Джули посмотрела на меня с нескрываемой угрозой. Теперь она явно разозлилась, что, странным образом, меня даже порадовало.

— Не хочешь ли ты сказать, что…

— Что ты ничего обо мне не знаешь, Джули, — перебил я ее. — Ты только думаешь, что знаешь. Я уважаю Мэл и ее чувства. И я не считаю, что мои дела важнее ее… — Я на секунду прервался. — Я признаю, что не всегда опускаю стульчак на место, что, конечно, может быть расценено тобой как невнимательность, и я действительно закатываю глаза. Но ведь эти проступки еще не делают из меня Дарта Вэйдера[17] в ливайсовских штанах, а, Джули?

Она состроила гримасу проглотившего осу бульдога.

— Не понимаю, что она в тебе нашла… — яростно начала она, но вдруг смолкла.

«Штаны, — нервно подумал я. — Если она не порвет меня на куски, может быть, она захочет заняться сексом?» К счастью, я тут же обнаружил причину, заставившую ее замолчать. Это была Мэл.

— Слушайте, вы, оба, — вздохнула Мэл, — неужели нельзя, наконец, успокоиться?

Джули бросила на меня злобный взгляд, говорящий «Это все ты…», в то время как я состроил ангельскую улыбку, которая должна была растопить ей сердце, или сжечь его, ну или что там еще происходит с вампирами, когда их протыкают осиновым колом.

На Мэл была одежда в стиле «по-субботам-я-хожу-в-магазин»: джинсы, белая футболка и длинный шерстяной топ с капюшоном. Она успела постричься и стала еще чуть-чуть краше. Я удержался от непроизвольного порыва сказать ей, как потрясающе она выглядит, побоявшись, что она заподозрит меня в попытке подлизаться. Поэтому я лишь нежно улыбнулся, надеясь, что поднятые вверх уголки губ убедят ее в моем полнейшем обожании. Но Мэл в ответ не улыбнулась. На ее лице не отразилось никаких чувств, как будто ей было безразлично мое появление, хотя поза, в которой она сидела на верхней ступеньке, свидетельствовала скорее о том, что я по-прежнему не в фаворе.

— Как дела? — резко спросила она.

— Нормально, — промямлил я. — А у тебя?

Тишина.

— Как на работе?

Опять тишина.

Я терпеть не мог такие ссоры. Как бы я хотел, чтобы она перестала на меня сердиться.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, — сказал я, становясь перед ней на колени.

— Ты просто так говоришь. — Она сняла куртку. — Это все, что ты хотел мне сказать?

Я всматривался в ее глаза, пытаясь обнаружить истинную Мэл. Та Мэл, которая сидела сейчас передо мной, была Непреклонная Мэл, ее второе «я», которое обычно просыпалось в те минуты, когда я был не прав и прощать меня не стоило. Она действительно многое мне прощала, и, вполне возможно, я этого не заслуживал. И тем не менее мне казалось, что это уже явный перебор. Моя вина под кодовым названием «Он Не Знал, Когда Нужно Жениться На Своей Подруге» была для меня внове, и я справедливо полагал, что мои мольбы, раскаяние и уговоры должны её компенсировать.

Поэтому я молча ждал. Наступила столь гнетущая тишина, что даже Джули предпочла исчезнуть. Однако чем дольше я молчал, тем холоднее смотрела сквозь меня Непреклонная Мэл. Вскоре все мои соображения относительно неправильного обращения с Мэл были вытеснены собственным негодованием. Моя вина уже не имела значения. Я уже не пытался извиняться, мириться или объясняться. Сейчас важно было только одно — выиграть.

— Знаешь, все бесполезно, — вздохнул я. — Ты не в настроении разговаривать. Ну, хорошо. Я приду позже.

Один-ноль.

В мгновение ока я покорил вершину морали, до правильной величины уменьшил значимость чувств Мэл и вообще превратился в Единственного Разумного Человека на земле.

— Ты не можешь быть неправым, не так ли? — нашлась Мэл. — У тебя просто не хватает мужества признать, что ты совершил ошибку!

Один-один.

Теперь на вершине оказалась Мэл. Она мгновенно вычислила мое слабое место и к тому же умалила мое мужское «я». Еще немного, и я бы выглядел просто дураком.

— Как знаешь, — сердито выдохнул я, рассчитывая на то, что эти слова выиграют для меня еще одно очко, так как они означали «Я делаю вид, что не хочу попусту спорить». «Ну, теперь-то я выиграю», — злорадно подумал я, и тут Мэл заплакала.

Game over!

Так не честно. «Как знаешь» не стоило ее слез. И вообще, Мэл перехитрила меня, использовав козырную карту, которую рано было вынимать. Большинство наших ссор заканчивалось ее слезами. Она скажет что-нибудь ужасное. Я скажу что-нибудь ужасное. Она заплачет. Я почувствую себя извергом.

Слезы были тем секретным оружием, против которого у меня не было защиты. «Однажды, — подумал я, — во время ссоры я расплачусь первым, и тогда она поймет, каково это…»

Я не мог смотреть, как она плачет. Просто не мог, и все тут. Мне хотелось обнять ее и попросить у нее прощения, но я знал, что сейчас она отвергнет мою попытку помириться. И я решил уйти. Пройдя мимо Джули, вернувшейся, чтобы досмотреть спектакль до конца, я кивнул в ее сторону с выражением «Мне жаль тебя» и открыл входную дверь.

Я уже практически шел по Клэпхем-Хай Стрит, мысленно сознаваясь в том, что никогда не понимал женщин и их логику, как вдруг сзади послышался голос Мэл: «Так для чего же ты пришел, Даффи? Для того чтобы я еще раз убедилась в том, как я тебя ненавижу?»

Мне захотелось сказать в ответ что-нибудь столь же гадкое, но, услышав страшную боль в ее голосе, я пришел в себя, и единственное, что я смог вынести из пучины своей жалости, были слова:

— Я пришел сказать тебе, что хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

На самом деле это была неправда.

Ну, не неправда, а не совсем правда.

Что-то около девяноста семи процентов правды и трех процентов неправды.

Я действительно хотел жениться на ней — просто не сейчас, еще не сейчас. Но слова уже слетели с моих губ, и, поверите ли, я ими почти что гордился. Я, правда, никогда не понимал, как люди умудряются осознанно принимать решения такой важности, как: «Давай заведем ребенка», «Давай поженимся», «Давай покончим с собой». Это монументальные по своей значимости решения, после которых вспять уже не повернуть. Я всегда считал, что требуется определенное мужество, чтобы произнести вслух слова «Давай поженимся», и теперь я, как будто перейдя из категории легкого веса в тяжелый, почувствовал себя по-настоящему взрослым мужчиной.

Непреклонная Мэл улетучилась в ту же секунду, точно так же, как и «Глупый мальчишка», а на их месте возникли столь знакомая и любимая мною Мэл и прежний я, считающий, что лучше Мэл может быть только тост. Она подбежала ко мне и с такой силой обвила руками, что я почувствовал себя настоящим мужчиной, таким, каким давно уже себя не чувствовал. Пока она с жаром меня целовала, я подумал, что осуществил все ее мечты. «Если бы всегда было так просто осчастливливать любимых людей», — подумал я. Обычно мне кажется, что я существую лишь для того, чтобы разочаровывать окружающих. Тем приятнее было почувствовать обратное.

Я был счастлив.

Мэл была счастлива.

Кажется, даже Носферату улыбалась.

Будущее наше было светлым.

Парень за шесть миллионов

Реакция окружающих на мою предполагаемую женитьбу показалась мне по меньшей мере странной. Мама разрыдалась. «Я так счастлива, — причитала она, всхлипывая изо всех сил. — Я так счастлива!» Она раз сто роняла телефон и еще миллион раз заставила меня пересказать ей все в подробностях, как будто не могла поверить в это чудо.

Верни отреагировала на новость немногословно: «Давно пора!» Это меня рассмешило: я-то знал, что на самом деле она довольна, как и мама. Чарли поздравил меня теплым рукопожатием и словами, что известие о моей женитьбе явилось для него лучшей новостью за последние сто лет.

Дэн, понятное дело, не слишком обрадовался, но скрыл свои чувства, потому что не хотел меня обидеть. Он похлопал меня по спине, сморозил шуточку относительно объявления в «Пентхаусе» о поиске нового соседа по квартире и пообещал устроить в ближайшую пятницу вечеринку в мою честь. Поскольку Мэл на эту же пятницу назначила свою «Я-помолвлена! — Правда-здорово?» вечеринку, то все складывалось наилучшим образом. Вечеринка Дэна идеально укладывалась в наши совместные «повзрослевшие» планы на выходные.

* * *

В ту пятницу мы сидели втроем в «Хавершеме»: Дэн, Чарли и я. Несмотря на то что помолвка произошла всего шесть дней назад, они единодушно сошлись на том, что весь вечер на арене должен провести именно я. В течение нескольких часов я был объектом бесконечных шуток, насмешек и издевательств, что, впрочем, меня радовало: смех действовал как отличный антидот тем дурным предчувствиям, которые угнетали меня в связи с предстоящей женитьбой.

Наш разговор проходил примерно следующим образом…


20:23

— Что так привлекает женщин в свадьбе? — спросил Дэн.

— Платье? — предположил Чарли.

— Возможно. Что похожего во всех свадьбах, помимо жениха и невесты?

— Шикарное платье!

Я старался не позволить им втянуть меня в эти скабрезные свадебные разговоры, но силы были уже на исходе.

— Неужели вы серьезно считаете, что женщины выходят замуж лишь для того, чтобы покрасоваться в шикарной тряпке? А как насчет Элизабет Тейлор? Она уйму раз выходила замуж, но ведь она и без того может себе позволить сотни расшикарных нарядов.

— Э-э-э, — проницательно заметил Дэн, — но именно свадьбы дают ей возможность показать их в приличном месте.


21:28

Чарли задает вопросы, мы отвечаем.

— Почему мужчины так боятся обязательств?

— Это просто, — ответил Дэн. — Дело в «принципе Дэйзи Дьюк»[18].

Значительность его слов привлекла наше внимание. Ибо Дэйзи Дьюк из «Королей риска» являлась олицетворением истины, красоты и потрясающего успеха у мужчин как для всех нас, собравшихся за этим столом, так и для всего нашего поколения.

— В наш просвещенный век, — начал Дэн, — вокруг нас ходят толпы потрясных красоток. Мы, мужчины, вынуждены всю жизнь искать свой идеал в лице той самой — единственной и неповторимой. Но наши старания бесплодны, потому что идеала не существует. Однако мы не унываем и продолжаем кочевать от женщины к женщине, не желая пускать корни до тех пор, пока наш поиск не увенчается успехом.

— Нас нужно жалеть, а не осуждать, — вставил свое слово Чарли. — Ибо наша работа неблагодарна.

— В каком-то смысле, — продолжал Дэн, — наш поиск идеала подобен партии в двадцать одно. Карты на руках, и выбор за вами. Добираете или остаетесь при своих? Играете не рискуя и удовлетворяетесь девятнадцатью? Или рискуете всем ради двадцати одного?

— В хороший день Верни — двадцать одно, — рассмеялся Чарли. — Хотя подозреваю, что она оценивает меня в восемнадцать. А ты, Дэн? Выигрывал когда-нибудь двадцать одно?

— Дай-ка вспомню, — задумался Дэн. — В колледже у меня была Сирис, но больше четырнадцати ей не дашь. Потом была Луиза. Пожалуй, она тянула на семнадцать. Но ближе всех к цели была Миена. — Он отхлебнул пива. — Она была, как минимум, двадцать, но вы же меня знаете — я такой же игрок, как и Кенни Роджерс. Я должен был выиграть двадцать одно… и проиграл.

— Мэл — бесспорно двадцать одно, — сказал я скорее для себя, чем для друзей. — Она — идеал.


22:05

Настала очередь Дэна задавать тему для обсуждения.

— Современному приличному герою нет нужды в постоянных пассиях, потому что они путаются под ногами и мешают ему спасать мир. Вы не найдете ни одного достойного героя, которого смогли заарканить. Обсуждайте.

Я попытался вспомнить имена известных женатых героев, но это оказалось сложнее, чем я думал.

— Джеймс Бонд! — воскликнул я победоносно. — Он был женат.

— Был женат, — заметил Дэн. — Но только «На Секретной Службе Ее Величества». Он и вправду женился, но его жена погибла от пули, предназначенной для него. Подтекст очевиден: Джеймс Бонд в образе мужа не может спасать мир. К тому же, если лишить Бонда бесконечной вереницы окружающих его красоток, что останется? Да ничего, кроме немолодого мужика, ведущего себя как подросток.

— Он прав, — заметил Чарли. — Вспомни-ка, Даф. Старский и Хутч[19], Магнум[20], Дин Мартин из «Мэт Хэлма», Бэтмэн, Шафт[21], Ган Соло из «Звездных войн»… подумай, даже Ган Соло!

— И все парни из «Команды «А»»[22], — добавил Дэн.

— Даже «Парень за шесть миллионов»[23], — с неохотой внес я свою лепту.

— Чарли из «Ангелов Чарли»[24], — сказал Чарли.

Мы с Дэном одновременно уставились на него, ожидая объяснений.

— По-моему, он был женат, — возразил я. — Вот Босли — тот действительно холостяк, а Чарли — точно женат.