Скай Уоррен - Мне нравится твоя ложь

— Я рада. — Что-то покалывает внутри. У меня смутные воспоминания от том, как я попала в больницу и вернулась домой. Должно быть, я просыпалась достаточно, чтобы поговорить с Кларой, но из-за медикаментов теперь все выглядят туманными. И меня что-то беспокоит. — Откуда ты знала, что Кипу можно доверять?

— Я не доверяла, — она печально улыбается мне. — Я устроила ему адский прием, особенно когда узнала, что он брат Байрона.

Это моя девочка.

— Что заставило тебя передумать?

— Ну, он спас тебе жизнь. Когда полицейские допросили нас примерно в сотый раз, это стало ясно. Даже тогда он требовал увидеть тебя, а я говорила «нет». Я хотела, чтобы ты полностью проснулась и выздоровела, чтобы сама смогла решить, хочешь ли ты его видеть.

Я вскидываю бровь, немного нервничая из-за того, что она избегает моего взгляда.

— Что-то должно было случиться, потому что у меня есть смутные воспоминания о нем в моей больничной палате.

Ее бледные щеки становятся ярко-розовыми.

— Ты продолжала звать его.

— Оу, — теперь я думаю, что тоже краснею, представляя, как зову его. Разве я не должна злиться на него? Он лгал мне. Обвел меня вокруг пальца. Но он также спас мою жизнь. И, может быть, как сказала Клара, то, как мы взрослели, исказило нас или что-то в этом роде. Возможно, опасные парни заставляют меня чувствовать себя в безопасности.

Следующую неделю я иду на поправку. Я провожу время с Кларой и читаю книгу рассказов Рэдьярда Киплинга, которую моя сестра украла внизу и принесла мне. Я даже скорблю о своем отце. Возможно, у него не было ничего святого, но он попытался помочь мне в конце. Я думала о том, что он бы сделал это, если бы Байрон не обратил его на свою сторону. У меня был настоящий отец, которого я жаждала, но только на несколько секунд. Вот по кому я скорблю.

Я многое делаю на этой неделе, но мало говорю с Кипом.

Вернее, он мало говорит со мной.

Навещает меня один раз в день, и даже это кажется обязательством. Под его глазами всегда мешки, как будто он не спит. Он спрашивает меня напряженно, нужно ли мне что-то. Как будто он хозяин, а я официальный гость. Не его любовница. Не сестра его сестры.

Я не знаю, сможем ли мы снова сблизиться, смогу ли я снова ему доверять. Я даже не уверена, что такое доверие. Это все темная сторона лжи, искривленный узел в моем животе. Смерть моей матери. Мои странные сестринские отношения с Кипом и Байроном. Может быть, мне и безразличнт, что мы не связаны кровно, но если бы я знала, то никогда и ни за какие деньги не коснулась бы Кипа. А теперь я прикасалась к нему везде. Он прикасался ко мне. Слишком поздно.

Я обдумываю покинуть дом, но даже не знаю, куда пойду. Может быть, Кипу будет легче, если я уйду. Может быть, он удерживает меня только из-за вины от того, что произошло.

Или из-за Клары.

Что, если он испытывает отвращение от того, что увидел меня на той кровати, обнаженную и избитую? Что, если он проводил со мной время только потому, что я была стриптизершей, потому что я была легкой добычей, и теперь, когда я лежу в постели, я ему не нужна?

На следующий день, когда Кип приходит ко мне, я уже сижу.

Он хмурится, когда видит меня. У него загнанные глаза, но, по крайней мере, он достаточно отвлечен от всего этого, чтобы поругать меня.

— Ты должна лежать. Ты еще не полностью восстановилась. Если будешь давить на….

— Подойди, присядь возле меня, — говорю я, поглаживая простынь рядом со мной.

Обычно Кип вообще не садится. Однажды, когда я вынудила его, он сел на край кресла, выглядя настолько неуклюже, что я попросила стакан воды, лишь бы у него был повод уйти. Но на этот раз я не собираюсь легко его отпускать.

Он готов отказаться. Боже, он еще больше похудел? Как будто тоже не ел…

Спустя долгую паузу, он кивает и садится на край кровати. Мой желудок ухает вниз. Кип действительно выглядит отвратительно.

— Что-то не так? — тихо спрашиваю я.

Он выглядит удивленным. Затем смеется, немного хрипло.

— Это не меня подстрелили.

— Ммм, но я полностью выздоровела. А вот ты, напротив…

Он качает головой.

— Последнее, о чем тебе нужно беспокоиться, это я.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? — Мое сердце больно сжимается, когда я задаю этот вопрос. Я не хочу уходить. Но уйду, если он захочет. Я не поняла, могу ли я с ним жить.

Но, что уже понимаю, так это то, что без него я жить не смогу.

— Нет! Боже, Хонор. Ты слишком слаба, чтобы переезжать.

Я хмурюсь.

— Ты говоришь так, будто я умираю.

— Ты почти умерла, — его голос звучит грубо. — Я держал тебя на руках, наблюдая, как ты истекаешь кровью. Ты хоть представляешь, сколько я… Ты не можешь уехать. Точка. Не пытайся спорить со мной в этом.

Я вообще не хотела уезжать, но что-то по-прежнему было не так.

— Ты… ты питаешь отвращение ко мне? Из-за того, в каком состоянии нашел меня? — Прежде, чем он успевает ответить, я спешу добавить: — Потому что я не обиделась бы на это. Я имею в виду, это было ужасно. Я ненавижу то, что ты увидел меня такой.

Кип отворачивается. Мышцы на его челюсти дергаются, грудь поднимается и опускается, как будто он заставляет себя успокоиться, но когда он смотрит на меня, то излучает все, кроме спокойствия. В его глазах пылает ярость.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Отвращение? Думаешь, ты отвратительна?

Он говорит, словно это абсолютно смехотворно, но я не думаю, что это вообще смешно.

— Ну, я имею в виду… это было довольно отвратительно.

Отметины не зажили. Я вижу их каждый раз, когда принимаю душ, хотя Кларе приходится помогать мне. Она вздрагивает при взгляде на них. Я предполагаю, что некоторые из них более глубокие и оставят шрамы, но в конце концов они обретут обычный цвет вместо черно-синего, как сейчас.

Кип просто пялится на меня сейчас. Безмолвно.

Я превращаю разговор в сумбур, но не уверена, каким образом.

— Послушай, я не хочу, чтобы ты думал, будто я жду от тебя чего-нибудь. Типа отношений или что-то в этом роде. Я знаю, что мы были просто… что ты был просто… Я знаю, кем я была, — заканчиваю я бессвязно.

Кип встает, напряжение от него исходит волнами. Он подходит к двери, и думаю, он хочет уйти. Открываю рот, чтобы позвать его, чтобы извиниться, попросить его остаться, но затем он поворачивается на пятках. Даже с такого расстояния я чувствую, как его взгляд обжигает меня.

— Позволь мне прояснить, — говорит он. — По твоим словам, я просто использую тебя для секса. Думаю, что ты отвратительна, потому что тебе было больно. И хочу выбросить тебя на холод, пока ты все еще выздоравливаешь. Я все правильно излагаю?

Мой голос ослаб.

— Когда ты так выражаешься, это звучит плохо.

Его глаза похожи на расплавленную медь, текущий металл. Он тяжело дышит, как бык, готовый напасть, а мои слова кажутся ему красным флагом.

— Нет, Хонор, — говорит он, делая шаг вперед, — я не хочу, чтобы ты уходила. Никогда, если это будет от меня зависеть.

Мое сердце грохочет в груди.

— Оу, — говорю я очень-очень тихо. Потому что… оу.

Еще один шаг.

— И когда я увидел тебя, связанную на той кровати, я хотел разорвать каждого, кто помог сделать такое с тобой, каждого, кто причинил тебе боль. Я хотел забрать твои раны на свое тело, почувствовать боль вместо тебя. Я думал только о том, насколько ты красива.

Я с трудом сглатываю.

— Кип?

— А что касается использования тебя ради секса… — он достигает края кровати, но не останавливается. Он наклоняется ко мне, опираясь руками по обе стороны от моей головы, его лицо оказывается в футе от моего. С такого близкого расстояния его глаза напоминают чистую энергию, вихрь, который всасывает меня и крадет воздух из комнаты.

— Это правда. Я хочу снова и снова использовать тебя для секса. Я не хочу, чтобы когда-либо наступало время, когда я не смогу использовать тебя для секса, для дружбы, для каждой проклятой вещи, потому что я люблю тебя. Блядь, я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я. Это чувствуется почти волшебно, и если я заговорю слишком громко, то разобью заклинание. Как он мог любить меня после всего? Как я могу любить его? Но это так.

Любовь не задает вопросов. И любовь не лжет.

— Нет, — говорит он, отступая.

Хм…

— Что?

— Ты не любишь меня, — категорично заявляет он. — Ты даже не знаешь меня.

* * *

Ночь наступила к тому времени, когда я вышла на улицу. Мне пришлось подождать, пока Клара не заснет. В противном случае она бы волновалась.

Приятное чувство — искать его в темноте, вспоминая как мы гуляли, держась за руки, как лежали на крыше. Луна с нами в тайном сговоре, поливает нас достаточным количеством света, чтобы мы могли увидеть очертания друг друга, но недостаточно, чтобы увидеть все шрамы.

Кип сидит на перилах веранды, глядя на двор в его темном утреннем великолепии. Он не поворачивается, когда я выхожу. Не двигается, когда я приближаюсь. Но он знает, что это я.

— Полагаю, бесполезно просить тебя вернуться в кровать, — говорит он без тепла.

— Ты мог бы попробовать.

Кип бросает на меня взгляд.

— Почему у меня такое чувство, что тебе бы это понравилось?

— Потому что ты меня знаешь, — я понижаю голос, изображая серьезность. — Ты знаешь обо мне все.

— Думаешь, это шутка?

— Я не смеюсь. Я просто… Ты не можешь сделать такое расплывчатое заявление и ожидать, что я просто приму это. Если ты меня не любишь… — Мне приходится проглотить комок в горле. — Я пойму это. Но ты любишь меня, и это похоже на чудо. Я не могу просто притвориться, будто ты не говорил мне этого. Только если… если ты не имел это в виду.

Он приподнимает мой подбородок костяшками пальцев, поэтому мне приходится встретиться с его взглядом.

— Я имел это в виду. Никогда не сомневайся, что тебя любят. Не сомневайся, что я сделаю для тебя что угодно.

— Тогда будь со мной, — шепчу я. И телом, и душой. Он отдаляется от меня, и он это знает. Это больно. Больнее, чем удары ремня Байрона.

Кип перекидывает ноги через перила, поэтому теперь сидит ко мне лицом. Проводит рукой по моему предплечью.

— Ты действительно должна быть в постели. Хоть и не в моей. Ты должна быть подальше от меня.

— Ты продолжаешь предупреждать меня, но я знаю человека, которым ты являешься. Этот человек хотел помочь мне, когда все остальные отвернулись. Этот человек спас мне жизнь. И ты отказался от вознаграждения, чтобы сделать это…

— Нахер вознаграждение, — говорит он, сурово и громко. Слово «вознаграждение» отскакивает от кирпича и дерева на крыльце. За металлическим забором есть озеро. Я вижу, как оно выглядывает из-за деревьев, подмигивая отблесками лунного света, маня. Я чувствую себя внезапно уставшей, словно единственный отдых, что я могу найти, это под водой. Я помню стихотворение, о том, что ключ сокрыт под землей. Теперь я понимаю его больше, чем раньше, как кто-то может желать смерти. Не поспешной, не насильственной и не быстрой — всего лишь медленное погружение на дно пруда.

Я смотрю на этого человека передо мной, такого сильного, такого злого. На себя?

И моя сестра внутри дома, неизменно веселая, хоть и потеряла всю свою жизнь. Отца, которого она знала, и того, кто оставил ее до рождения. Она потеряла все.

Я подвела их обоих, Кипа и Клару. Я потерпела неудачу. Я думала, что раньше смотрела опасности в лицо. Считала каждый вдох, когда взяла Клару и сбежала, зная, что любой из них может оказаться последним. Я столкнулась с сумасшедшим и получила пулю. Но ничего из этого не приносило столько боли, как это пустынное умиротворение.

Глаза Кипа находят мои, темные и знающие.

— Ты заслуживаешь лучшего, — бормочет он.

Когда я отвечаю, мой голос хрипит.

— Ты все, что я хочу.

Он закрывает глаза. Когда снова открывает их, я вижу в них решимость, новую открытость. Нет никаких сорняков, нет шипов. Существует только широкое пространство, бесконечная земля.

— Ты появился там, — мягко говорю я. — Как?

— Я сказал тебе, что мой отец обеспечивал твоему безопасность. Я был просто ребенком, бродил по территориям, по которым мне не разрешалось бродить. Видел, как ты играешь. Ты выглядела одинокой. Красивой. Даже тогда, я думаю, что любил тебя.

— Когда ты понял, что это я? — спрашиваю я. Мне немного больно, что он не сказал мне. Мы оба выглядим иначе теперь, старше, но он ясно осознал это в какой-то момент.