Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..

Её глаза расширились.

– Знаете?

– Знаю ли все его тайны? Безусловно.

Амелия повернулась к Томасу. Он не возразил. Она с восхищением возвратилась к Гарри.

– Тогда вы знаете!

– Вы не поверили мне в первый раз?

– Вежливость требовала подтверждения, – возразила она.

– Ну, в общем, да, ведь вам предстоит выйти замуж за старину, когда как мне придётся лишь терпеть его компанию раз в неделю или около того. – Мистер Глэддиш повернулся к Томасу и забрал пустой стакан от Бэддиша со стойки:

– Тебе нужен ещё один?

– Одного было достаточно, благодарю тебя.

– Цвет лица уже возвращается, – сказала Амелия с некоторым изумлением. – Вы уже не такой зелёный.

– Жёлтый, я думаю, – вставил мистер Глэддиш. – За исключением пурпурного под глазом. Очень по–королевски.

– Гарри. – Томас выглядел так, будто был весьма близок к краю своего терпения.

Гарри поближе наклонился к Амелии:

– У этих герцогов никогда не чернеют глаза. Всегда окрашиваются в пурпурный. Больше подходит к мантии (прим. перевод. верхняя царская одежда чаще всего пурпурного цвета).

– Мантии?

Гарри помахал рукой:

– Всегда есть мантия.

Томас схватил Амелию за руку.

– Мы уезжаем, Гарри.

Гарри усмехнулся:

– Так быстро?

Амелия начала махать свободной рукой, как раз когда Томас потащил её прочь из бара.

– Приятно было познакомиться с вами, мистер Глэддиш!

– Пожалуйста, заходите в любое время, леди Амелия.

– Ну, спасибо, я…

Но Томас уже вывел её на свежий воздух.

– Он очень мил, – сказала Амелия, вприпрыжку следуя за ним, пытаясь не отстать от его широкого шага.

– Мил, – повторил Томас, качая головой. – Ему бы это понравилось. – Он обвёл её вокруг лужи, хотя и не слишком ловко, так что ей пришлось немного подпрыгнуть, чтобы спасти свои сапожки.

Кучер уже держал открытую дверь, когда они приблизились. Амелия позволила Томасу помочь ей подняться, но она даже не успела сесть, когда услышала, что он произнёс:

– В Берджес–Парк.

– Нет! – воскликнула она, высовывая голову наружу. – Мы не можем.

О боже, это катастрофа.

Томас пристально разглядывал ее дольше, чем того требовали приличия, затем он жестом показал кучеру, чтобы тот оставил их одних. Поскольку Амелия уже наполовину выбралась из кареты, ему не потребовалось наклоняться вперед, чтобы спросить:

— Почему нет?

— Чтобы сохранить Ваше чувство собственного достоинства, — ответила она, как будто в этом имелся абсолютный смысл. – Я сказала Милли…

— Милли?

— Моей сестре. — Ее глаза расширились в той манере, когда женщины делают вид, что они расстроены, если их собеседник (обычно мужского пола) не смог тотчас же понять природу их мыслей. – Вы забыли, что у меня есть сестра?

— Я помню, что у Вас их несколько, — сухо заметил он.

Выражение ее лица стало явно раздражительным.

— Не то, чтобы это могло помочь, но Милли была со мной нынешним утром, когда я увидела Вас…

Томас тихо выругался.

— Ваша сестра видела меня.

— Только одна из сестер, — заверила она его. – И к счастью для Вас, это была та сестра, которая никому не проболтается об увиденном.

Должно быть, было нечто забавное во всем сказанном, но он этого не видел.

— Продолжайте, — приказал он.

Она так и поступила. С большим воодушевлением.

— Я была вынуждена выдумать для своей матери вескую причину, почему я оставила Милли одну на главной улице Стамфорда, поэтому я попросила Милли сказать маме, что я столкнулась с Грейс, которая спешила по поручению Вашей бабушки. Потом она должна была сказать маме, что Грейс пригласила меня в Белгрэйв, так что если я хотела ехать, то должна была отбыть немедленно – герцогиня приказала Грейс не задерживаться.

Томас закрыл глаза, пытаясь угнаться ее мыслями.

— Поэтому я вынуждена была придумать причину, почему у меня не было времени зайти в магазин и сообщить маме об изменении планов лично.

Она уставилась на него, как будто у него должен был быть на это ответ. Но он ничего не ответил.

— Потому что, — добавила она с явным раздражением, — если бы мне лично пришлось говорить с мамой, то она настояла бы на том, чтобы самой выйти на улицу. И, несмотря на всю Вашу привлекательность, должна признать, что я не представляю, как я могла бы так Вас замаскировать, чтобы Вы походили на Грейс Эверсли.

Он немного подождал, чтобы увериться, что она закончила, затем пробормотал:

— Это сарказм, Амелия?

— Когда беседа требует этого, — парировала она после мгновения очень сердитого молчания. Она смотрела на него, почти вызывающе изогнув брови.

Он посмотрел на нее, скрывая изумление. Если надменность была игрой, то у нее не было шанса выиграть.

И, конечно же, после пяти секунд их состязания взглядов, она вздохнула, и продолжила, как если бы она никогда не прекращала, свой рассказ:

— Таким образом, Вы видите, почему я пока еще не могу вернуться в Берджес. Невозможно было успеть добраться до Белгрейва, навестить там того, с кем, как предполагается, я собиралась встретиться, а затем вновь вернуться домой.

— Меня, — сказал Томас.

Она недоуменно посмотрела на него. Точнее так, как если бы она решила, что он произнес глупость.

— Прошу прощения?

— Вы могли нанести визит мне, — пояснил он.

Теперь выражение ее лица стало недоверчивым.

— Моя мама, конечно же, будет вне себя от радости от такого известия, но больше никто в это не поверит.

Томас был не совсем уверен, почему этот ответ причинил ему такую острую боль, но дело обстояло именно так, и его тон был ледяным, когда он ответил:

— Не могли бы Вы пояснить это Ваше замечание?

У нее вырвался смешок, а затем, обратив внимание на то, что он молчит, она произнесла:

— О, Вы это серьезно…

— Разве я допустил какой–то намек на то, что это шутка?

Ее губы сжались, и на мгновение она выглядела почти робкой:

— Конечно, нет, Ваша светлость.

Он не стал напоминать ей о просьбе называть его Томасом.

— Но Вы, конечно же, должны понимать смысл моего замечания, — продолжила Амелия в тот момент, когда он решил, что она не ответит. – Разве я когда–нибудь посещала Белгрейв с целью нанести Вам визит?

— Все время посещаете.

— И мое общение с Вами ограничивается десятью минутами, ну или пятнадцатью, если Вы решаете проявить щедрость.

Он уставился на нее с недоверием.

— Вы были намного более сговорчивой, когда Вы думали, что я был пьян.

— Вы и были пьяны.

— Неважно.

Он на мгновение наклонил голову и сдавил пальцами переносицу. Пропади оно все пропадом, что он собирался с этим делать?!

— Ваша голова все еще причиняет Вам беспокойство? – спросила Амелия.

Он вопросительно уставился на нее.

— Вы делаете так, — она повторила его жест, — когда Ваша голова беспокоит Вас.

Он повторял этот жест так часто в течение последних двадцати четырех часов, что было удивительно, что там еще не появился синяк, подобный тому, который красовался у него под глазом.

— Меня многое беспокоит, — отрывисто произнес Томас, но она показалась столь обиженной этим его замечанием, что он был вынужден добавить:

— Я не имел ввиду Вас.

Ее рот приоткрылся, но она никак не прокомментировала это замечание.

Он тоже замолчал, и прошла почти целая минута, прежде чем она осторожно и почти подавленно произнесла:

— Я думаю, что нам следует все–таки поехать. В Белгрейв, — пояснила она, встретившись с его пристальным взглядом.

— Я уверена, что Вы подумали о том, — продолжила Амелия, — что мы могли бы просто прокатиться в карете в течение часа или двух, прежде чем отвезти меня домой.

В действительности, именно это он и предполагал. Это нанесло бы урон ее репутации, если бы их обнаружены, но ему все это представлялось наименьшей его проблемой.

— Но Вы не знаете моей мамы, — добавила она. – Не настолько, по крайней мере, насколько знаю ее я. Она обязательно пошлет кого–нибудь в Белгрейв. Или, может быть, приедет сама под каким–нибудь предлогом. Может, якобы чтобы взять еще книг для чтения у Вашей бабушки. Если она приедет, а меня там не окажется, то это будет катастрофа.

Он едва не рассмеялся. Единственной причиной, по которой он этого не сделал, была величина оскорбления, которое он этим нанес бы ей, а также наличие некоторых характерных черт, присущих джентльмену, от которых он не мог отказаться, даже если рушился весь его мир.

На самом деле, на фоне событий вчерашнего дня – появление его нового кузена, возможная потеря титула, дома, а возможно и всего остального, вплоть до последней рубашки – последствия недозволенной поездки по сельской местности казались ему весьма незначительными. Что на самом деле могло случиться? Кто–нибудь мог увидеть их, и они бы были вынуждены пожениться? Так ведь они и так уже были помолвлены.

Или не были? Он больше не был в этом уверен.

— Я понимаю, что это всего лишь ускорило бы церемонию, которая была предопределена еще пару десятилетий назад, но…, — тут ее голос задрожал, и его сердце пронзило чувство вины, — Вы не хотите этого. Пока что. Вы ясно дали это понять.

— Это неправда, — быстро произнес Томас. И это, действительно так и было. Теперь. Но раньше это было правдой. И они оба понимали это. Глядя на нее сейчас, на ее светлые волосы, сияющие в утреннем свете, ее глаза, сегодня не ореховые, а почти зеленые, он больше не понимал, почему он так долго откладывал свою женитьбу на Амелии.

— Я не хочу этого, — сказала она. Ее голос опустился почти до шепота. – Только не по этой причине. Не потому, что надо будет спешно исправлять ситуацию. И так уже никто не верит, что Вы на самом деле хотите жениться на мне.

Ему хотелось возразить ей, сказать, что она была безрассудной и глупой, вообразив себе вещи, которые не являлись правдой. Но он не мог этого сделать. Его отношение к ней не было плохим, но оно и не было хорошим.

Он обнаружил, что смотрит на нее, на ее лицо так, словно он никогда по–настоящему раньше не видел ее. Она была прекрасна. Во всех отношениях. И она могла бы уже к этому времени быть его женой.

Но со вчерашнего дня его мир сильно изменился, и он больше не знал, были ли у него права на эту девушку. И, о Господи, отвезти ее в Белгрейв – было самой последней вещью, которую ему хотелось сделать. Ну, разве это не было бы забавным? Он мог бы представить ее Разбойнику Джеку. Он уже мог вообразить их разговор.

«Амелия, познакомьтесь с моим кузеном».

«Вашим кузеном?»

«В самом деле. Он вполне может оказаться герцогом».

«В таком случае, кто же тогда Вы?»

«Превосходный вопрос».

Не говоря уже о других превосходных вопросах, которые у нее, конечно же, возникнут, самый главный из которых – а каков, в таком случае, статус их помолвки?

О, Боже. Все это с трудом поддавалось восприятию, и его разум, прояснившийся, но все еще изнуренный после ночного пьянства, предпочел бы обойтись без таких потрясений.

Ему было бы легко настоять на том, чтобы не ехать в Белгрейв. Он привык принимать решения, а она привыкла следовать им. Его вечное пренебрежение ее желаниями не казалось чем–то из ряда вон выходящим.

Но он не мог так поступить. Только не сегодня.

Возможно, ее мать не стала бы искать ее. Возможно, никто никогда не узнал бы, что она не была там, куда, по ее словам, она отправилась.

Но сама Амелия бы знала. Она бы знала о том, как она, глядя ему в глаза, объяснила ему, почему им необходимо отправиться в Белгрейв, и она бы знала, что он оказался слишком бессердечным, чтобы принимать во внимание ее чувства.

И он бы знал сам, что причинил ей боль.

— Очень хорошо, — отрывисто сказал он. – Мы направляемся в Белгрейв.

В конце концов, Белгрейв не был небольшим сельским домиком. Так что они вполне могли избежать встречи с мистером Одли. Во всяком случае, он мог все еще находиться в постели. Он вовсе не показался ему ранней пташкой.

Томас приказал кучеру ехать к дому, затем забрался в карету к Амелии.

— Я не думаю, что Вы жаждете компании моей бабки, — заметил он.

— Не слишком.

— Она предпочитает комнаты в передней части замка.

И если мистер Одли все–таки уже бодрствовал, то, вероятно, он находился там же, возможно, пересчитывая фамильное серебро или прикидывая стоимость коллекции Каналетто в северной прихожей.

Томас повернулся к Амелии.

— Мы войдем через заднюю дверь.

Она согласно кивнула.

Когда они прибыли в Белгрейв, то кучер направил карету прямо к конюшням. Амелия подумала, что, возможно, он следовал приказу герцога. Действительно, они достигли своего пункта назначения, избежав возможности быть замеченными из передних окон замка. Если вдовствующая герцогиня находилась там, где, по словам Уиндхема, она должна была находиться, — и в самом деле, за время всех ее визитов в замок, Амелия видела вдову только в трех комнатах, причем все они находились в передней части дома, — тогда они будут в состоянии провести оставшуюся часть утра в относительном покое.