Лорен Блэйкли - Мистер О

Вот то, чего я от нее хотел, чтобы на нее сошло озарение, и Харпер увидела, что я тот, кого она хочет.

— Ты хороший детектив. Я принесу тебе клубнику, покрытую шоколадом, если хочешь, — дразню я.

— Прямо сейчас я не хочу ее. Я хочу кое-что другое.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, возобновляя свою работу, практически затаив дыхание, надеясь, что она хочет того же, что и я.

— Я хочу, чтобы ночь с тобой не заканчивалась.

Она пришла за мной… и ее волосы застряли в «молнии» платья. Сначала я должен сосредоточиться на второй части. Покачиваю собачку в одну сторону, затем в другую, затем обратно до тех пор, пока, наконец, не освобождаю ее волосы и расслабляю «молнию».

Но я не расстегиваю ее. Пока нет. Вместо этого я убираю все волосы с ее спины.

— Твоя «молния» в порядке, — говорю я Харпер, когда прижимаю пальцы к ее обнаженному плечу.

— Твои руки, — бормочет она. — У тебя хорошие руки. Ты знаешь, что с ними делать.

— Я знаю, что с ними делать, и что я хочу ими сделать, — говорю я, пока пальцами скольжу к краю ее плеча. Даже это маленькое прикосновение до сумасшествия меня заводит. — И, черт возьми, я так сильно хочу к тебе прикоснуться.

— О, Боже, пожалуйста, прикоснись ко мне, — наконец, эти заветные слова срываются с ее губ.

Искры везде. Просто повсюду — они освещают мою кожу, распространяются внутри меня, словно пожар. Я провожу левой рукой вниз по ее руке. Маленькие волоски на ее руках встают дыбом, пока я поглаживаю ее мягкую кожу, направляясь к ее запястьям. Я кладу свою руку поверх ее, и Харпер раскрывает пальцы. Я переплетаю наши пальцы, и у нее перехватывает дыхание.

Этот звук возбуждает меня и мне хочется никогда не переставать касаться ее.

Я сжимаю ее руку, и это чувствуется одновременно эротичным и романтичным — мне никогда в жизни так сильно не нравилось держаться за руки. Кажется, каждая ее клетка тянется ко мне, каждый мой нерв вспыхивает для нее. Никогда раньше я не был так уверен, что чувства взаимны. Никогда.

Харпер плотно обхватывает пальцами мою ладонь, и я почти кончаю. Прижимаюсь губами к ее шее, и мой разум затуманивается от желания.

— О, — нежно стонет она.

На вкус она чертовски хороша. Свободной рукой провожу пальцами по ее мягким, шелковистым волосам, скольжу носом по ее шее, вдыхая ее, позволяя ее аромату окутать меня, словно он — лучший наркотик. Она не пахнет весной, ее запах напоминает мне мед, апельсины и все мои фантазии. Я кусаю ее шею, легонько щелкаю языком по коже. Необходимость поцеловать ее везде управляет мной.

Ее плечи поднимаются и опадают, дыхание быстро учащается, а пальцы сильнее сжимают мою руку. Я усыпаю поцелуями всю ее шею, вытягивая стоны и вздохи, и эти вздохи сводят меня с ума. Они говорят мне о том, как много она в это вкладывает. Сколько еще она хочет.

Я умирал, как хотел поцеловать ее губы, почувствовать перед собой ее тело. Теперь, вот она, одна в моем гостиничном номере, пришла за мной, и это поражает меня. Это все, чего я хотел, и я отказывался верить, что это может случиться.

— Харпер.

— Да, — ее голос звучит мечтательно.

— Что бы ты сделала, если бы я поцеловал тебя прямо сейчас?

Я спрашиваю не потому, что не уверен, и не потому, что боюсь, что она этого не хочет. Причина в том, что, как я узнал, она очень любит говорить о поцелуях.

Она легко и мягко мне отвечает:

— Я бы, наверное, растаяла.

Или, возможно, растаю я.

Я отпускаю ее руку, поворачиваю лицом ко мне и попадаю в ловушку ее глаз — таких открытых, таких уязвимых и таких чертовски жаждущих. Я провожу большим пальцем по ее щеке и чувствую, как она дрожит. Ее губы раскрываются, и в эту секунду я хочу наброситься на ее рот своим, но также хочу еще больше продлить предвкушение этого. Потому что в ее глазах я вижу столько потребности, столько желания, столько всего, чего я жаждал получить от этой девушки, все те вспышки, что я видел в последние несколько недель. Я хочу, чтобы она почувствовала все это. Прочувствовала каждую секунду этого момента перед тем, как я ее поцелую.

Но я не могу больше ждать.

Я прижимаюсь губами к ее губам, и моя температура поднимается. Я целую ее мягко и нежно, пальцами исследуя ее, касаясь лица. Целовать ее наедине, когда никто не смотрит, получить ее разрешение сделать это за закрытыми дверьми — полнейший восторг. Это привилегия — знать эту ее часть, эту сторону, которую она так редко показывает. Сторону, куда она меня впускает, и где она перестает сдерживаться.

Мы так необыкновенно хорошо подходим друг другу, наши губы нетерпеливые и жадные. Харпер одновременно такая голодная и такая мягкая. Вскоре этого темпа становится недостаточно, и я проскальзываю языком между ее губ. Она открывает их для меня, и это поразительно. Ее язык встречается с моим. Наше дыхание смешивается. Мы оба стонем в одно и то же мгновение, потому что это так чертовски сильно возбуждает. Это так чертовски хорошо. Я целую ее сильнее, глубже. Посасываю ее сексуальную нижнюю губу, когда она поднимает руки и проскальзывает пальцами в мои волосы. Харпер вовсе не сексуальная штучка. Она просто горячая и возбужденная, разрывающаяся от нужды. Еще она грубая, когда сжимает пальцами мой затылок и притягивает меня ближе, будто не может насытиться моими поцелуями.

Я тоже не могу ею насытиться.

Поцелуи никогда не были такими. Они никогда не были такими хорошими, такими возбуждающими. Я пьян от нее, опьянен вкусом, ее языком, ее ртом и ее сладостью.

Черт возьми, Харпер любит целоваться. И она права. Она тает. Она тает для меня, и я хочу ее, как помешанный. Ее теплое, гибкое тело в моих объятиях похоже на воду — она двигается со мной, скользит по моей груди, прижимается к каждому сантиметру моего твердого тела. Я могу только представить, каково это будет, когда мои губы окажутся на ней, чтобы исследовать каждый ее миллиметр, чтобы свести ее с ума при помощи языка.

Харпер стонет, и я проглатываю этот звук. Она извивается и прижимается еще ближе. Ее грудь упирается в мою, а пальцы играют с моими волосами на затылке. В какой-то момент она целует меня так сильно, что вжимает мои очки мне в нос.

— Ой, — тихо восклицаю я, разорвав поцелуй.

— Прости, — говорит она.

Я отстраняюсь от нее, кладу очки на ночной столик и возвращаю свое внимание к Харпер, пробегая пальцами по рукам, заставляя ее дрожать.

— Я почти никогда не видела тебя без очков, — мягко говорит она, изучая меня.

— Я выгляжу, словно другой парень?

Она качает головой, затем берет мое лицо в ладони и проводит пальцами по моему подбородку.

— Нет. Ты похож на себя, и ты выглядишь очень хорошо. Мне нравится целовать тебя, — ее голос мягкий и полон красивой похоти, которая нагревает мою кожу и сжигает кости.

Ее губы сливаются с моими, и этот бешеный темп возвращается. Этот поцелуй воспламеняется, набирает скорость и мчится на совершенно новый уровень. Харпер издает самые сексуальные звуки, когда стонет и бормочет, полностью поглощенная нашим поцелуем. От этих звуков я хочу ее еще сильнее, хотя не думал, что можно так сильно жаждать человека.

Но я жажду. Чертовски сильно жажду.

Пальцами она касается моей щетины, когда мы пожираем друг друга. Я хватаю Харпер за бедра и перемещаю ее так, чтобы она села на меня, оседлав. Я одурманен ею. Могу чувствовать ее везде, и хочу сделать с ней все.

Я почти уверен, что она хочет того же самого, потому что прижимается к моему стояку, и вся проклятая одежда, которая на нас надета, трется об меня. Слишком много гребаных слоев. Не знаю, куда нас приведет сегодняшняя ночь, как далеко мы зайдем или как быстро, но сейчас я даже не могу думать. В данный момент я хочу быть с ней. В каждый момент, включая этот, где мои руки находят свой путь к краю платья и проскальзывают под ткань.

Я прерываю поцелуй.

— Чулки, — шепчу я, как загипнотизированный.

— Тебе нравятся чулки.

— Нравятся, и ты меня убиваешь, — пальцами я скольжу по ее ногам, и она обрушивается на меня поцелуем.

Я становлюсь еще тверже, когда она упирается в меня. Затем еще тверже, когда достигаю краешка ее чулок. Это получулки, и я хочу взглянуть на них, посмотреть на них, уставиться на них, разинув рот. Но я не отодвигаю ее от себя. Нет никаких шансов, что я сделаю это. Не тогда, когда она дышит так быстро, и каждый ее вдох быстрее, чем предыдущий. Не тогда, когда Харпер трется о мой член. И не тогда, когда я провожу ладонями по ее восхитительной заднице, скользнув по кружевной ткани.

Она вскрикивает и прижимается лицом к моей шее. И стонет, когда я сжимаю эти сочные ягодицы.

— О, Боже, — шепчет Харпер, ее голос напряжен, пока она раскачивается на мне.

— Значит, тебе это нравится? — риторически спрашиваю я, хватая ее за задницу. Я уверен, что ей это нравится. Уверен, что она любит это.

— Так сильно, — ее голос срывается, и этот момент открывает отчетливые, грешные возможности.

Я хватаю ее юбку спереди, комкаю материал в мгновение ока и задираю его до талии. Ее ноги до сих пор широко разведены, она все еще верхом на мне, все еще толкается в меня. Я возвращаю руки к ее заднице, и я будто управляю ею, двигаю сладкое, горячее тело по выпуклостям моего твердого члена. Это просто Харпер в мокрых трусиках трется об меня.

— Объезди меня, Принцесса, — шепчу я ей на ухо. — Объезжай меня до тех пор, пока не кончишь.

Я вознагражден еще одним «О, Боже», когда она начинает двигаться быстрее, тереться сильнее, ускоряя темп. Она хватает мое лицо ладонями, сжимает мой подбородок, держится за меня, пока мы занимаемся петтингом[28]. Все в ней меня заводит — ее потребность, ее желание, дикая похоть, звуки, которые она издает, и эта задница. Она впечатляющая — твердая, и в то же время чертовски мягкая. Я крепко сжимаю ее плоть так, как ей нравится, и она издает сексуальный писк.

— Я, блядь, обожаю твою задницу, — грубо говорю я.

Харпер стонет что-то невразумительное.

Запускаю свои пальцы внутрь кружева на ее спине, направляя ее движения, заставляя ее быстро и дико объезжать мою эрекцию.

— Ты близко, не так ли?

— Да, — кричит она. — О, Боже, Ник. О, мой Бог!

Это последние слова, которые я могу разобрать. Остальные просто шум: чистый, плотский звук того, как она подходит к краю, а затем трепещет и дрожит, когда кончает на мне. Так сильно. Харпер кончает так чертовски сильно на мне, прямо в одежде, и сила трения — это все, что ей потребовалось, чтобы кончить. Я пропускаю ее волосы сквозь пальцы, гордость пробирает все мое естество, когда я вижу румянец на ее щеках и дрожь в теле. Я хочу запомнить каждую деталь того чувства, что я заставил ее испытать подобное в первый раз.

По правде говоря, еще я хочу нарисовать ее. Потому что она выглядит удивительно красивой.

— Я хочу заставить тебя кончить снова. Хочу услышать, как ты сходишь с ума и заставить тебя рассыпаться на части, — говорю я, пока она тяжело дышит в моих объятиях.

Она проводит пальцами по моему лицу и прижимает свои губы к моим.

— Я хочу все это.

Моргнув, она спускается с вершины блаженства. Ее голубые глаза округляются, словно она удивлена тем, что только что занималась петтингом со мной. Что, на мой взгляд, было чертовски удивительным, но я понятия не имею, что она думает по этому поводу. Я напрягаюсь, ожидая, что Харпер проскользнет обратно в ту броню, которую она так хорошо носит.

Вместо этого она обхватывает руками меня за шею. Ладно, так намного лучше. Затем она говорит:

— Я хочу сказать тебе кое-что.

Я никогда не был большим фанатом этих слов, но пришло время и мне надеть свою защитную броню. Я обнажаю меч юмора и размахиваю им.

— Ты хочешь раздеть меня догола и согрешить со мной?

Она улыбается и кивает:

— Да.

Что ж, я буду придерживаться этой тактики. Раз уж это конкретное оружие, если вы понимаете, что я имею в виду, в полной боевой готовности.

— Отлично. Начни отсюда, — говорю я, указывая на ремень.

Харпер смеется, а затем сжимает мои плечи и понижает голос так, будто собирается раскрыть какой-то секрет: