Ирина Мазаева - Мисс совершенство

– Ты меня успокаиваешь, да?

– Да. Точнее, нет. Я тебе правду говорю. Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Это, в общем-то, и не позор. Так. Немного шокирующе, но в целом в рамках. Ты же ничего не разбила, никого не обидела. Даже не поцеловалась ни с кем, несмотря на предложения.

– Как ты не понимаешь, Мишка! Дело же не в этом! Это ведь… это ведь как будто не я была. Это была какая-то… стерва, вот! Какая-то пошлая, глупая, агрессивная… – Маша старательно подбирала слова, – фамильярная, несдержанная – разнузданная! – деваха. А я – не такая! Я совсем не такая. И не хочу такой быть. Понимаешь, раньше я была уверена в себе, я знала, кто я. А теперь я совсем сбита с толку. Я теперь сама себя боюсь. И больше всего хочу знать, что это было. Как это вдруг я стала не самой собой, а кем-то другим? Пока единственное, что мне приходит на ум, так это – красные сапоги. Но ведь не могут же они так мистически влиять на меня?

– А может, все прозаичнее? Может, ты просто напилась?

– Я не пила вчера вообще! Ты что! Ты же видела!

– Да, я видела, что ты не пила. А в великие и ужасные красные сапоги я тоже как-то не особо верю.

– Да я, если честно, тоже не верю. Но так хоть какая-то зацепка есть. Хороший выход: не надевать красные сапоги, и этого кошмара больше не повторится. А если дело не в них, тогда… тогда ведь этот ужас может повториться. А я этого так боюсь…

– Да, загадка… Может, тебе еще подумать? Ты ведь такая умная, всегда все можешь по полочкам разложить.

– А сегодня – не могу. У меня вчера с этой мамбой как будто мозг отключился. И больше не включается, – вздохнула Машка.

– Да, Шаша вчера был в шоке…

– Не говори мне про Шашина! – взвыла Машка. – Я теперь вообще не знаю, как ему в глаза смотреть.

– Ага! Тебе не все равно, что он подумал!

– Конечно, не все равно. Ворвалась к нему домой, раскомандовалась. Вела себя, как…

– А мне кажется, все-таки ты в него влюбилась. Ты вчера от него весь вечер не отходила.

– Я от него не отходила? – поразилась Машка.

– Конечно. Я за тобой наблюдала. Мне показалось, все эти твои танцы были исключительно ради него.

– Да при чем тут он? И это вообще была не я! И мне на него плевать. И пусть он думает себе, что я – психичка, сколько угодно, – Машка подтянула коленки к груди, обхватила их, уткнулась в них носом и обиженно замолчала.

– Да ладно тебе, с кем не бывает? Может, он и не думает о тебе, что ты – психичка. Мы же не знаем.

Маша молчала.

Молчала, потому что в голове у нее был полный сумбур. Если раньше она всегда спокойно могла контролировать свои мысли и чувства, то сегодня у нее это плохо получалось. Никакой гармонии и привычного ей душевного спокойствия не было и в помине. Наоборот, на ровной глади ее души все явственнее намечался легкий шторм. И чем больше говорила Мишка, тем большее волнение вызывала у Маши. Особенно когда завела разговор про Шашина.

Маша отчаянно пыталась понять, почему ей вдруг стало не все равно, что тот о ней подумал. Почему, размышляя о своем вчерашнем позоре, она в первую очередь думала о нем? Пыталась вспомнить его реакции на ее поведение. Что он говорил? Как себя вел? Но вспомнить не получалось.

И тут же она начинала злиться на него. Как будто это он был во всем виноват. Как будто из-за него она стала отплясывать эту дурацкую мамбу. Как будто из-за него стала цеплять Якушеву. Понимала, что он ни при чем, и еще больше злилась. На себя саму – за то, что думает о нем, потом снова – на него…

Да еще и Мишка со своими предположениями! Маше в какой-то момент захотелось спрыгнуть с кровати и накричать на подругу. Объяснить ей, что нет у нее никакой любви к Шашину. Выгнать Мишку, сказать ей, что она лезет не в свое дело. Что она всегда во все лезет. Со своими-то парнями разобраться не может, а пытается Машке чем-то помочь. А помогать-то ей вовсе не надо. Ведь она никого не любит, и поэтому ей просто замечательно жить на свете.

– Я совершенно уверена в том, что… – продолжала вещать про Шашина Мишка, не замечая состояния подруги.

Машино же ухо выловило только одну фразу:

– …жаль, что он не видел, как ты отплясывала на столе…

– Что?! – тут же вскинулась она.

– А ты что, не помнишь? – удивилась Мишка. – Ты же потом со своей мамбой еще и на стол влезла.

Маша нырнула обратно под одеяло, спрятала голову под подушку. Оттуда только донеслось:

– Я не пойду завтра в школу. Я вообще в другую переведусь. Чтобы никогда никого не видеть!

Но в школу пойти пришлось. Что-что, а прогулять уроки просто так, без уважительной причины, Маша себе позволить не могла, ведь она была самой ответственной девочкой на свете. Она всегда считала, что душевные переживания душевными переживаниями, а дело делом. По ее мнению, любой умственно полноценный человек в состоянии контролировать свои чувства и эмоции. А вчера… вчера… Вчера это было просто переутомление. Просто минутная слабость.

В понедельник утром Маша взяла себя в руки и спокойно собралась в школу. Они с Мишкой жили в соседних домах, но ходили на уроки порознь, потому что Мишка всегда опаздывала, а Маша, которая была пунктуальной до мозга костей, это вынести не могла. Она-то всегда приходила минут за пятнадцать до звонка, чтобы настроиться на учебу, повторить заданный параграф или прочитать заранее новый материал, чтобы на уроке можно было задать вопросы.

Но в этот день, чем ближе подходила к школе Маша, тем больше она начинала жалеть, что не зашла за подругой. Почему-то ей очень хотелось прийти в школу не одной. Сама не заметив, она даже стала шаг замедлять.

В душе у Маши шла борьба: позвонить Мишке или не позвонить? Или подождать ее за углом, ведь наверняка она, как обычно, опаздывает. Однако, поймав себя на этих мыслях, Маша сама себя тут же и отчитала: «Прямо как маленькая. Взрослый человек отвечает за свои поступки. Вела себя вчера как идиотка, так и нечего теперь за чужие спины прятаться». С этими мыслями Маша решительно прибавила шаг.

А подходя к школе, успокоила себя еще и тем, что, возможно, она все преувеличивает. Ведь каждый человек озабочен прежде всего собственной персоной, и одноклассников больше волнует, как они выглядели на вечеринке. И, по большому счету, до нее им нет никакого дела. Равно как и ей до них. Если вдруг решат о ней что-нибудь подумать, так ей на это наплевать. НАПЛЕВАТЬ.

Маша подошла к школьному крыльцу.

На котором стояли Шашин, Славик и Якушева.

На секунду Маша растерялась. Но потом снова взяла себя в руки и направилась вверх по ступенькам: «Им нет никакого дела до меня. Мне нет никакого дела до них!»

– Капустина, объясни-ка нам суть мамбы. Что-то мы вчера плохо поняли! – первым закричал Славик.

– Хочешь, Шашечка тебе стол для танцев принесет? – то ли хитро, то ли зло прищурилась Якушева.

– Если надо – я с удовольствием, – откликнулся тот.

Маша замерла.

Надо было еще раз взять себя в руки и просто пройти мимо с гордо поднятой головой.

– Hey, mambo! Mambo italiano! Hey, mambo! Mambo italianо! – неожиданно раздалось сзади.

Маша обернулась: это подходили к крыльцу ее одноклассники Генка Завьялов и Костя Лепенец.

И тут…

И тут Маша сама не поняла, что случилось.

Она просто бежала, и бежала, и бежала домой, не разбирая дороги. А вслед ей неслось:

– Go, go, go you mixed up sicialiano

All you calabraise – I do the mambo like a crazy with a…

Hey, mambo!

« Капустина, что с тобой? Мы тебя обидели?» – Маша, тупо уставившись в монитор, тридцатый раз перечитывала сообщение ВКонтакте. Отправителем значился Саша Шашин. И она снова была совершенно сбита с толку.

Вежливость требовала дать ответ, и Маша послушно набрала: « Нет. Вы меня не обидели. Ничего страшного. Просто я заболела».

И это была истинная правда.

Примчавшись домой, Маша без сил бухнулась на кровать. И поняла, что встать с нее не может. На нее накатила какая-то дикая слабость. Что с ней было впервые. Маша вообще отличалась крепким здоровьем: у нее никогда ничего не болело. И даже сезонные грипп и ОРЗ обходили ее стороной. Удивленная собственным состоянием, Маша вызвала врача на дом.

Добрая тетя доктор тут же поставила ей несколько диагнозов: гипотония, вегето-сосудистая дистония, анемия и общее переутомление. И строго-настрого наказала сдать все анализы. После ее ухода Маша вылезла в Интернет и внимательно изучила все свои болячки. А потом позвонила маме и попросила ее на пути с работы зайти в магазин за фруктами и в аптеку за витаминами. А сама отправилась на кухню, разморозила мясо, приготовила его и заставила себя, хотя ей и не хотелось есть, слопать огромный кусок, чтобы восполнить в организме заподозренный доктором дефицит железа.

А вечером обнаружила в почте послание от Шашина.

Шашин ее ответом не удовлетворился и быстренько написал снова: « Отлично. Давай завтра встретимся. На остановке в семь».

Маша снова оказалась в тупике. Зачем он хотел с ней встретиться? Об этом в письме не было ни слова.

Немного подумав, Маша решила, что встретиться с ним нужно. Она поймала себя на том, что ей очень хочется все ему объяснить. Что она так вела себя не специально. Что ничего плохого не хотела. Что никаких чувств к нему не испытывает. А потому извиняется и предлагает просто забыть это недоразумение.

«Хорошо. Завтра в семь тридцать», – ответила на сообщение Маша.

В шесть у нее были танцы.

Наталья, как и обещала, назначила на место солистки Лиду Киприянову.

– А я уже знаю эту партию! Я знаю все дроби! – тут же радостно защебетала Лида. – Я могу хоть сейчас станцевать.

– Хорошо. Только сначала все же разминка.

После разминки повторили алегриас. А потом перешли к булериасу, где была сольная партия.

Маше было непривычно стоять не на своем месте. А когда пришло время для соло, она едва удержалась, чтобы по привычке не выйти в центр репетиционного зала.

Вместо нее выскочила вперед Лида. И, действительно, ловко, лишь чуть сбившись в одном месте, отбила все дроби. А Маша просто стояла и смотрела, как за нее танцует другая. Как ее любимую партию танцует другая девчонка. И ей было ужасно больно и обидно.

Снова и снова танцевали булериас. Снова и снова выходила в центр зала Лида. Снова и снова Маша оставалась стоять в стороне. Снова и снова колола и жгла ее обида.

Ей по-прежнему было непонятно, что с ней не так. Почему ее отстранили, вычеркнули из солисток. Она силилась понять, чем лучше была Лида, всматривалась, вслушивалась в удары ее туфель, но ничего не выходило. Каждый раз та допускала ошибку. Пусть небольшую, пусть почти незаметную, но ошибку. Чего никогда не делала Маша.

И ей казалось, что Наталья несправедливо поступила с ней. За что-то на нее обиделась или невзлюбила, а потому просто мстит ей непонятно за что. Потому что не может быть эта Лида Киприянова лучше Маши. Не может, и все.

Все эти переживания так захватили ее, что Маша совершенно забыла о том, что после танцев встречается с одноклассником, а потому едва не ушла по привычке домой. И уже у самой остановки ее вдруг как молнией ударило: Шашин!

Было ровно семь тридцать. Его не было.

Маша неожиданно разволновалась. Почему-то испугалась: а вдруг не придет? Потом старательно объяснила сама себе, что волноваться не из-за чего. Не придет – так и не надо. Это ведь не она настаивала на встрече.

Шашин опоздал на семь минут.

– Это тебе! – он торжественно вручил ей букет хризантем.

– Спасибо! – вежливо сказала Маша. – Только зачем это? – и начала волноваться еще больше.

– Как зачем? – удивился Шашин и… не нашелся, что сказать.

Маша тоже как-то совсем забыла, зачем они тут встречаются.

Подошел автобус № 3.

– Это наш! – неожиданно громко объявил Шашин и ловко затащил Машу внутрь.

– А куда мы едем? – осторожно поинтересовалась она.

– В рай, – тоном, не терпящим возражений, пояснил он.

В «Раю», точнее, в кафе «Paradise» было людно, но, несмотря на это, столик на двоих нашелся.

– Капустина, ты позавчера была потрясной. Круто ты танцуешь. Все в шоке. Мне понравилось, – Шашин, улыбаясь, смотрел на нее.