Проведя рукой по лицу, я сползаю вниз по кожаному сидению. Как будто это скроет проблему. Тяжело дышу. Как будто этот стальной стержень у меня в штанах пропадет прежде, чем я войду в кабинет своего адвоката. Есть определенные слова, которые поворачивают выключатель на «стояк», и она только что использовала одно из них. Кружевное белье.


Я: Какое? Какого цвета? Какого стиля?

Принцесса: Белое. Черное. Фиолетовое. С небольшим бантиком. Сзади. Представь себе кружевные трусики с маленькой тесьмой на попе, которую можно развязать.


Я поднимаю голову и смотрю в окно. Может быть, рядом есть магазин с ванной, полной льда. Может быть, я могу просто посидеть в ней пару часов, чтобы избавиться от этой похоти. Бант на трусиках, который можно развязать? Да ладно. Ни один мужчина не способен выдержать такие слова.

Точно не тот мужчина, которому прислали атласный черный бант в розовый горошек. Обжигающее тепло волной врезается в меня, когда я шепчу: «Святой Боже». Когда Харпер прислала мне карандаши, перевязанные лентой, она как будто оставила мне небольшой намек. Ключ ко всем ее желаниям, ее тайным фантазиям. Будто женщина идет по коридору, раздеваясь, оглядываясь на вас, и ее взгляд говорит следовать за ней.

И я буду следовать.


Я: Как черный атласный бант в розовый горошек?

Принцесса: Да. Он тебе понравился?

Я: Я не уверен, что когда-нибудь снова посмотрю на него.

Принцесса: Ты насладился его развязыванием?


Господь всемогущий. Тяну вниз свою рубашку. Никоим образом я не смогу высидеть на этой встрече. Но я никак не могу остановиться.


Я: Да. Люблю развязывать маленькие банты. На самом деле «развязанный» — мое новое любимое слово.

Принцесса: Мне нравятся пошлые словечки. Вот, что еще мне нравится.

Я: Я говорил тебе, что я человек-тезаурус[21] для пошлых слов?  

Принцесса: Можешь не говорить, я поняла это сама.

Я: Тогда ты хорошо меня знаешь.

Принцесса: Иногда да. Иногда нет. Еще мне нравится, когда парень настолько поглощен тем, что доставляет удовольствие, что хочется сделать то же самое с ним.


Я зажимаю переносицу, когда машина движется вверх по проспекту. Клянусь, Харпер может читать мои мысли. Я облизываю губы и крепче сжимаю телефон.


Я: Ты смотришь порно?

Принцесса: « Тамблер»[22] считается?

Я: Да. На что ты смотришь или хотела бы посмотреть?

Принцесса: Это сложно описать.

Я: Нет. Вовсе нет. Попробуй.

Принцесса: Ты просто хочешь узнать, какие гифки и фото мне нравятся?

Я: Да. Это было бы круто. Фактически, это сделает мой день. Это сделало бы мой день чертовски удивительным.


Ее ответу придется подождать, потому что я подъезжаю к офису «Николс и Николс», где из-за круглого стола появляется хорошо причесанная молодая блондинка-администратор и приветствует меня по имени.

— Рада вас видеть, мистер Хаммер, — говорит она с уверенной яркой улыбкой. — Я скажу Тайлеру, что вы здесь.

— Спасибо, Лили.

Прежде, чем я успеваю хотя бы присесть на плюшевый, клюквенно-красный диван в холле, глава фирмы открывает стеклянную дверь.

— Ник Хаммер, — говорит он своим глубоким голосом, когда подходит и хлопает меня по спине. Я выдерживаю. Мужчина — чистый класс. Клей Николс одет в темный костюм, хрустящую белую рубашку и фиолетовый шелковый галстук. — Тайлер сказал мне, что ты придешь. Не мог упустить шанс поздороваться и поздравить тебя с успехом.

— И тебе привет. И скажи своей жене, что она не должна давать мне бесплатную выпивку.

Он смеется и качает головой.

— Позволь дать тебе совет. Жена ни от кого не принимает приказы.

Клей ведет меня по коридору к кабинету Тайлера.

— Мой любимый клиент! — говорит Тайлер, направляясь ко мне. Я встретил его, пока изучал анимацию в Род-Айлендской школе дизайна, а он изучал историю в университете Брауна. Тайлер быстро поднялся в сфере развлекательного права, и дело не только в том, что Клей — его наставник. Он просто чертовски хорош.

— Держу пари, ты говоришь это всем своим клиентам.

Он улыбается.

— Только тем, кто заставляет меня смеяться.

— Тогда у меня есть забавная история для тебя, — говорю я, и оба мужчины усаживаются на диване. Я усаживаюсь в удобное кресло, наклоняюсь вперед, вздыхаю и выдерживаю эту многозначительную паузу, которую эта ситуация заслуживает. — Джино хочет, чтобы я сделал шоу более нравственным.

Тайлер приподнимает бровь. Этот парень — полная копия двоюродного брата: темные волосы, карие глаза, квадратный подбородок. Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что он его младший брат. Он также приоделся.

— Это безумие. Нельзя просить Сета Макфарлейна[23] сделать «Американского папашу» менее упоротым, — говорит Тайлер, вытягивая перед собой длинные ноги.

— Слушай, я не заносчив. Я хочу дать зрителям то, чего они хотят. Но я просто не могу понять, чего он хочет от меня.

— Оставь это нам. Это наша работа, выяснять чего он хочет, и согласуется ли это с тем, чего хочешь ты, — говорит Тайлер, и в течение последующих тридцати минут мы погружаемся в их план того, как они хотят справиться с переговорами, которые состоятся менее чем через две недели. Все это звучит для меня разумно, и, честно говоря, именно поэтому я работаю с этими парнями. Когда мы заканчиваем, я спрашиваю об их планах на сегодняшний вечер.

Клей начинает первым.

— У меня свидание с двумя моими любимыми девочками. Мои жена и дочь встретят меня на детской площадке через несколько часов. Этот мужик, — говорит он, поглаживая плечо кузена, — он пытается разжечь старое пламя.

Клей быстро вводит меня в курс дела романтической ситуации Тайлера, и это сложная задача.

— Ой, — говорю я, содрогаясь, а затем встречаюсь со взглядом моего адвоката. — Удачи, дружище. Переговоры с Джино могут быть более увлекательными.

Тайлер смеется и качает головой.

— Поверь мне, я знаю. Что бы сделал Мистер Оргазм, чтобы вернуть ее?

Я поглаживаю свой щетинистый подбородок.

— Кроме того, чтобы отправить вместо тебя богатого, сексуального, успешного мультипликатора с большим достоинством, чтобы завоевать ее?

Тайлер щурит свои темные глаза и стреляет в меня взглядом.

Я улыбаюсь ему.

— Он бы, наверное, просто дал ей понять, как много она для него значит, и заставил бы ее почувствовать себя королевой.

— Верные слова, — говорит Клей, затем я прощаюсь, покидаю их офис и выхожу на свежий воздух позднего осеннего дня в Нью-Йорке.

Но когда сажусь в поезд, следующий до центра, я больше не думаю о женщине Тайлера. Я думаю о сообщении, которое Харпер только что мне прислала. На самом деле «думаю» — неправильное слово. «Чувствую» — единственное слово, которое подходит. Когда я открываю ее сообщение и просматриваю фотографии, то за считанные секунды воспламеняюсь до тысячи градусов по Фаренгейту.

Я опускаюсь на пластиковое сидение вагона метро, и мои глаза становятся заложниками этих изображений. Кто-то говорит «Извините», когда проходит мимо меня, но я почти не обращаю на это внимания. Не могу смотреть ни на что другое. Это невозможно. Неосуществимо. Во Вселенной нет ничего, кроме этих фотографий, и я не могу стереть эту озорную усмешку со своего лица.

Я приготовлен и обжарен до хрустящей корочки. Пропитан весь насквозь. Это сообщение — кладезь фантазии Харпер.

Говорят, что картинка стоит тысячи слов, но, возможно, это выражение стоит пересмотреть. Фотография стоит тысячу ударов сердца, потому что столько ударов пропустило мое сердце, пока я смотрел на эту безумно сексуальную серию фотографий, что она мне прислала.

На первом снимке женщина в черных трусиках с маленьким бантом в розовый горошек на вершине ее попки. Ее ноги гладкие и скульптурные. На следующем снимке на женщине надеты чулки с винтажной кружевной подвязкой на бедрах, и она, нагибаясь, расстегивает пояс с подвязками, ее зад хорошо виден. Я потираю ладонью затылок и тяжело дышу, пока поезд грохочет под землей.

Становится только жарче, и я горю, запекаюсь в общественном транспорте в окружении парней в костюмах и мам с малышами, хипстеров и туристов и всех-всех, и мне все равно.

Потому что эти фото — все, что я вижу. На следующем снимке женщина лежит на спине, раскинувшаяся поперек кровати, голая, ее губы раскрыты в форме буквы «О», и парень, с которым она сейчас, пожирает ее киску ртом. Руками он обхватывает ее задницу, сжимает, пока зарывается лицом между ее ног. Она в каком-то диком блаженстве.

На следующей — женщина в порочном раю. На ней надеты только туфли на каблуках, она стоит, склонившись над кухонным столом, а ее любовник на коленях разводит ее ягодицы и облизывает киску. Его пальцы вонзаются во влажную плоть, пока он жадно ее поглощает.

Я сворачиваю сообщение и закрываю глаза, впитывая то, что Харпер только что сказала мне без слов.

По этим фотографиям я только что узнал, что она полностью тяготеет к задницам.

Это может быть новой разделительной полосой в моей жизни. Я ни за что не смогу вернуться назад, к незнанию о ее безумно возбуждающей склонности. Не могу вернуться к тому времени моей жизни, когда я не думал о том, чтобы сделать это с ней. С женщиной, которая достаточно смелая, чтобы сказать мне о том, что она не знает, чего хотят мужчины, и которая достаточно смелая, чтобы показать мне, чего хочет она.

И чего хочу я. Искренне. Безумно. До глубины души.

Без понятия, как собираюсь завтра высидеть весь ужин с Харпер и ее братом.

Затем мое сердце сжимается, когда поезд с толчком прибывает на мою остановку. На этой неделе Харпер встречается с Джейсоном. И она не задала мне ни одного вопроса и не сказала ни единого слова о том, что думает о нем, начинает ли он ей нравиться, или же она посылает фото и ему тоже.

Или я просто разминка перед свиданием, которого она действительно хочет?

На этой мысли я сжимаю пальцы вокруг телефона, и чуть ли не раздавливаю его.


Глава 14

Харпер опаздывает, и я не злюсь.

Я не раздражен.

Не раздосадован.

Я просто наслаждаюсь Индийским Светлым Элем в любимом пабе Спенсера и Шарлотты в Гринвич-Виллидж недалеко от их дома и слушаю болтовню Шарлотты об их свадьбе.

— И флорист, представь себе, его зовут Бад Роуз[24], — восклицает Шарлотта, ее глаза сияют.

— А его розы распускаются? — спрашиваю я, потому что не могу устоять.

— У меня даже не будет роз. У меня будет букет из васильков, — говорит она, а затем кладет руку на плечо Спенсера. Шарлотта наклоняет голову, чтобы посмотреть на него. — Я уже говорила тебе это, Мамонтенок?

Время от времени они называют друг друга так, и я никогда не спрашивал почему, и не хочу знать.