Утром, с опухшими ненакрашенными глазами, оставив на диване храпящего Максима, она явилась на студию и забилась в угол. Но отсидеться ей не удалось. Видя ее понурый вид, к ней подошла администратор Маша и громко произнесла:

— Нет, это было потрясающе! Лерка, ты была вчера просто ослепительна! По-моему, тебя надо каждый день показывать по телевизору!

— Да ладно тебе, — тихо сказала Лера.

— Что происходит с нашей королевой эфира? — Наташа обняла Леру и чмокнула в щеку. — Это Макс тебя успел доконать?

— Он вчера напился, — сказала Лера.

— Неудивительно! — бодро сказал оператор Сергей. — Я бы на его месте тоже напился, если бы мою жену весь вечер по ящику показывали! Какому мужу это понравится!

— Ладно, ребята, не смейтесь над несчастной женщиной, замученной тяжелой неволей, — кисло улыбнулась Лера.

— Это ты-то замученная? — возмутилась Маша. — Вот нас после передачи, знаешь ли, звонками замучили! И все мужские голоса, с тобой жаждут познакомиться!

— Вот уже и письмо пришло. — Сергей, подмигнув девушкам, достал из кармана конверт. — Слушай, телезвезда! «Дорогая Валерия! Пишет вам рядовой Советской Армии Сидор Галкин. За отличную службу и безупречное поведение я был награжден трехдневным отпуском, который провел в родной деревне Корявые Дубки. Вечером у соседки тети Глаши я смотрел по цветному телевизору передачу о каких-то рокерах и вдруг увидел вас. Пришлите мне свое фото, а я вам высылаю свое. Через год заканчивается моя служба. Приезжайте ко мне в мои родные Дубки, я мужчина хозяйственный, положительный, не пожалеете. Можете своих рокеров с собой взять, у нас тут мотоциклов не хватает. С любовью до гроба, ваш Сидор».

Слушая всю эту галиматью, Лера начала безудержно хохотать.

— Машка, ей-Богу, твой почерк!

— У человека чувства, а ты смеешься! — с напускным возмущением сказала Наташа.

— Спасибо, ребята, ей-Богу, я не думала… — пробормотала Лера. — Вы правда меня развеселили!

В это время в комнату вошел Красовский, все сразу притихли и быстро разбрелись по рабочим местам. А следом за Красовским, в сопровождении какой-то девицы, то ли переводчицы, то ли секретарши, в студии появился собственной персоной кинорежиссер Юрген Грасс.

У Леры все поплыло перед глазами; глядя на него, словно сквозь густой туман, она почувствовала, что теряет сознание.

— Конец света, — прошептала Наташа, быстро подбежав к подруге и незаметно взяв ее под руку.

Словно издалека Лера видела, как Юрген разговаривает с Красовским, потом они вместе подошли к Наташе и Лере.

— Вы, кажется, знакомы? — Красовский этаким хозяйским жестом обнял обеих за плечи, выразительно посмотрел на Леру, как бы намекая на свою связь с ней.

Лера ничего не слышала, не замечала, с трудом держалась на ногах и не в состоянии была произнести ни слова.

— Девочки вчера очень устали, — сказал Красовский Юргену.

Юрген ответил, что это вполне понятно, поздравил их с премьерой… Он был приветлив, подчеркнуто вежлив — сдержанный, поседевший, с печалью в глазах…

Лера испытывала одно-единственное желание — броситься к нему, обнять, поцеловать… Но она не могла шелохнуться, ее тело было как будто сковано льдом. Она так и стояла рядом с Наташей, онемев и оцепенев; она видела, как Юрген удаляется куда-то вместе с Красовским и незнакомой девицей, даже не взглянув больше на нее, это было как во сне, жутком и прекрасном одновременно.

— Конец света, черт подери! — снова сказала Наташа.

В этот день Лера вернулась домой раньше обычного, тихая и печальная. Соню, которую утром бабушка отвезла в детский сад, надо было забрать через два часа. Максим, видимо, проспался и уехал на работу. Она могла немного побыть наедине с собой, слава тебе, Господи, и хоть какое-то время ничего ни перед кем не изображать. Сейчас ей было бы очень трудно разговаривать с Максимом, не было сил отвечать на бесконечные вопросы дочери. Мир в одно мгновение сузился и замкнулся на единственном объекте, и объект этот оказался неожиданно близко. Она уже не могла думать ни о ком, кроме Юргена. Но теперь, еще больше, чем прежде, их разделяла пропасть. Он появился перед ней, живой, реальный, всего несколько часов назад, это было как шок, как катастрофа. Она привыкла уже думать о нем в прошлом, смирилась с жестокостью судьбы, заставила себя принять и то, что судьбой этой была ее несчастная, запуганная мать. И никого нельзя было винить в случившемся. Но каким ошибочным, скучным выглядело теперь ее замужество, каким нелепым казался недавний роман с Красовским! Все — ложь, уступки собственным слабостям, вся жизнь — сплошной компромисс! Она заключала сделку за сделкой со своей совестью, своими чувствами, подменяя любовь то благодарностью и жалостью, то тщеславием и гордыней! Ей было невыносимо стыдно сейчас за свои поступки, но она понимала, что в прошлом ничего нельзя изменить. Оно прочно заняло место в ее судьбе, и никто, кроме нее самой, ни в чем не виноват! Винить других — это последняя глупость и низость! Разве виновата ее мать, что всю жизнь боялась за нее! Разве виноват Максим, что влюбился в нее, рисковал ради нее жизнью, отомстил ее врагам? А Красовский? Она умудрилась причинить страдания даже этому неуязвимому гордецу и игроку. Связавшись с ней, он, может быть, впервые в жизни проиграл… «Боже, какая чушь! — одернула Лера мысленно сама себя. — И что это я возомнила такое! Можно подумать, весь мир вращается вокруг меня! Нет, нет, все не так! Никому я не нужна на самом деле! Все могут обойтись без меня — и Красовский, и Максим, и Сонечка, и даже Юрген! Почему, почему он даже не попытался сегодня остаться со мной наедине? Или я уже ничего не значу для него? Конечно, столько лет прошло! Он ведь даже не знает, что я замужем, что у меня дочь… Или знает, кто-то уже сказал ему? Может быть, он сам давно женат? Я ведь ничего не знаю о нем! Зачем он вообще приехал! Я видела его, стояла рядом, из последних сил изображала светскую улыбку на лице! Ну и видочек был у меня! И что? Ничего! Говорил только с Красовским, словно приехал специально к нему, поздоровался со мной и с Наташей, несколько общих, ничего не значащих фраз — и все… И Красовский хорош — выпендривался перед ним, публично обнимал меня, пользуясь ситуацией, будто я его вещь… Но как изменился Юрген, он совсем не похож теперь на того очаровательного мальчика, который легко знакомится с девушкой в самолете… Ведь он совсем еще молодой, чуть-чуть за тридцать, но этот строго-печальный взгляд, благородная седина на висках… Он стал еще лучше! Красивый, знаменитый, богатый, зачем я теперь ему нужна?.. Господи, да что же это со мной! Как все нелепо, глупо, необратимо, невозможно…»

В квартире раздался телефонный звонок. Лера, с трудом выйдя из забытья, нехотя сняла трубку.

— Я слушаю, — тихо сказала она.

— Валерия, здравствуй, — сказал Юрген с легким акцентом. — Ты меня узнала?

— Конечно!

— Я тебе не помешаю своим звонком?

— Нет, что ты! Я… я как раз думала о тебе…

— Это очень приятно. Я звонил вчера и разговаривал с твоей дочерью.

— Господи… я не знала….

— Твоя дочь похожа на тебя? Она такая же красивая?

— Она еще маленькая.

— Жаль… — произнес Юрген и замолчал. Потом вдруг спросил спокойным вежливым голосом: — Твой муж Красовский?

— Нет, что ты!

— Значит, он твой любовник?

— Юрген, ну и шутки у тебя!

— Ты забыла, как шутят немцы? Грубо и прямолинейно. Ты счастлива?

У Леры слова застряли в горле. Она испугалась, что своим ответом может отпугнуть его, разговор закончится какой-нибудь дурацкой, ничего не значащей фразой, он больше не позвонит, она не увидит его… Надо было решаться, пока он не положил трубку. И она сказала, с трудом справляясь с собственным голосом:

— Юрген, я… хотела бы встретиться с тобой, если, конечно, ты не очень занят.

— Прекрасная мысль. Мы можем вместе поужинать. Твой муж не будет сердиться?

— А для тебя это так важно? — спросила Лера, стараясь вызвать его на большую откровенность.

— Я опять глупо пошутил, — сказал он. — Так сегодня?

— Я не знаю, может быть, лучше завтра?.. Понимаешь, мне надо забрать дочь из детского сада…

— Хочешь, возьми ее с собой!

— Нет-нет, я приду одна. Собственно, почему не сегодня? Скажи мне свой телефон, я тебе перезвоню буквально через десять минут!

Последовала недолгая пауза, и Лера успела подумать, что он в номере не один и теперь придумывает, как бы ей отказать в вежливой форме…

— Извини, — сказал Юрген, — я искал свой номер, я его не помню наизусть… Нашел, записывай. Я буду ждать твой звонок.

Лера записала номер, положила трубку и сразу же позвонила бабушке Магде.

— Ай-яй-яй, — пропела Магда, — сидит бабка старая, одна-одинешенька, без внучки, без правнучки! Вези-ка ты Сонечку, моя золотая, утешь старуху! А уж я ей песни спою, сказки расскажу! А ты отдохни, погуляй…

— Бабуля, ну как же так ты все знаешь? Колдунья ты моя добрая! Сейчас зайду в садик, и к тебе!

Магда то ли усмехнулась, то ли вздохнула в трубке.

— Не спеши, все успеешь. Вечер долгий!


Пока Юрген ждал Леру у входа в гостиницу, у него возникло странное ощущение, будто пространство и время сдвинулись. Он хорошо помнил, как ждал ее тогда, в другой гостинице, в другом городе, много лет назад. Вот сейчас она появится, легкая, прекрасная, со счастливой улыбкой на лице… Перед глазами, словно сами собой, внезапно возникли первые кадры будущего фильма…

Мрачные серые дома провинциального русского города. Дождь. Тоскливое, убогое зрелище. Лица случайных прохожих, такие же мрачные и унылые, как и сам город… Но герой фильма, стоя на ступеньках гостиницы, не замечает этого. Его светлые волосы слиплись от дождя, вода стекает за воротник рубашки… А он улыбается счастливой улыбкой… Теперь мы видим ту же картину его глазами, и она совершенно иная. Красивые светлые дома, приятные выразительные лица… И совсем другой цвет — золотисто-розовый, а не серый, будто он смотрит через цветное стекло… Он видит все в золотисто-розовом свете, потому что он влюблен… Пожалуй, так и начнется фильм. Он ждет ее под дождем у входа в гостиницу…

Когда он увидел Леру, поднимающуюся по ступенькам, он не был уверен, видит ли он действительно ее или смотрит свой собственный фильм из будущего.

Что произошло, когда они встретились? Пожалуй, ничего особенного не произошло. О чем они говорили? Почти ни о чем. Они смотрели друг на друга и улыбались, почти как тогда… Потом они сидели в баре, где тихо и неназойливо звучала музыка.

— Почему ты решил снова приехать сюда? — спросила Лера.

Он подумал — «из-за тебя», но не сказал это вслух.

— Я хочу снять фильм о России… Я много учил русский язык, читал русские книги, — он говорил медленно, стараясь правильно выговаривать слова, посмеивался над своим акцентом.

— Расскажи мне, какой это будет фильм, — попросила Лера.

— Это будет хороший фильм, — засмеялся Юрген. — Я расскажу тебе сюжет, когда снова буду в Москве. Завтра я уезжаю на два дня. — Он хотел сказать — поедем со мной, но это было невозможно предлагать замужней женщине. — Тебе интересно узнать, что я задумал? — Он посмотрел Лере в глаза.

— Ужасно интересно, — сказала она.

— Хорошо, ты будешь моим консультантом. Это возможно?

— Конечно! Я с удовольствием буду помогать тебе! Жаль, что ты уезжаешь…

— Я вернусь… А теперь у меня мало времени, я должен идти. Я провожу тебя до такси…

Она уехала. Такси, которое увозило ее, становилось все меньше и, наконец, скрылось за поворотом. Он проводил его взглядом и вернулся в свой номер. Что он чувствовал сейчас? Боль, отчаяние? Нет, скорее какую-то странную опустошенность. Он даже не мог понять, любит он ее или нет, было что-то другое. Наверное, так бывает, когда человек всю жизнь ищет драгоценный клад, находит наконец нужное место и обнаруживает, что клад откопал и унес кто-то другой… И тогда ему надо решать: или смириться с тем, что случилось, или искать того, кто унес клад, идти по его следам, а потом сражаться с ним и стараться выиграть битву…


Подъезжая на троллейбусе к зданию телецентра, Лера увидела машину Красовского, из которой он выходил вместе с Наташей. Это было несколько неожиданно для нее, но она подумала, что, наверное, все к лучшему. Увидев Красовского рядом с Наташей, она специально задержалась на остановке, потом медленно вошла в здание. И все же она встретилась с ними в лифте, спокойно и вежливо поздоровалась с Красовским, радостно обняла Наташу, словно они не виделись целую вечность. Ей вдруг не понравилось слишком напряженное выражение лица подруги. Ощущение внезапной тревоги пронзило ее. Она не стала анализировать это ощущение, просто зафиксировала его в памяти. Позже, размышляя об этом, она осознала довольно четко, что это не было ревностью или завистью. Она старалась быть беспристрастной и беспощадной по отношению к самой себе, иначе ее интуиция ничего бы не стоила. Анализируя свои ощущения, она всегда старалась понять, откуда может исходить опасность и для кого. Но эти вопросы она задавала себе позже…