— Хорошо, моя родная… Поди, посиди с бабушкой, а потом мы с тобой что-нибудь придумаем…

— Ну ладно уж, пойду, потому что ты меня просишь, — заявляла Соня с серьезным видом. — Мама, ты такая красивая. А я буду такая красивая?

— Конечно, ты будешь еще красивее! — Лера прижимала к себе дочь и целовала ее в круглые щечки и курносый носик с крапинками веснушек. Она была настолько уверена в преданности Сонечки, что даже мысли не допускала, что когда-нибудь это может измениться. Она не стеснялась проявлять свою любовь к дочери и в то же время могла быть строгой, даже резкой. Сонечка обижалась, плакала, но потом сама первая просила прощения у матери, в которую была влюблена до обожания. Так было до самого недавнего времени, но вдруг что-то произошло… Отвергаемая прежде бабушка, которая откупалась от внучки подарками, но никогда не тратила на нее много времени, вдруг заняла в жизни внучки довольно важное место. Как и когда это произошло — Лера просто не заметила и теперь вдруг, словно ощутив неприятный, болезненный укол в душу, впервые задумалась об отношениях с дочерью всерьез. Чего недоставало Соне — внимания, тепла, задушевных бесед? Нет, все это было, Лера не могла упрекнуть себя в пренебрежительности к ребенку, хотя, конечно, в последнее время их общение стало более отрывочным и поверхностным… Может быть, ей самой следует сблизиться со свекровью в целях всеобщего мира? Как бы это ни было противно, надо попытаться быть немного хитрее, ничего нельзя пускать на самотек и ни в чем нельзя быть уверенной…

Внезапно начавшийся роман с Красовским вызвал у Леры неприятное ощущение чего-то дурного, подсознательной собственной вины. И касалось это не только Максима, Лера не очень мучилась из-за того, что изменила ему. Гораздо хуже было то, что она продолжала изменять самой себе. Ее тянуло к Красовскому и одновременно отталкивало от него. И, казалось, он тоже испытывает нечто подобное. Как ни странно, постель не только не сблизила их, а, напротив, все больше отдаляла друг от друга. Их отношения становились все напряженнее, все сложнее, это была какая-то мучительная борьба, в которой никто не побеждал и которую трудно было назвать любовью. Лера понимала, что рано или поздно ей придется или победить, или проиграть, а поскольку ни то, ни другое не было ее целью, она думала о том, как поскорее прекратить эти мучительные отношения. И хотя Лера никогда не любила Максима, чувство благодарности за все, что он сделал для нее, удерживало ее рядом с ним. Ей не хотелось причинять ему боль и еще больше портить отношения с ним, которые и так утратили ту нежность и теплоту, которая была все же в самом начале и в какой-то мере заменяла любовь. И, конечно, Сонечка, уж она ни в чем не была виновата!

Лера подумала вдруг: «А что будет, если в моих отношениях с Красовским сумею выиграть я, если он и вправду будет на коленях умолять меня не бросать его? Нужно ли мне это? Не знаю, не знаю… Я ведь не тщеславна и не собираюсь гордиться трудными победами на любовном поприще… Люблю ли я его, вот что самое главное? Побегу ли я за ним без оглядки на край света? Наверное, нет… Один раз в жизни я готова была бежать на край света, я забыла обо всем, но… не получилось. А сейчас, нет, сейчас я уже не хочу ничего… Неправда, я знаю, чего я хочу! Я хочу узнать, что было в том конверте, хочу прочитать те слова, которые безвозвратно исчезли в пространстве и времени. Тоска по несбывшемуся — это как болезнь, которая не излечивается, а приобретает со временем хронический характер… Что было бы, если бы все сложилось иначе? Если… бы… Глупый вопрос! Если бы да кабы, во рту росли б грибы или бобы, как там на самом деле? В общем, сплошное сослагательное наклонение…

Максим в последнее время стал почти невыносим. Он постоянно кричал, что в холодильнике пусто, жрать нечего, кроме вчерашнего супа. Лера целыми днями пропадала на работе, и это раздражало его все больше.

— Возьми трубку, — произнес он ледяным голосом, — там твой Красовский!

— Почему мой? — невозмутимо спросила Лера.

— А чей еще? Мой, что ли?

— Ты что так кричишь? — Лера подбежала к телефону. — Алло!

— Ты свободна завтра утром? — спросил Красовский.

— Да, Леонид Аркадьевич, конечно.

— Завтра в десять утра я заеду за тобой. Надеюсь, твой муж не слышит меня?

— Хорошо, я буду на студии вовремя. До свидания… С утра съемка, — сказала она Максиму, положив трубку и нарочито зевая. — Я сама устала, но что делать?

— Конечно, в доме грязь, вечно неубрана постель, дочь заброшена, зато жена при деле!

— Макс, не ворчи. Если тебе повысят зарплату хотя бы в два раза, я уйду с работы, — примирительно сказала Лера.

— Десять раз! Ладно, я пошел за Софочкой, а ты постарайся покормить нас чем-нибудь, кроме яичницы!

— Постараюсь! — Лера подошла к нему, чмокнула в щеку. — Не дуйся, пожалуйста! У меня скоро дебют, разве это плохо?

— Кому как… — Максим надел куртку и вышел за дверь.


— Привет! — сказала Лера, садясь в машину рядом с Красовским.

Красовский рывком тронулся с места и вылетел на проезжую часть, подрезав черную «Волгу».

— Не боишься?

— Ни капли, — сказала Лера. — Я тоже люблю быстро ездить, но не по кривым переулкам, а по ровному пустому шоссе, чтобы ветер в ушах свистел!

— Да, мадам, с вашими пристрастиями надо жить в другой стране… А ты водишь машину?

— Приходилось, — ответила Лера.

Красовский резко затормозил и остановился.

— Садись за руль.

— А если я разобью машину?

— Это будет очень эффектно. Наши портреты в траурных рамках напечатают во всех газетах.

Лера пересела на водительское место, передвинула сиденье поближе.

— Куда едем?

— Ко мне домой, естественно.

Лера аккуратно выехала на середину проезжей части, пытаясь подавить внутреннюю дрожь от напряжения и страха, набрала скорость и слилась с потоком машин, судорожно вцепившись в руль.

— Расслабься, — сказал Красовский.

— Но я давно не ездила за рулем.

— Не падайте духом, поручик Голицын! — повторил он свою любимую фразу.

Вдруг Лера свернула в первый попавшийся переулок и остановила машину.

— В чем дело? — спросил Красовский. — Ты переоценила свои возможности?

— Я не поеду к тебе! — сказала она решительно.

— Ты решила меня бросить, прямо сейчас?

— Я хочу вернуться домой! Знаешь, что я думаю? Нам надо прекратить встречаться, пока мы не возненавидели друг друга и пока не наступил крах моей семейной жизни.

— Оригинальная, свежая мысль! Я не удовлетворяю тебя в постели?

— Разве я похожа на сексуальную маньячку?

— Нет, ты похожа на спящую царевну в стеклянном гробу!

— А ты пытаешься расколотить крышку этого гроба, не задумываясь о том, что будет с царевной… Или я не права?

— Ты права, хотя и частично, — он горько усмехнулся. — Поэтому я и злюсь. Прости… К сожалению, я не могу дать тебе то, чего ты, безусловно, заслуживаешь. И не только в плане секса. Я лишний раз убедился, что просто не способен любить женщину так, как могут любить другие… Я не способен отдать всего себя этой любви, и ты не можешь это не чувствовать. А вообще-то чертовски жаль, что это так… Думая о том, что когда-нибудь ты станешь моей, я представлял все совсем иначе. Я думал, что ты единственная женщина, которая мне нужна…

Лера посмотрела на него и произнесла с иронией:

— Но, переспав со мной, ты убедился в том, что, во-первых, я не женщина, во-вторых — не единственная, в-третьих — не так уж нужна тебе!

— Однако, княгиня, вы стали циничны, — Красовский скривился в усмешке, закурил, задумался, потом сказал очень серьезно: — Валерия, поверь, если мне и нужна женщина, то только такая, как ты.

— Вот сейчас ты сказал правду, — засмеялась Лера. — Все дело в этом «если». На самом деле тебе не нужен никто! Ты хотел, чтобы я стала твоей, ты своего добился, теперь твое самолюбие удовлетворено и я больше не нужна тебе! Не надо никого обманывать, тебе не нужны ни друзья, ни любимая женщина! Давай прекратим эти мучения! Ты одиночка, и только один на один ты можешь как-то ладить с самим собой. Все остальные тебе только мешают. Я это давно поняла, еще тогда, на практике. И так оно и есть! И что бы ты ни говорил, ты не можешь ничего изменить! Ты не можешь переделать себя!

Красовский посмотрел на Леру с печальной улыбкой.

— До чего же ты умна, аж противно! И все ты про меня знаешь!

— А тебе это не нравится?

— Но ты не все знаешь обо мне… — Красовский вдруг побледнел, взял Леру за руки и с силой стиснул ее ладони. — Ты не понимаешь, как мне невыносимо трудно отказаться от тебя… Это бесит меня, все больше от тебя отдаляет, я вижу это, я сам борюсь с собой, чтобы не выглядеть полным дураком, не броситься перед тобой на колени и просить, чтобы ты осталась со мной… навсегда! Но я не имею права на это, я испорчу тебе жизнь… Понимаешь, Валерия?

— Да, я понимаю, сколь велика ваша гордыня, дорогой Леонид Аркадьевич! Не пристало вам унижаться перед женщиной. А вдруг она откажет вам сама?

— Замолчи, черт возьми! — Красовский стиснул зубы, замотал головой. На его лице на мгновение появилось выражение беззащитности, отчаяния, которые Лера замечала иногда и прежде. Он вдруг обнял ее, спрятал лицо в ее непокорных волосах. — Ты не веришь мне и правильно делаешь, что не веришь, можно ли верить словам… — бормотал он, целуя ее. — Останься со мной, в последний раз…

— Но это ничего не изменит…

— А что, если я и правда не могу без тебя!..


В квартире у Магды Романовны были плотно задернуты шторы, на столе горели свечи, загадочным мерцанием освещая темную бархатную скатерть и разложенные на ней карты.

— Бабушка, я запуталась, я не знаю, что мне делать! — говорила Лера. — Помоги мне разобраться!

— Говоришь, запуталась? — улыбнулась Магда, глядя в карты. — Это только начало! Ждет тебя сюрприз в скором времени, и какой сюрприз!

— Какой сюрприз, бабуля? Что еще случится, плохое что-то? — испуганно спросила Лера.

— Это хороший сюрприз, — задумчиво сказала Магда, — ты удивишься, ох как удивишься! Но я вижу слезы… Будет тебе нежданное известие, и узнаешь еще одну тайну! Поэтому будешь плакать…

— Что-нибудь про тот конверт? Да, бабуля?

— Про тот, и про другие… Писем от него было… раз, два, три… четыре письма было. Успокойся, ты их никогда не прочтешь! Но тайну узнаешь. А вот два короля твоих, темный король и русый король… Оба убиваются о тебе, а ты их оставишь обоих, сначала одного, а потом другого, русого, тоже оставишь…

— И что же будет, бабушка? — с нетерпением спросила Лера.

— Судебное разбирательство выходит, в котором и ты замешана, и король русый.

— Что же это? Развод?

— Нет, развода пока не вижу. Что-то другое…

— Господи, да что же это такое? — испуганно спросила Лера.

— Пока вижу, что в этой истории много людей замешано. Это не твое судебное дело, но ты в нем как-то участвуешь… Тут два близких тебе человека, а ты сбоку… — Магда вдруг замолчала, словно испугавшись увиденного.

— Бабуля, говори, пожалуйста, не молчи, ничего от меня не скрывай! — умоляла Лера, внимательно вглядываясь в карты и пытаясь сама разгадать их тайное значение. — Это пиковая девятка тебя испугала? Я умру, бабуля?

— Да как ты можешь говорить такое! Это грех большой! — строго сказала Магда. — Не знаешь Таро — так и не суди! Это — отшельник, в твоем раскладе получается, что этот отшельник связан с судебным разбирательством. С тобой ничего не случится, я же сказала, и не умрет никто. Страдать ты будешь, что правда, то правда, но потом будет тебе великий подарок и забудешь все печали да горести.

— А это дорога, бабуля?

— Дорога, да не простая. Жизни твоей новая дорога, вот что! Очень много перемен ждет тебя в скором времени, неожиданных перемен!

— Бабуля, а у меня завтра дебют! Может, с этим перемены связаны?

— Знаю, золотая моя, давай-ка кофейку попьем! Устала я что-то, старая, видно, стала… А за премьеру свою не волнуйся, все у тебя хорошо будет.

— Скорей бы отец приехал! — Лера поставила чайник на плиту. — Жаль, что он не сможет посмотреть мою передачу.

— Приедет — посмотрит, — сказала Магда. — А ты потерпи, он по тебе сильно тоскует, ты для него дороже всех на свете!


Перед экраном цветного телевизора Максим жадно глотал приготовленный матерью обед. Галина Семеновна величественно восседала рядом, положив руку на колено своему сыну, и с жадным любопытством смотрела спортивные новости.

Сонечка ворвалась в комнату с криком:

— Папа! Папа! Ну когда же маму покажут?! Что это за дядька такой, зачем он тут распрыгался?