отца замужем за лордом Шерфилдом и, по слухам, имеет на него большое влияние.

Алистер повернулся к другу.

Шерфилд была одной из самых близких подруг его матери.

— Неужели ты не знал, что они родственники? — В голосе Горди звучало недоверие. — Должно быть, леди Харгейт упомянула об этом, когда ты сказал ей, куда отправляешься.

— Нет, — сказал Алистер и повернул к гостинице.

— Это очень странно, — произнес Горди.

— Ничуть, — ответил Алистер. — Когда я зашел к матери перед отъездом, то был настолько увлечен нашим блестящим планом и чудесами современной технической мысли, которые мы донесли до самых удаленных от цивилизации уголков, что ни о чем другом и не говорил. У нее не было возможности вставить даже слово.

— Шлифовал ораторское искусство, не так ли? — усмехнулся Горди. — Впрочем, знал ты об этом или не знал, пожалуй, роли не играет. У мисс Олдридж есть влиятельные друзья. Это факт. Но и у нас тоже. К тому же в нашу пользу говорят все практические преимущества, которые ты с таким блеском изложил собравшимся.

Алистер напомнил аудитории, что их канал, протяженность которого сравнительно невелика, будет проходить по малонаселенной части Дербишира. Маршрут канала пролегал по довольно ровной поверхности, поэтому не требовались ни акведуки, ни туннели, ни шлюзы. В соответствии с недавно принятым законом от 1817 года, обеспечивающим работу бедным, предусматривались правительственные займы. Это сокращало сумму, которую они должны были собрать с инвесторов.

Он знал, что план хорош. Многие политики, с которыми консультировались они с Горди, заверяли их, что такой простой и недорогой план строительства канала может пройти все инвестиции, начиная с первого заседания и кончая подписанием его принцем-регентом, за два месяца, а то и скорее.

Если бы дело обстояло по-другому, они с Горди не смогли бы предпринять этот проект. Для более сложного проекта у них не было денег, а учитывая неблагоприятные экономические условия после окончания войны, их неоткуда было взять. Неурожай, случившийся в прошлом году, тоже не улучшил ситуации.

План с самого начала учитывал интересы населения. К тому же Алистер добавил к маршруту почти пять миль в угоду его любимой леди.

А она лишь вздернула носик.

— В данный момент меня больше всего беспокоит твое благополучие, — сказал Горди. — Побереги сердце, Кар. Не хотелось бы чернить твою возлюбленную, но ты заслуживаешь хотя бы предостережения. Генриетта говорит, что несколько лет назад эта леди бросила одного парня и покинула Лондон, вызвав всеобщее осуждение.

— Я знаю об этом, — сказал Алистер. — Знаю больше, чем леди Уоллентри. Так сложились обстоятельства. Пусть даже мисс Олдридж бросила десяток мужчин. Это было в прошлом, а своим прошлым я тоже не могу похвастаться.

Он ни за что не поверит, что женщина, с которой он занимался любовью, может быть жестокой и бессердечной. Она обладает открытым характером и относится к людям с сочувствием. Свои подлинные чувства она скрывала под напускной холодностью и высокомерием. Он понимал ее желание защитить уязвимые места. Но не понимал, что она затевает в настоящее время.

Он был недоволен собой. Несмотря на все усилия, ему не удалось избавить ее от трудностей.

— Кар? — окликнул его Горди. Алистер вернулся к реальности.

— Ее прошлое не имеет значения. Самое главное — построить канал. Хотелось бы мне знать, что ее беспокоит. Я был уверен, что в моем плане были учтены все ее личные возражения. Если существуют еще какие-то трудности, то я хотел бы узнать, какие именно, до того, как мы будем излагать дело в парламентском комитете.

Он привык к неожиданностям, образно выражаясь, к ударам по голове. Даже находил их стимулирующими.

Но это не означало, что он позволил бы заманить себя в ловушку в парламенте. При мысли о том, что он может от неожиданности лишиться дара речи перед коллегами и подчиненными своего отца, у него кровь стыла в жилах.

— Очень разумно, — сказал Горди. Они уже подошли к гостинице, и он понизил голос: — Поезжай в Лондон и выведай у леди все, что сможешь. А я урегулирую дела здесь и приеду следом, как только смогу.

Час спустя Джексон в испуге смотрел на неподвижное тело, распростертое на покрытой мхом земле в лесистой части Лонгледж-Хилла.

— Что ты наделал? — обратился он к Калебу Финчу. — Разве я не предупреждал тебя о том, что сказал его сиятельство?

— С ним все в порядке, — успокоил его Финч. — Я просто дал ему лекарство.

— Какое еще лекарство?

— Немного сердечных капель Годфри. Сказал, что это сердечная микстура на бузине по рецепту моей милой старенькой тетушки.

Одной из составных частей сердечных капель Годфри был опиум.

Джексон подошел ближе. Казалось, старый джентльмен мирно спит. Он даже улыбался. Должно быть, ему снилось что-то приятное. У этого мистера Олдриджа такая милая улыбка. Джексону не понравилось, что старик лежит на холодной земле и что Финч не дождался дальнейших указаний. И Джексон все это высказал Финчу.

— Но если бы я стал ждать до завтра или до послезавтра, — возразил Финч, — то вряд ли смог бы его уговорить пойти со мной. Он хотел бежать на это собрание даже после того, как я сказал, что уже около полудня и что к тому времени, как он туда доберется, все давно разойдутся. Кроме того, его сиятельство хочет, чтобы он исчез, не так ли? Ну что ж, теперь это будет проще сделать. Погрузим его в телегу и увезем.

— У нас нет телеги, — сказал Джексон.

— Есть, — сказал Финч. — Я позаимствовал ее на шахте. И лошадь прихватил. Они ждут нас внизу у дороги. — Он кивком указал на старую, заросшую тропу для вьючных лошадей. — Не я ли говорил вам, что у мисс О. имеется про запас сотня всяких хитростей? Разве я был не прав? Вы позволили ей уехать в Лондон, где у нее полным-полно знакомых, родственников, и теперь она сотрет вас в порошок. Я знал, чем все это кончится, и подготовился заранее. Я не жду благодарности, тем более что выполнял свой долг.

Оно и к лучшему, что Финч не ждет благодарности, потому что Джексон не собирался его благодарить. Подчиненный должен следовать указаниям начальника, а не делать все, что взбредет в голову.

А Финч именно так и поступил, и теперь они не могли отпустить мистера Олдриджа.

— Именно этого хотел его сиятельство, — сказал Финч. — Мисс Олдридж поспешит вернуться из Лондона, как только узнает, что исчез ее папенька. Пока она будет здесь искать его, хозяин быстро и беспрепятственно проведет через парламент закон о каналах. А тем временем мистер О., живой и здоровый, будет жить у нас в Нортумберленде. Как только лорд Гордмор подпишет документы, мы отправим старого джентльмена домой. Вы только представьте, как все будут счастливы, когда увидят его, будто он вернулся с того света.

— Ты лучше постарайся, чтобы он вернулся в том же состоянии, в каком ушел, — предупредил его Джексон. — Его сиятельство несколько раз напомнил мне, что джентльмену ни в коем случае нельзя причинять вреда. Так что будь поосторожнее со своими сердечными каплями, Финч. Если ты дашь ему слишком большую дозу, он может умереть, и уж тогда я позабочусь о том, чтобы тебя повесили.

Мирабель и миссис Энтуисл, как и подобает леди, путешествовали в сопровождении слуг и верховых. Проехав около шестидесяти миль, они остановились на ночь в гостинице Маркет-Локборо.

После ужина, к которому Мирабель едва притронулась, они перешли в гостиную в ожидании чая.

Служанка, которая принесла чай, сообщила леди, что с ними желает поговорить некий мистер Карсингтон.

— Силы небесные! — воскликнула миссис Энтуисл. — Он времени не терял.

Мирабель не сказала ни слова, лишь расправила плечи, но сердце у нее гулко забилось.

— Проводите его сюда, — сказала мисс Энтуисл. Мгновение спустя вошел Алистер. Лицо его выдавало усталость, глаза потемнели. Но в остальном он был таким же безупречным, как обычно: каждый волосок лежал на своем месте, создавая видимость романтической небрежности, на месте была каждая складочка галстука без единой морщинки.

Мирабель испытала сумасшедшее желание вскочить и взъерошить ему волосы. Но тут же напомнила себе, что расслабляться было бы роковой ошибкой. Он сделает с ней все, что захочет. Нет, она должна притвориться, будто он ее злейший враг. Иначе пропадут результаты всех ее трудов за последние десять лет.

В ответ на его поклон она холодно кивнула, сложив руки на коленях, и предложила ему выпить с ними чаю.

— Я пришел не на чашку чая, — проворчал Алистер, снял шляпу и подошел к ней. — Я удлинил канал на пять миль ради вас, хотя это создает неудобства для моего партнера и увеличивает расходы. Но вас и это не устроило, судя по вашим действиям. Почему?

— А почему вы и лорд Гордмор по-прежнему проявляете настойчивость? Ведь я не скрывала, что готова на все, только бы сорвать ваши планы.

— Если я вам больше не нравлюсь, так и скажите. В обычных обстоятельствах было бы нечестно играть моими чувствами, но…

— Я? Я играю чувствами человека, о чьих любовных похождениях слагают легенды? — возмутилась она. — Не смешите меня.

— В данном случае мои чувства не играют роли, — продолжал он, пропустив ее слова мимо ушей. — Можете разбить мое сердце, если вам угодно. Но каким-нибудь другим способом. Вы не представляете, сколько вреда ваши действия причинят другим людям.

Разбить его сердце? Она похолодела. Даже Уильям не обвинял ее в том, что она играет его чувствами. После того как она с ним порвала, многие стали относиться к ней холодно и отчужденно, а те, кто от нее отвернулся, с удовольствием рассказывали, о чем шепчутся у нее за спиной.

Ее называли кокеткой. Говорили, что она, мол, бессовестно использовала Уильяма Пойнтона. Когда она уехала, ей писали письма. Люди, видевшие его в Венеции, утверждали, что он плохо кончит, что умрет от несбывшихся надежд. Что почти не притрагивается к кисти, что, закончив стенную роспись, уехал в Египет, поклявшись никогда не возвращаться в Англию.

И все по ее вине.

На мгновение ее охватили воспоминания о первых двух ужасных годах после разрыва с Уильямом, и ей снова, как тогда, показалось, что в ее жизни больше никогда не будет ничего хорошего.

Она едва сдерживала слезы.

Это разозлило ее.

Она встала, дрожа от возмущения.

— Значит, я с вами играла, не так ли? Вот как вы обо мне думаете.

— Я не это имел в виду.

— Мне следовало бы понять, что моя развязность унизит меня в ваших глазах, — произнесла она. — Но упреков и обвинений я от вас не ожидала. Вы, наверное, думаете, что я возражаю против вашего канала, просто чтобы помучить вас? Считаете меня мелочной и ничтожной?

— Разумеется, нет. Не надо превратно толковать мои слова.

— Может быть, я неправильно поняла? — Мирабель вопросительно взглянула на миссис Энтуисл.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответила миссис Энтуисл, с невозмутимым видом положив себе на тарелку кусочек торта. — День был такой суматошный, и я слишком устала, чтобы решать столь сложные вопросы. Если вам не терпится продолжить спор, будьте любезны, перейдите в столовую, чтобы я могла спокойно выпить чаю.

Войдя в гостиницу, Алистер не обратил на миссис Энтуисл ни малейшего внимания. Он видел только Мирабель. Соберись на лестнице толпа слуг, чтобы подслушать разговор, он не заметил бы и их.

Злясь на себя, он последовал за Мирабель в смежную комнату и закрыл за собой дверь. Она подошла к банкетке, стоявшей в самом дальнем углу под окном, выходящим на улицу.

Алистер понял, что обидел ее своими речами. На собрании, посвященном каналу, он вел себя гораздо тактичнее. Ну почему его мозг сжимается до размеров горошины, когда он находится рядом с ней?

— Я не хотел… — начал было он и умолк, не в силах произнести еще хоть слово. Ему не хотелось говорить. Хотелось обнять ее и вымолить прощение. Она стояла в напряженной позе и была бледна.

— Прости меня, — сказал он. — Я так хотел порадовать тебя новым планом канала, но мне это не удалось, и я вышел из себя.

— Рано об этом говорить, — сказала она. — Вы выиграли первый раунд. Неизвестно, кто победит в последнем.

— Может быть, скажешь мне, что я сделал не так? Я попытался бы все исправить, но я сбит с толку. Возможно, я поторопился, решив, что мы сможем пожениться, как только я преодолею это последнее препятствие. Канал. Видимо я ошибся. Канал не единственное препятствие. Но остальные мне неизвестны. Я соблазнил тебя, хотя понимал, что это нечестно. Прежде надо было завоевать твое сердце. Но я так желал тебя, что ничего не мог с собой поделать. Если не питаешь ко мне никаких чувств, скажи, и я оставлю тебя в покое.