Она прыснула и тут же бросила на него гневный взгляд, чем безмерно его позабавила. Они вместе с остальными участниками путешествия стояли в холле «Герба Королевы», где секретарь Томаса заказал им комнаты на пути в Батлерсбридж — деревушку в графстве Каван, где вырос Джек Одли. Они причалили в дублинский порт еще днем, но пока дождались багажа и въехали в город, уже стемнело. Томас устал и проголодался, он был уверен, что Амелия, ее отец, Грейс и Джек тоже испытывают голод и жажду.

Однако его бабушка не ощущала ничего похожего.

— И вовсе еще не поздно! – настаивала она, и ее пронзительный голос звенел во всех уголках комнаты. Они как раз переживали третью минуту приступа ее гнева. Томас подозревал, что вся округа уже поняла, что ей непременно хочется выехать в Батлерсбридж этим же вечером.

— Мадам, — сказала Грейс в своей обычной спокойной, умиротворяющей манере, — уже восьмой час. Все устали, проголодались, уже темно, а дорога незнакомая.

— Не для него, — рявкнула вдова, мотнув головой на Джека.

— Я устал и хочу есть, — огрызнулся Джек, – и, спасибо вам большое, я не езжу больше при лунном свете!

Томас подавил улыбку. Похоже, этот парень начинает ему нравиться.

— Тебе что, не хочется все выяснить раз и навсегда? – спросила вдова.

— Не особенно, — ответил Джек. – Во всяком случае, меньше, чем мне хочется кусок картофельной запеканки и кружку эля.

— Ну–ну, — пробормотал Томас так, чтобы его слышала только Амелия.

Странно, но чем ближе они подъезжали к конечной цели путешествия, тем лучше становилось его настроение. Он думал, что будет страдать все сильнее, ведь, в конце концов, он вот–вот потеряет все, вплоть до имени. По его расчетам, он сейчас должен был с ума сходить.

А ему было весело.

Весело. Невероятно, но факт. Все утро он провел с Амелией на палубе, они рассказывали друг другу байки и безудержно хохотали. И это заставило его совершенно забыть о морской болезни.

— Спасибо Господу за неизбывные милости его, — думал он. Накануне вечером ему огромного труда стоило убедить проглоченные за ужином полтора глотка остаться на их законном месте в желудке.

Томас думал что, возможно, он такой до странности благодушный потому, что уже смирился с тем, что Джек – законный герцог. Как только он прекратил бороться с этой мыслью, ему захотелось, чтобы вся эта ужасная путаница наконец закончилась. По правде говоря, ожидание было хуже всего.

Он привел в порядок свои дела и подготовил все необходимое для того, чтобы их передача прошла гладко. Осталось только провести эту передачу. А потом он сможет отправиться куда хочет и заниматься тем, чем занимался бы, не будь он привязан к Белгрейв.

Где–то посреди размышлений он осознал, что Джек выходит из холла, по всей видимости туда, где можно получить вышеупомянутую запеканку.

— Думаю, он знает в этом толк, — пробормотал Томас. – Ужин гораздо привлекательнее ночи в дороге.

Бабушка обернулась и уставилась на него.

— Не то, чтобы я пытался отсрочить неизбежное. Но даже уже–почти–не–герцогам случается проголодаться.

Лорд Кроуленд громко рассмеялся.

— Он вас сделал, Августа, — радостно заявил он и направился к бару.

— Я поужинаю у себя, — заявила вдова… Или скорее пролаяла. – Мисс Эверсли, вы можете ко мне присоединиться.

— Нет – сказал Томас.

— Нет? – переспросила вдова.

Томас позволил себе слегка улыбнуться. Он действительно привел в порядок все дела.

— Грейс поужинает с нами, — заявил он бабушке. – В столовой.

— Она моя компаньонка! – прошипела вдова.

О, он наслаждался моментом. Гораздо больше, чем ожидал.

— Уже нет, – он тепло улыбнулся Грейс, глядевшей на него, как на умалишенного. – Раз уж я пока еще не лишен титула, — сказал он, — я взял на себя смелость сделать некоторые последние распоряжения.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? – спросила вдова.

Он проигнорировал вопрос.

— Грейс, — сказал он. – Ты официально освобождаешься ото всех обязанностей по отношению к моей бабушке. По возвращении домой ты получишь выписанные на твое имя бумаги на дом и денежное вложение, дохода от которого хватит на всю жизнь.

— Ты сошел с ума? – взвизгнула вдова.

Грейс просто ошалело смотрела на него.

— Я давно уже должен был это сделать, — сказал он. – Я поступал как эгоист. Я не мог вынести мысли, что мне придется жить с ней – он кивнул на бабушку – без тебя в роли буфера.

— Я не знаю, что сказать, — прошептала Грейс.

Он слегка пожал плечами.

– Я бы посоветовал что–то вроде «благодарю», но поскольку речь идет о моей благодарности, простого «ты лучший из мужчин» будет вполне достаточно.

— Грейс неуверенно улыбнулась и прошептала:

— Вы лучший из мужчин.

— Это всегда приятно слышать, — сказал Томас. – А теперь как насчет того, чтобы составить нам компанию за ужином?

Грейс обернулась к красной от гнева вдове

— Ах ты, маленькая жадная шлюха, — прошипела вдова – Думаешь, я не знаю, кто ты? Думаешь, я еще пущу тебя в свой дом?

Томас хотел вмешаться, но вдруг понял, что Грейс чувствует себя в этой ситуации гораздо увереннее, чем когда–либо удавалось ему.

Она ответила, сохраняя спокойное и бесстрастное выражение:

— Я как раз собиралась сказать, что готова предложить вам свои услуги на остаток путешествия, поскольку у меня и мысли не возникало покинуть свой пост без заблаговременного и вежливого предупреждения, но я, похоже, передумала. – Она повернулась к Амелии. – Можно я переночую с тобой?

— Конечно, — быстро ответила Амелия. И взяла Грейс под руку. – Пошли ужинать.

Выход получился великолепный, решил Томас, следуя за ними. Хоть он не видел бабушкиного лица. Но он прекрасно мог его себе представить, красное и брызжущее слюной. Более прохладный климат пойдет ей на пользу. Правда. Надо бы поговорить об этом с новым герцогом.

— Это было великолепно! – воскликнула Амелия, когда они вошли в зал. – Боже, Грейс, ты наверняка так взволнована!

Грейс выглядела ошеломленной.

– Я просто не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить, — ответил Томас. – Просто наслаждайся ужином.

— О, не сомневайся, — она повернулась к Амелии с таким видом, будто вот–вот расхохочется. – Подозреваю, это будет самая вкусная картофельная запеканка в моей жизни.

И рассмеялась. Они все смеялись. Они ужинали втроем и хохотали, хохотали, хохотали…

И когда Томас засыпал этой ночью, ребра его еще ныли от смеха, и вдруг понял, что не помнит вечера лучше.

Амелии тоже было очень хорошо за ужином. Так хорошо, что напряжение следующего утра было для нее ударом. Она думала, что еще очень рано, во всяком случае, Грейс еще спала, когда она спустилась к завтраку. Но когда она вошла в отдельную столовую гостиницы, ее отец и вдова были уже там. Удрать было невозможно, поскольку они оба ее тут же заметили, да и есть хотелось ужасно.

Она подумала, что сможет как–нибудь смириться с лекциями отца (а они случались все чаще и чаще) и с ядом вдовы (а он никогда не был редок), если будет вознаграждена кусочком чего–то там, что так восхитительно пахло яйцами из буфета.

Яйца и пахнут, не иначе.

Она улыбнулась. Она еще может шутить сама с собой. Это чего–нибудь да стоит.

— Доброе утро, Амелия. – Произнес отец, когда она взяла тарелку и села.

Она слегка наклонила голову в вежливом приветствии.

— Отец. – Потом взглянула на вдову. – Ваша светлость.

Вдова скривила губы, издала какой–то звук, но больше никак не дала понять, что знает о ее присутствии.

— Ты хорошо спала? – спросил отец.

— Отлично, спасибо, – ответила она, и подумала, что это не вполне верно. Они с Грейс спали на одной постели, и Грейс все время ворочалась.

— Мы выезжаем через полчаса, – сухо сказала вдова.

Амелия уже положила в рот порцию яичницы и, пока жевала, бросила взгляд на дверь, но там было пусто.

– Я не думаю, что остальные будут готовы. Грейс еще…

— Она тут вообще ни при чем!

— Вы никуда не можете уехать без обоих герцогов, — заметил лорд Кроуленд.

— Это что, шутка? – спросила вдова.

Лорд Кроуленд пожал плечами.

– А как их еще называть?

Амелия знала, что должна возмутиться. Принимая во внимания обстоятельства, комментарий был совершенно бестактный. Но отец ее был так непосредственнен, а вдова так оскорблена, что Амелии показалось более разумным развеселиться.

— Иногда я просто не понимаю, зачем прикладываю столько усилий, чтобы ты скорее вошла мою семью, — заявила вдова, устремив на Амелию испепеляющий взгляд.

Амелия сглотнула, от всей души желая найти подходящий ответ, поскольку впервые чувствовала, что у нее достаточно смелости произнести его вслух. Но ничего не приходило на ум, по крайней мере, ничего настолько остроумного и язвительного, как ей хотелось, так что она только сжала губы и уставилась на стену позади плеча вдовы.

— Не стоит так говорить, Августа, — заявил Лорд Кроуленд. И добавил, когда она окинула его сердитым взглядом за то, что он назвал ее по имени (он был одним из немногих, кто это делал, и это всегда ее бесило) - Кто–нибудь менее уравновешенный, чем я, мог бы и оскорбиться.

К счастью в этот опасный момент появился Томас.

— Доброе утро, — сказал он мягко, садясь за стол. Казалось, его совершенно не трогает, что никто ему не ответил. Амелия предположила, что ее отец слишком занят своими попытками поставить вдову на место, а вдова – ну, она вообще редко отвечала на приветствия, так что это было вполне нормально.

Сама же она очень хотела бы что–нибудь сказать. Правда, было просто прекрасно больше не чувствовать себя скованно в присутствии Томаса. Но когда он сел – прямо напротив – она взглянула на него, а он взглянул на нее в ответ и…

Не то, чтобы она была смущена, нет. Она просто забыла, как дышать.

У него были такие голубые глаза!

Не считая полоски, конечно. Она обожала эту полоску. И обожала, что он считал его смешным.

— Леди Амелия, — пробормотал он.

Она кивнула в знак приветствия, выдавив из себя «Герцог», поскольку «ваша светлость» было слишком длинно.

— Я уезжаю, — внезапно заявила вдова, сердито заскрипела стулом по полу и встала. Немного помедлила, как будто ждала, что кто–то отреагирует на ее уход. Не видя реакции (ну правда, — подумала Амелия, — она что, думала, что ее попытаются остановить?) вдова добавила, — Мы выезжаем через полчаса. — И потом обрушила на Амелию всю силу своего яростного взгляда. – Ты поедешь со мной в карете!

Амелия не знала, зачем вдове необходимо было заявлять об этом. Она протряслась в одной карете с вдовой через всю Англию, почему в Ирландии что–то должно измениться? И все же, что–то в ее тоне вызывало тошноту, и когда вдова вышла, Амелия испустила утомленный вздох.

— Похоже, у меня морская болезнь, — сказала она, оседая на стуле.

Отец посмотрел на нее с раздражением и встал, чтобы снова наполнить тарелку. А Томас улыбнулся. В основном глазами, но она все равно почувствовала душевную близость, теплую и прекрасную, достаточную, чтобы отогнать ужас, который начал было затоплять ее сердце.

— Морская болезнь на суше? – тихо спросил он, и глаза его смеялись.

— У меня внутри все переворачивается.

— Крутится?

— Прямо кувыркается, — подтвердила она.

— Странно это, — сухо заметил он, отправляя в рот кусок бекона. Потом дожевал и продолжил. – Моя бабушка способна на многое – я вполне верю, что моровая язва, голод и повальные эпидемии вполне ей по силам. Но морская болезнь… — он усмехнулся. – Почти впечатляет.

Амелия вздохнула и поглядела на еду, которая теперь почему–то была не аппетитнее кучки червей. Она оттолкнула тарелку.

— Вы знаете, сколько ехать до этого Батлерсбриджа?

— Почти целый день, я так думаю. Особенно, если мы остановимся на обед.

Амелия поглядела на дверь, за которой только что скрылась вдова.

— Она не захочет

Томас пожал плечами:

— У нее не будет выбора.

Тут к столу вернулся отец Амелии с полной до краев тарелкой.

— Когда ты станешь герцогиней, — заявил он, садясь и закатывая глаза, — Тебе первым же приказом надо будет услать ее во вдовий дом.

Когда она станет герцогиней… Амелия сглотнула. Все–таки это просто ужасно, что ее собственный отец так наплевательски относится к ее будущему. Ему и впрямь все равно, за кого из двоих она выйдет замуж, главное, чтобы это был законный герцог.

Она взглянула на Томаса. Тот сосредоточенно ел. Она все смотрела на него. И ждала, и ждала… пока он не почувствовал ее внимание и не взглянул на нее в ответ. И слегка пожал плечами, она так и не поняла, что это значит.

Почему–то ей от этого стало еще хуже.

Следующим на завтрак пришел мистер Одли, а через десять минут появилась Грейс. Она казалась запыхавшейся, щеки ее раскраснелись, а дыхание было неровное.