– Моих не трогать!

Бедные охранники, вынужденные соблюдать команду, колбасили дерущихся, пытаясь на ходу выяснять, кто чей. А русская братва рванула к выходу.

– Их пятьдесят человек, и все с «калашниковыми», – подбежала к спонсору его девчонка.

– Да мы их сейчас… – ответил он, отплевываясь от Александриной медицинской помощи.

Александра только представила, что это будет, и заорала:

– Скажи своим, чтоб стояли, иначе меня посадят, а у меня дочка маленькая!

Это был самый удачно выбранный ход. Парень посмотрел на нее и, морщась от боли, сказал:

– У меня тоже дочка маленькая, а я сына хочу, – и закричал что-то братве на родном языке, остановив карусель.

Потом она сидела с ним в гримерке за сценой и разбиралась с делами и деньгами. Она понимала, что у него явное сотрясение мозга, и просила его прилечь или уехать, а он хорохорился. И ей было ужасно жалко и его, не умеющего жить в чужой стране с большими деньгами, и себя, не умеющую, но без таких денег, и дочку, которая заснула без нее, прижав к груди кошку, и сумм, которых лишилась от кабака, потому что публика в момент разборки рванула, не расплатившись, и всю страну, живущую точно так же, как шел этот прямой эфир.

– Вот, держи, – вбежала в гримерку Лена, сунув ей в руку горсть украшений.

– Что это? – удивилась Александра, мозг не переваривал сразу так много.

– Да его бриллианты, – кивнула Лена на спонсора. – Как буза началась, я сразу с ведущей их сняла.

– И она последние интервью брала без украшений? – ужаснулась Александра.

– Так охрана вся на разборке была. А если б кто-то сорвал? Или ты думаешь, ее наверху оператор-придурок или администратор бы защитили?

– Спасибо, Лен. – Александра чуть не прослезилась. Украшения стоили дороже, чем четыре эфира, вместе взятые, если б что с бриллиантами, ей пришлось бы продавать квартиру, которую она до сих пор не разменяла с Виктором, и переселяться с дочкой в комнату в коммуналке.

Александра вспоминала, и ее начинало трясти. Чтоб успокоиться, она встала с недокрашенной головой, подошла к холодильнику, налила в стакан джина и села обратно.

– Вместо джина, Александра Васильевна, по утрам надо пить свежевыжатый сок, – нравоучительно сказала Све-та. – Сейчас на Западе на всех престижных приемах стоят соковыжималки, чтоб прямо сразу делать себе сок.

Нудностью Света напоминала маму Александры, резко взявшуюся за здоровый образ жизни на старости лет. Всякие там йоги, целители, раздельное питание. И мало того, что сама обвешалась амулетами, магнитными браслетами, биоэнергетическими кулонами, еще и внучку истязала войнами против чипсов, жвачки, мороженого и кока-колы. Александра набрала мамин телефон и услышала кокетливый дочкин голосок.

– Здравствуй, моя красавица, – замурлыкала она.

– Здравствуй, мамулька, – ответила радостная дочка. – А бабушка мне не разрешает кошке пудрить морду. Кошке нравится, а бабушка говорит, что пудра опасна для нашего здоровья, потому что в ней аллергены.

– А где ты взяла пудру? – поинтересовалась Александра.

– У тебя в сумке.

– Я же сто раз говорила, ничего не брать без спросу. – Раз в жизни Александра купила себе дорогую пудру. – Скажи бабушке, что пудра гипоаллергенная. В ней нет аллергенов.

– Мамулька, а папа говорит, что ты когда пудришься и красишься, то это тебе вульгарно, – оправдалась дочка.

– Конечно, мне все вульгарно. И вообще косметика идет только кошке. Целую. Я тебя завтра после обеда забираю.

– Ур-ра! Пока.

Александра подумала, что первую часть трехминутного общения с дочерью она полемизировала с матерью, а вторую – с бывшим мужем. И про то, как интересно совмещается роль бесконечно поучаемой этими персонажами дурочки с ролью бесконечно решающей их проблемы и хватающейся за бумажник бизнес-леди. Много лет она оплачивала жизнь мамы и бывшего мужа, освобождая им время и силы на поучения.

Мама бесконечно излагала, что из-за таких, как Александра, падает нравственность и здоровье нации, и ходила на ее деньги к придуркам с мистическим и целительским уклоном. А бывший муж уверял, что из-за того, что Александра всегда работала на избирательную кампанию демократов, теперь ему, гениальному математику, не платят зарплату в академическом институте, и ездил за ее деньги утешаться то к коллеге в Германию, то к приятелям в Италию. Александра с дочкой ощущали себя двумя девочками для битья и страшно отрывались, оставшись «без старших».

Наконец голова была вымыта, уложена гудящим, как реактивный самолет, феном и безукоризненна.

– Я вас не выпущу, пока до конца не сделаю, – твердо сказала Света. – Надевайте платье и туфли, будем смотреть с ракурсов.

И Александра полезла в вечернее платье, напялила туфли, начала медленно ходить по студии с растерянным лицом.

– Спинку, Александра Васильевна! Неужели вы с такой спиной пойдете принимать награду? – спросила Света. – Десять градусов сутулости добавляют десять лет старости!

– Так все равно мне не дадут, – отбилась Александра.

– А вдруг совесть проснется? Надо быть готовой ко всяким неожиданностям, – заметила Лена. – И жопой, жопой верти. В таком платье жопа должна жить отдельной жизнью.

– Лицо делаем сразу, у меня потом конвейер, как в метро. Садитесь, – велела Света.

– До пяти часов облетит. А мне надо до того успеть к психоаналитику; решит, что я его клею, – возразила Александра, сев.

– За те деньги, что ты ему платишь, пусть решает все, что хочет, – напомнила Лена. А Света уже развозила по Александриному лицу бежевый тон агрессивной губкой.

Психоаналитика нашла Лена. Александра, начав ходить, не верила в серьезность предприятия и оценила только в момент, когда благодаря этому ушла от Виктора. Психоаналитик был сорокалетний новообращенец, пресекавший все вопросы о своей предыдущей трудовой жизни. Сначала раздражал, а потом Александра увидела в нем такие бездны обаяния и интеллекта, что начала его клеить. А он увеличил дистанцию и объяснил, что ее поведение имеет строго научное объяснение. Александра обиделась, пропустила несколько сеансов, потом поняла, что мужиков много, а проблемы может решить только он, и вернулась.

Психоаналитика звали Михаил Игоревич, он принимал в маленькой комнатке двухкомнатной малогабаритки спального района, обвешанной буддистскими картинками. Прихожая квартиры намекала на существование жены, мальчика-школьника и негустого семейного бюджета.

А Света все рисовала на лице Александры ландшафты, густо дыша жвачкой.

– Кому мы выражаем благодарность в титрах за Новый Иерусалим? – спросила Лена из-за монтажного стола.

– Козлам из транспортной фирмы и колготкам, – ответила Александра, подставляя закрытые глаза под неистовые мазки французских карандашей.

– При чем тут колготки? – удивилась Лена.

– Колготкам мы должны за молодежную программу, мы ими там мало вертели, – напомнила Александра.

– Ничего святого, – хихикнула Лена.

Александра промолчала, тема демонстрации святости не слишком занимала ее. Но она помнила, что штуку баксов за благодарность колготкам выдаст в качестве поощрения ассистенту режиссера, который ни хрена не делает, но его жене нужна платная операция.

– Губы сделаем, как в «Гостинице убийц», – обронила Света и пояснила: – Ну, это модный фильм. Там у бабы по ободку все темное, а чем ближе к середине, светлее и светлее. Очень круто.

Психоаналитик, увидевший в проеме двери скромного дома Александру в вечернем с роскошными волосами и губами из «Гостиницы убийц», опасливо отступил назад.

– Не бойтесь, Михаил Игоревич, это не к вам, у меня просто в пять церемония вручения премий.

– А, – сказал аналитик. – Слышал по телевизору, – и все-таки сделал еще шаг назад.

Александра села в ставшее родным потертое невротическими задницами кресло и набрала воздуха в легкие.

– Вчера опять приходил бывший муж. У него глаза побитой собаки. Дочка после его ухода плачет, просит, чтоб мы вернулись. Я после этого выбита на целый день. Мне его жалко, чувствую себя последней сукой, – начала она.

– Он тяжело болен? – спросил Михаил Игоревич, бесстрастно глядя из-под очков.

– Нет. Он неплохо выглядит, подзагорел, наверное, на даче у друга. В каком-то новом приличном пиджаке. Но ему так плохо без нас…

– Значит, он голодает? – с тем же выражением лица спросил аналитик.

– Нет. Сказал, что взял абитуриентов готовить к поступлению. Одного юношу и одну девушку.

– То есть начал зарабатывать?

– Да какой это заработок? Двадцать долларов урок. И потом, это так унизительно для него, понимаете, он ведь доктор наук.

– Извините, Александра Васильевна, видимо, я что-то забыл, напомните мне, пожалуйста, если я ошибусь. Мне казалось, что последние пять лет ваш бывший муж жил исключительно на ваши деньги и ни в чем себе не отказывал. И это не казалось ему унизительным. Прошло всего три месяца с тех пор, как вы ушли от него, и он уже начал вписываться в социум. Настолько, что купил на свои деньги новый пиджак. И это вас беспокоит?

– Понимаете, Михаил Игоревич, я чувствую себя упырем, он ведь не хотел на мне жениться. Я ведь его почти силой на себе женила, я его три года подряд на себе женила. Он обожает дочку, а к сыну от первого брака совершенно равнодушен. Я отняла у него дочку. Были годы, когда я не работала и сидела на его шее. А теперь, когда он старый, когда ему не платят зарплату и он не может выжить в новой реальности, я даю ему пинок под зад, – торопясь, громоздила Александра.

– Никого нельзя женить на себе силой, если, конечно, человеку не угрожают расправой или его не накололи медикаментами.

– Но он не хотел.

– Принятие решения не освобождает от ответственности, даже если решение принято без всякого энтузиазма. Далее вы сказали, что отняли у него дочку. Вы запрещаете им общаться?

– Нет. Просто, когда он приезжает к нам и начинает выяснять отношения, у меня все из рук валится. А к себе он ее не берет.

– Почему?

– Не знает, что с ней делать. Она через пять минут звонит мне или бабушке, говорит, что ей скучно. Потом уезжает, тут же плачет, что ей папу жалко.

– То есть ваш бывший муж не сумел построить самостоятельных интересных отношений с ребенком и вам кажется, что вы должны волочь на себе эту его работу, даже перестав быть его женой?

– Нет, ну, поймите. Сначала он все время был занят. Много работал. А потом все время был в депрессии. Он только сейчас, в пятьдесят лет, созрел быть ей отцом.

– Смею вам возразить, что он только сейчас понял, какой замечательный рычаг ребенок, чтобы манипулировать вами. Вы сказали, что дали ему пинок под зад? Но если я точно помню сюжет, вы убежали от мужа с ребенком, сняв кое-какое жилье, оставив его в огромной квартире с налаженным бытом. И за три месяца ему не пришло в голову даже предложить вам поменяться местами.

– Но он рассчитывает, что мы вернемся…

– Чтобы жить как соседи?

– У него родители всю жизнь так прожили.

– А вам хочется так всю жизнь прожить?

– Нет, иначе бы я не ушла. Но мне его жалко…

– У вас спина по ночам не болит? – вдруг спросил аналитик.

– Болит, а что?

– У вас чувство вины величиной с огромный туристский рюкзак.

– И что делать?

– Обрезать лямки. Только не нижние, а верхние. А то, когда он будет с вас падать, обязательно ушибет ноги.

– Я так устала. Мне так тяжело. Меня так все раздражает.

– Знаете, есть про это анекдот. Приходит женщина к психиатру и говорит: «Доктор, все раздражает, от всего воротит». Психиатр говорит: «Подумайте о чем-нибудь приятном. О семье, например». Женщина: «Все раздражает. Муж придурок, импотент, хам. Дети лентяи, подлецы, потребители». Психиатр: «Подумайте о работе». Женщина: «Все раздражает. Начальник подонок. Сослуживцы ублюдки». Психиатр говорит: «Пойдемте за ширму. Если и это не поможет, будем лечить медикаментозно». Голос женщины из-за ширмы: «Доктор, это раздражает. Что вы все туда-сюда, туда-сюда? Выберите уже наконец одно положение».

Александра благодарно захохотала.

– Слушайте, мне иногда самой смешно. В принципе я ведь внешне довольно удачлива, а внутри как будто все время идет страшный суд.

– Так он и идет, – весело сказал Михаил Игоревич.

Она еще долго говорила, в основном повторяясь и кружа на сказанном, а он терпеливо «фильтровал базар», как сказал бы кто-нибудь из ее спонсоров. И потом, сбегая по лестнице, ощущала, что сбросила некий вес: рюкзак чувства вины не так тянул плечи, и пластика потихоньку пластилиново вписывалась в вечерний туалет, как тело в объятие нового партнера.

Только сейчас Александра поняла, что просто свалится в обморок от голода. Подошла к киоску, купила сосиску в булке и счастливо вгрызлась в нее, без сожаления похоронив губы из фильма «Гостиница убийц». Потом разбудила своего водителя Василия, заснувшего, откинувшись на сиденье, и машина рванула мимо коробок нового района обратно в сладкий пыльный московский центр. Закончив с сосиской, Александра набрала номер по мобильному.