— Хочу! Да! — выпрямилась она, и я обнял хрупкие плечи, ощущая, как она нуждается в поддержке, и только тогда мудатомас зыркнул на меня, впервые за весь разговор, во время которого он старательно делал вид, что не усматривает во мне ничего, кроме болтливой мебели или наглого пса. — Я понятия не имею, как все сложится у нас с Риком и выйдет ли что-то вообще. — Эй, что за разговорчики! И войдет и выйдет, еще как! — Но что бы там ни случилось с нами дальше, я все равно выберу пробовать это новое и примитивное, по твоему выражению, с ним, нежели хоть когда-нибудь вернусь к тебе с твоим порядком. Я не хочу быть застывшей вещью со строго очерченным кругом качеств и обязанностей, располагающейся в том самом месте, которое ты определил для нее раз и навсегда.

— То есть ты мне сейчас озвучиваешь свой окончательный выбор? — снова став непроницаемым, как стена, сухо уточнил этот шизофреник.

— Да! — отрезала Али и неожиданно привалилась ко мне всем телом, будто растратила все силы махом.

— Что же, тогда не вижу ни единой больше причины церемониться и вести себя так, словно здесь присутствует ровня мне. — Переведя свой рыбий взгляд на меня, он достал телефон и набрал номер: — Полиция? Взлом с проникновением и попыткой изнасилования на Эплтри роуд, 18. Мужчина, похоже, латиноамериканец, явно криминальная внешность… Что? Да, я собственник дома.

— Что ты несешь, Томас? — закричала принцесса. — Это мой дом, и никто его не взламывал, а единственный, кто тут незаконно, — это ты! Убирайся!

— Ошибаешься, дорогая. Дом был наш, но раз отныне ты не желаешь быть моей женой, то он мой и только мой. А у тебя нет ничего. Вообще.

Глава 14

До сего дня я думала, что просто не способна кого-то ненавидеть. Всегда у любого человека есть некие причины для поступков, дурно выглядящих для других, но в собственных глазах хоть частично оправдывающих, а относительно меня никто до сих пор не делал ничего по-настоящему плохого, так что и для пробуждения этой сильной эмоции причин не было. Но в тот момент, когда моему Рику заломили руки полицейские, явно нарочно причиняя совершенно незаслуженную боль, и потащили прочь из дома, вообще не обращая внимания на мои уговоры и заверения, что он желанный гость, я реально возненавидела Томаса. Того самого мужчину, что был для меня всегда объектом восхищения и любви, не растерявшим ореола своей исключительности до нашей последней шокирующей беседы в кафе. Теперь же его черты выдавали скрытую раньше от меня сущность жестокого и морально уродливого человека.

Ни единое мое слово не было услышано стражами правопорядка, зато Томасу они разве что в рот не смотрели, принимая все им сказанное за истину.

— Моя жена просто не в себе, сами понимаете: такое потрясение, паника, стыд… — стоило сказать ему, и меня просто перестали замечать, а Рик превратился в преступника, которого нужно хватать и волочь, сворачивая в бараний рог.

— Тш-ш-ш, принцесса, — умудрился ухмыльнуться мне Мангуст, прежде чем его сунули на заднее сиденье. — Мне не впервой, нормально все! Ну посижу чуток, и выпустят.

— Господи, ну как так-то?! — Мне было плевать, что почти визжу и что наверняка меня слышат все соседи. — Какое право у вас забирать ни в чем не повинного человека и обращаться с ним подобным образом?!

— Мэм, успокойтесь, вернитесь к мужу и вызовите врача. — Высокий рыжий коп не слишком любезно отпихнул меня плечом от машины и переглянулся со стоявшим на крыльце с невозмутимым лицом Томасом как-то многозначительно. — Вам явно требуется профессиональная помощь.

— Я ненормальная, по-вашему? Этот мужчина — мой гость! Не преступник! Вам следует отпустить его немедленно и извиниться за грубость!

— Ага, мы во всем разберемся. — Передо мной захлопнулась дверь машины, и Рика увезли, оставив меня посреди улицы.

— Как ты мог так поступить? — сжав кулаки, я двинулась к бывшему мужу, впервые в жизни испытывая порыв причинить кому-то вред. Не кому-то. Конкретно ему. Потому что по его вине сделали больно Рику, а это ощущалось в сто раз хуже, чем если бы мне.

— Как поступить, Алеена? Правильно?

— Что правильного в том, чтобы оговорить невиновного человека и отправить его ни за что в каталажку? В мире каких ценностей подобный поступок может выглядеть правильным?

— Дорогая, войди в дом и прекрати выставлять себя посмешищем. Я не хочу увидеть завтра в сети эту безобразную сцену, — Томас, ничуть не изменившись в лице, распахнул дверь, приглашая меня внутрь.

— В дом, который ты уже объявил не моим? — Я пронеслась мимо него в спальню, захлопнула дверь и начала торопливо одеваться.

— Сейчас, когда рядом нет этого человеческого мусора, забивающего своей похотливой вонью твои мозги, у тебя, возможно, и выйдет взглянуть на ситуацию адекватно. А я снова проявлю благородство и дам тебе для этого время и пространство. Все делают ошибки, Алеена, и разумные люди должны уметь прощать. — В голосе Томаса было столько холода, что он, казалось, тыкал в меня ледяной иглой.

— Мне не нужно твоего прощения или оценки моих поступков, Томас! — огрызнулась я, а за дверью что-то заскрежетало. — Я не считаю ни наш развод, ни мои отношения с Риком никакой ошибкой!

Застегнув джинсы, я схватила телефон и сумку и кинулась на выход. Я не оставлю своего Мангуста в одиночестве. Пойду в чертов участок (или куда там его потащили) и стану приставать там ко всем и каждому, пока меня не только не выслушают, но и услышат.

Но ручка не поддалась, а дверь не открылась.

— Томас, да ты в своем ли уме?! — закричала, стукнув кулаком по дереву. — Поверить не могу! Ты меня запер?

— Ограничил в передвижениях, дорогая, для твоей же пользы. Дал тебе время отойти от излишней эмоциональной встряски и оценить все риски разумно, а не под действием сиюминутных чувств.

— У тебя нет права поступать со мной подобным образом! — На этот раз дверь я уже пнула.

— Это спорный вопрос. Если это во благо и убережет тебя, мою жену и любимую женщину, от опрометчивых и вредных поступков, то вполне даже имею. И пререкаться сейчас мы не станем. — Как же я хорошо знаю этот его «обсуждение закончено, и будет так, как я сказал» тон. — Я вернусь позже, а ты пока хорошенько подумай о том, что теряешь вместе со статусом моей супруги, включая этот дом.

— Он достался мне от матери, Томас! Ты не можешь претендовать на него.

— Знаешь, ты всегда немного халатно относилась к деловым вопросам, но должна помнить, что подписывала некие бумаги, передающие мне, твоему законному супругу, все права на управление твоими финансами. И за пять лет брака я перевел все активы на свое имя, не с целью обобрать тебя, упаси бог, дорогая, мне и своего за десять жизней не потратить, а потому что так было удобно. Но раз уж так ныне оборачивается, то по факту на данный момент у тебя нет ничего, как я и сказал уже ранее.

— Как ты мог! Ты обязан все мне вернуть! — Я безуспешно бросалась на дверь, но Томас просто взял и ушел.

Хлопнула входная дверь, и в доме воцарилась гнетущая тишина. Но я не намерена была сидеть и ждать и уж тем более обдумывать «свое импульсивно неправильное поведение» в угоду человеку, готовому, как выяснилось, меня запереть, обобрать до нитки, оговорить дорогого мне мужчину и все исключительно ради того, чтобы я оставалась в тех самых, ненавистных, установленных им для меня рамках. Иди к черту, Томас! Решетки на окнах и заблокированная дверь меня не остановят. Как и угроза остаться без гроша. Я верю, что существует высшая справедливость и найдется способ забрать то, что принадлежит мне по праву.

Выкопав из большой сумки телефон, я набрала Мари.

— Солнышко, тут такое дело… — без всякого приветствия сказала подруге. — Ты должна меня спасти и еще помочь вытащить из заключения Рика.

— Знать не знаю, кто такой Рик, но пусть те, кто обидел тебя, уже сейчас начинают убегать! — взвилась с места до стратосферы Мари. — Ты где?

— Дома, который, вполне возможно, уже не мой, хотя я намерена с этим поспорить и отстаивать свои права…

— Алеена! Не выводи меня из себя! Конкретно: где ты и что с тобой?

— Говорю же — я дома, заперта в спальне.

— Жди.

Мари примчалась примерно минут через сорок, и если она добиралась от своего дома, то это просто необычайно быстро.

— Ты наверняка заработала кучу штрафов по дороге! — пробурчала я, кратко обняв подругу, и тут же протиснулась мимо нее, бросившись обуваться. — А я даже не уверена, что смогу вернуть тебе за них деньги в ближайшее время.

— Я тебя сейчас тресну, Алеена! — пригрозила Мари, схватив меня, приплясывавшую от нетерпения, за локоть. — А ну сядь и расскажи мне все по порядку.

— А можно я стану тебе все рассказывать по дороге, — взмолилась я, буквально вытягивая ее за собой на крыльцо. — Я хочу быть рядом с моим Риком и доказывать этим твердолобым копам, что он ни в чем не виноват!

— Хороши дела! Мало того, что появился какой-то Рик за те несколько часов, что мы не виделись, так он еще и внезапно «твой», а я ни сном…

— Рик — это Мангуст. Он нашел меня, ждал прямо тут на крыльце, курил, такой весь потрясающий. А потом… ну сильно потом появился Томас, наговорил всякого, что дом не мой, что у меня за душой теперь ни цента, и вызвал полицию, а они забрали Рика. Я их просила, но они меня не слушали совсем, только Томаса, а он взял и запер меня, но ты освободила, и я тебя обожаю, но Рика, похоже, люблю и поэтому иду спасать.

— Идешь куда, позволь спросить, — теперь Мари перехватила инициативу, потянув меня в сторону своей машины.

— Спасать Рика! — повторила я, хмурясь.

— А территориально это где?

Я замерла, понимая, что не знаю.

— Предполагаю, что его отвезли в ближайший полицейский участок.

— А он у нас где?

— Я не знаю, — развела я руками, — но можно же спросить или погуглить.

— Ох, Алеена, садись в машину, — приказала Мари. — Позвоню-ка я Саймону и попрошу уточнить, куда увезли твоего Суриката-Рика. Как его фамилия?

— Эм-м…

— Ясно. Будем по адресу искать, с которого его забирали.

— Ты знаешь, что я тебя люблю? — Мое горло неожиданно сжалось, и по щекам потекло.

— Конечно любишь. Как и я тебя. А Томаса я убью. Вот придумаю идеальный план, чтобы меня потом не посадили, и убью.

— Он того не стоит, Мари, — покачала я головой. — Он на самом деле ничего не стоит, вот только где были мои глаза! А Рик… он совсем другой. Я таких, как он, никогда не встречала.

— Алеена-а-а, — закатила глаза подруга, — ты, говоря по чести, вообще толком людей навидаться-то не успела! Все детство и юность дома в четырех стенах, потом с матерью по больницам, а когда уж вышла в народ наконец, угораздило этого козла, прости господи, повстречать! А он, не будь дураком, тут же в тебя и вцепился мертвой хваткой, ведь разглядел, что ты за чудо наивное, что вечно на него восхищенно и дух затаив смотреть будешь, и шагу ни влево, ни вправо без себя любимого ступить не давал. Обзови меня занудой и перестань со мной общаться, если хочешь, но вот прежде чем повторить, что влюбилась в парня, которого ты сама видела во второй раз в жизни, а я так и ни одного, вспомни вот эти свои слова!

— Ты просто его еще не видела, — вздохнула я.

— Зато я прекрасно вижу этих его хамов дружков перед участком, и они вот нисколечки нам не рады.

И действительно, на широком крыльце стояли Саваж, Дизель и еще парочка ребят, чьих прозвищ я пока не знала, вперив в нас с Мари тяжелые неприветливые взгляды. Но это перестало иметь значение, когда в дверях появился мой Рик в сопровождении высоченного мужчины средних лет с одной стороны и весьма экзотично выглядящей девушки, повисшей на нем, с другой.

— А не поторопилась ли ты с «моим», подруга? — мгновенно погрустнев, спросила Мари.

Глава 15

Мудатомас, само собой, не поленился припереться в участок и настрочить на меня заяву, вот только пришлось ему обломаться. Наркоты у меня не нашли, даже раздев догола, а на его попытку впарить копам, что я, типа, насильник, ответили, что тут на меня писать должна сама, собственно, жертва. Так что пришлось ему у*бывать с недовольной рожей, добившись только того, что меня пообещали оставить в каталажке до утра, ну, типа, хоть что-то. Хотя и этого было достаточно, чтобы выбесить меня, ведь пока я тут сижу, ничто не мешает долбо*бу вернуться в дом к Али и взять ее снова в оборот. И от этой перспективы у меня мозг нах вскипал. Она же перед этим бл*дским змеем без меня беззащитна. Вон как в уши ей вдувал умело, курлыкал так монотонно, гладко — бедняга аж подвисала. Сразу видно, не один год практики по промыванию моей принцессе мозгов. Но ничего, дайте мне выйти, и я этому еб*ному сирину сам кое-что промою. И это ни хрена не связано с головой будет.