– Конечно, не возражаю.

Я передал дочку любящей тетушке. Джорджина выглядела точной копией своей матери, и я был просто счастлив от этого. Мы зачали ее незадолго до нашей свадьбы, которая состоялась пару лет назад и была отмечена пышным торжеством в Нью-Йорке. В то время мы еще не знали, что Бьянка беременна.

В следующие после нашей свадьбы выходные мы полетели в Палм-Бич, чтобы забрать свадебный торт, который выбрали во время дегустации ровно год назад. Нам доставили его из кондитерской прямо на наш закрытый пляж. Мы сфотографировались на фоне роскошного торта, съели пару кусочков, а оставшуюся часть отправили в расположенный неподалеку дом престарелых, чтобы порадовать его обитателей.

Взяв Бьянку за руку, я отвел ее в музыкальный зал.

Она просто подпрыгнула от неожиданности, войдя туда.

– Что за шутки? Ты это серьезно?

– Здорово, правда?

Злополучная статуя Лайзы Минелли наконец обрела постоянный дом. И не только она, но и Элвис из так называемой «квартиры Джея». Я раздобыл и другие атрибуты поп-культуры, чтобы оформить зал в общем стиле. В углу стоял кабинетный рояль и другие музыкальные инструменты.

– Наконец ты нашел для нее подходящее жилье, – смеясь, сказала Бьянка.

– Правда? Похоже, она бродила везде, подыскивая место, где могла бы напугать тебя в последний раз. – Я указал на большой портрет на стене. – Видишь, и Элвис тоже здесь. Заметила?

– То, во что ты превратил этот центр, просто потрясающе.

Прижимая ее к себе, я произнес, почти касаясь ее губ:

– Я рад, что все еще могу удивлять тебя, миссис Труитт. – Я отошел на пару шагов, чтобы полюбоваться ею. Ее соски маняще выступали из-под черной ткани платья. – Боже, твои сиськи выглядят просто восхитительно. Как бы я хотел пососать их.

– Ты каждый день восхищаешься моими сиськами. Ничего нового не хочешь сказать?

– Сегодня они приветствуют меня особенно соблазнительно. Не говоря уже о том, что сейчас такой период, когда ты не кормишь младенца, так что имею полное право полностью забрать их себе. – Я наклонился, чтобы нежно поцеловать ее сосок, и произнес: – Я уже говорил, как мне нравится твое тело, когда ты беременна?

– Ты это твердишь по нескольку раз в час.

– Как ты относишься к тому, чтобы рожать малышей постоянно?

– И кто, по-твоему, это будет делать?

– Ну, я надеюсь, что ты, моя греческая богиня.

Бьянка погладила живот – она была на четвертом месяце беременности.

– Думаю, на этом я остановлюсь. Двое детей в семье – это идеально.

Я нежно сжал ее в объятиях.

– После первого ты тоже так говорила.

– Знаю. Но после того, как малышка родилась и у меня прошли тошнота и изжога, я передумала.

– Ну, тогда я надеюсь, что ты будешь передумывать раз десять подряд.

Ее глаза округлились.

– Целых десять раз?

– Честно? Если ты согласишься, то десять детишек – самое оно.

– Ты с ума сошел, но, признаюсь, я самой себе не доверяю в этом вопросе, так что не факт, что этого не произойдет. Ведь есть две вещи, работающие против меня. Во-первых, не успеваю я слезть с таблеток, как стоит тебе только посмотреть на меня, и я уже беременна. Во-вторых, я просто не могу устоять перед тобой. Ты смотришь на меня своими ясными голубыми глазами, и я уже на все готова, лишь бы сделать тебя счастливым.

– Тогда какие проблемы? – радостно спросил я, целуя ее в шею. Надо было остановиться, иначе все кончится тем, что я предстану перед нью-йоркскими журналистами с вызывающе торчащим членом.

Кстати, о журналистах: Бьянка по-прежнему работала фрилансером в Finance Times, но бралась только за те статьи, для которых не требовалось поездок. С появлением Джорджины у нее уже не хватало на это времени, да и я нуждался в ее внимании. Впрочем, она знала, что, если бы снова захотела выйти на работу, я бы ее поддержал. Однако в последнее время ее больше привлекала роль жены и матери – именно это делало ее счастливой. Конечно, я только радовался тому, что она всегда встречала меня, когда я приезжал с работы. Правда, теперь я старался не задерживаться в офисе, спеша домой к моим любимым девочкам.

Я неохотно оторвался от нее, поцеловав в последний раз.

– Надо выйти на улицу. Скоро начнут прибывать гости.

Мы вышли из зала и увидели, что Алекс по пятам следует за нашей дочерью, которая носилась по холлу взад и вперед.

– Что это у Джорджины в руках?

– Я думала, что мы все деревянные фигурки расставили по витринам. Но, похоже, она умудрилась найти одну где-то.

Бьянка бросилась к малышке.

– Это ведь не игрушка. Она может взять ее в рот.

– Ничего страшного. Дядюшка Джелани не стал бы возражать, – сказал я. Когда я отобрал у дочки обслюнявленную статуэтку, то невольно улыбнулся – это оказался жираф. Чем больше я недоумевал, откуда она его взяла, тем более странным мне это казалось. Мы действительно убрали все статуэтки Джелани в стеклянные ящики, я сам проследил за этим. Подняв голову, я посмотрел на лампочки, скрытые в потолке. Хм-м. Будем считать, что это неразрешимая загадка, хотя в глубине души мне очень хотелось верить, что дух Джелани где-то здесь, поблизости, и дает мне свое благословение.

Тут начали прибывать журналисты. Я встал у входа, улыбаясь в окружении членов моей семьи репортерам, и мы торжественно разрезали ленточку, что и ознаменовало официальное открытие центра.

Когда мы вошли внутрь, я увидел, что уже прибыли мой отец с Майрой. Они оживленно беседовали с Александрой, а она выглядела так, словно хотела находиться где угодно, только не здесь. Я хотел бы подойти к ним, чтобы разрядить возникшее напряжение, но меня тут же оттащили в сторону для очередного интервью.

От ослепительных вспышек камер у меня заслезились глаза. Целых три репортера держали микрофоны у моего лица. Я услышал, как один из них спросил:

– Расскажите нам, почему вы решили открыть этот центр, мистер Труитт.

Я кашлянул, чтобы прочистить горло, и совершенно искренне сказал:

– Я хотел подарить людям то, что Джелани в свое время дал мне: безопасное пространство, куда можно приходить поразмышлять над своими проблемами, а также раскрыть свой творческий потенциал. Когда я впервые обратился к мастеру за помощью, я сделал это по очень странной причине. Я хотел освоить волшебное искусство резьбы по дереву, доселе мне незнакомое, чтобы покорить сердце женщины. – Я усмехнулся. – Со временем я осознал силу искусства и его важность для человека. Лично меня оно просто спасло – спасло от меня самого, от моих разрушительных заблуждений, и позволило выразить мои чувства лучше, чем это можно делать словами. В каком-то смысле это был глубокий духовный опыт. Я начал заниматься резьбой по дереву шутки ради, но Джелани вкладывал в это дело всю свою душу, в этом заключалась его жизнь, и я начал понимать, почему он так увлечен этим. Некоторые люди прекрасно умеют выразить свою любовь словами. Другие… действиями. А есть такие, кто использует для этого силу искусства. По сути своей, искусство и есть любовь. И я хочу поделиться с вами любовью, которую мой мудрый друг подарил мне, потому что теперь, милостью Божьей, моя жизнь до краев наполнена любовью. – Я улыбнулся. – И, прошу поверить мне на слово, я сам стал неплохим резчиком по дереву. Скажем так: парочка выставленных здесь статуэток – моих рук дело.

Вспышка камеры чуть не ослепила меня.

– Скажите, мистер Труитт, вам удалось покорить ту девушку?

Я моргнул.

– Конечно.

Выполнив долг перед прессой, я забрал Бандита, и мы отправились на поиски моих девочек. Заметив, что Бьянка сидит в уголке с Джорджиной, я воспользовался возможностью полюбоваться ими.

– Посмотри на них, Бандит. Разве можно поверить, что они принадлежат нам?

Я не представлял, что можно испытывать любовь большую, чем та, которая переполняла мое сердце.

Если охватившие меня чувства можно было описать одним словом, этим словом было бы «благодарность». Мне в жизни безумно повезло получить прекрасную семью. Теперь у меня нет и тени сомнения в том, что я никогда не стану принимать этот дар судьбы как должное. Тот ужас при мысли о возможной разлуке, который мы с Бьянкой испытали, сделал нас сильнее. Ничто не заставляет нас ценить кого-либо больше, чем возможность потерять его.

Бьянка выглядела усталой, а у малышки Джорджины лихорадочно горели щечки, она кашляла, и из носа у нее текло. Нужно было срочно отвезти их домой. Признаться, я и сам ничего так не хотел, как поскорее выбраться отсюда и провести тихую субботу, лениво валяясь на диване в окружении семьи.

Я взял Джорджину из рук Бьянки.

– Поехали домой.

Бандит тут же воспользовался возможностью положить голову Бьянке на колени. Из нас троих только у нее были свободные руки, чтобы погладить пса.

– Но ты же еще не можешь уйти, не так ли?

– Кто платит, тот и заказывает музыку. Так что здесь я могу делать все, что захочу. В любом случае мероприятие уже подходит к концу.

Распрощавшись с отцом и Майрой, мы незаметно выскользнули из холла.

Когда мы оказались в лифте, Джорджина начала плакать. Действие лекарства заканчивалось, малышка устала и почти засыпала. Бандит гавкал каждый раз, когда она заходилась в плаче, – он так делал всегда, вот почему в последнее время мы совершенно не высыпались.

Сразу после того, как двери лифта закрылись, произошло нечто необычное. Свет выключился на три секунды, а потом снова зажегся, и лифт пришел в движение.

Бьянка засмеялась:

– Ой, не к добру это!

– Согласен. Хотя и приятно вспомнить нашу встречу, я вовсе не уверен, что на сей раз мне удалось бы справится с ситуацией, учитывая, что в лифте со мной находятся уже две малышки, орущие во весь голос.

Она игриво шлепнула меня по руке.

– Признайся, что тебе все же понравились мои шарики и мои истошные крики в тот день?

– Еще как. Мне понравились твои шарики с первого момента нашей встречи, а особенно понравились…

– Выражайся осторожнее. Она понимает больше, чем ты думаешь.

– Гав!

– Похоже, и пес тоже, – со смешком добавил я.

Мы все уселись в ожидавший нас «Кадиллак». Бьянка пристегнула Джорджину к детскому сиденью, и наша дочка мгновенно уснула.

Половину поездки домой мы провели довольно спокойно. Тут мне в голову пришла одна мысль, и я повернулся к Бьянке:

– Ты мне так и не рассказала, что я тогда открывал.

– О чем это ты?

– Ну, как же? О той самой сексуальной фантазии, о которой ты мне пыталась рассказать несколько лет назад, но нас раз каждый раз прерывали. – Я погладил ее бедро. – Что ты себе представляла?

– В настоящий момент я могу мечтать только об одном – ты открываешь банку мороженого и скармливаешь мне в постели, одновременно массируя ноги. Это будет просто божественно.

Я откинул голову назад и рассмеялся.

– Это вполне осуществимо.

Она запустила пальцы мне в волосы и пробежала по ним.

– Ну, хорошо. Ты действительно хочешь знать, что мне тогда привиделось?

Наклонившись к ней поближе, я хрипло произнес:

– Конечно, черт возьми.

– Итак, все начиналось с того, что ты открываешь… Блин!

«Кадиллак» резко, со скрежетом затормозил. Моя рука инстинктивно протянулась к Бьянке, защищая ее.

– Простите. Какой-то ненормальный водитель подрезал меня, и пришлось затормозить, – виновато объяснил Сэм.

На этом наша спокойная поездка закончилась. От толчка Джорджина проснулась и зашлась в истерическом плаче.

Я наклонился и поцеловал малышку в макушку.

– Ш-ш-ш… Все хорошо, детка, не плачь.

Я достал телефон, вошел в YouTube, включил канал Чэнса Найтмена и нашел тот самый видеоролик с заливающейся смехом девочкой и блеющим козлом, надеясь, что это успокоит Джорджину.

Дочка взяла мой телефон крошечными ручками, но это не помогло – она разревелась еще громче.

– Гав!

Бьянка хихикнула.

– Не сработало. Ну вот, теперь у нас есть тявкающий пес, блеющий козлик, смеющийся ребенок и плачущий ребенок.

Честно говоря, я не представляю теперь свою жизнь без этого веселого хаоса. Без любимой жены, дочки – без всего нашего счастливого безумия.

– Это звуки самой жизни, Бьянка, – произнес я с сияющей улыбкой. – Сладчайшая музыка для моих ушей, Малышка Джорджи!