– Оленька! – кто-то тихо произнес рядом со мной. Я открыла глаза и забыла, о чем только что мечтала.

Рядом стоял Вадим Петрович. Я снова закрыла глаза, а потом открыла.

– Я присяду, ладно? – Он осторожно опустился на противоположный край скамейки. – Оленька...

Странно, чего я так испугалась – в маленьком городке найти человека легко. Ведь он и приехал сюда именно для того, чтобы найти меня. Но о чем мне с ним говорить? Я еще не придумала тех слов, которые должны поразить его в самое сердце, которые должны убить его...

– Как вы нашли меня? – холодно спросила я.

– Просто шел сейчас по дороге и вдруг увидел... Ах, какой замечательный, тихий город, и столько цветов...

Меня сразу затошнило.

– Нет, я не о том, – преодолевая приступ дурноты, с отвращением произнесла я. – Как вы вообще меня нашли?

– У меня был адрес твоей тети, помнится, еще твоя мама...

– Господи! – Я закрыла лицо руками. Нет, говорить с ним было выше моих сил!

– ...я несколько раз тебе звонил – там, в Москве, но никто не подходил, потом караулил возле дома... соседи сказали, что ты в больнице. Туда меня не пустили. Туда вообще никого не пускали!

– Да, это одно из условий лечения, – пробормотала я.

– ...а потом ты снова куда-то исчезла. Я ходил к доктору – бородатому такому, дикого вида...

«Ян Яныч», – догадалась я.

– ...он тебя лечил, но он ничего не сказал мне, и тогда я решил, что ты, возможно, уехала к тетке.

– Вам не приходило в голову, – дрожащим голосом произнесла я, – что я, Вадим Петрович, совсем вам не рада?

– Приходило, – ответил он и потупился. Когда он не смотрел на меня, я позволяла себе глядеть на него – тогда, в Доме мод, я толком не успела рассмотреть своего врага. Изменился ли он? Теперь я видела, что он ничуть не изменился. Странно, а я хотела, чтобы он побыстрее состарился и умер... Сколько ему сейчас? Лет тридцать восемь, сорок – он был моложе моей бедной мамы... «Нет, все-таки тридцать восемь», – с огорчением вспомнила я.

– Вы надолго сюда? – в тайной надежде, что услышу какой-то определенный срок, спросила я. Если б я точно знала тот день, когда он исчезнет, мне стало бы легче. Но он ответил:

– Я не знаю, как получится... Вообще-то я договорился со своим коллегой, что он заменит меня летом.

– Целое лето?! – с отчаянием воскликнула я. – Вы что, целое лето хотите мне испортить?

Я невольно посмотрела на Костю – но от него не было никакого толку, он продолжал нервно крутить в руках проволоку, может быть, чуть быстрее, чем обычно.

– Оленька, девочка... – прошелестел Вадим Петрович. – Если б ты только могла понять...

Мне хотелось заплакать, зарыдать во весь голос, но я справилась с собой. «Буду мужественной, – стиснув зубы, решила я. – Не дам ему повода думать, что он может манипулировать мной. Пусть увидит, что я совсем не такая, пусть увидит, как бессмысленны все его поступки!»

– Это все лирика, – тихо сказала я. – Впрочем... Где вы остановились?

– У женщины одной, – с готовностью произнес он. – У старушки...

– Ах, мне совершенно безразлично...

– Нет, правда, она уже старуха. Живет недалеко от вас. Вдова.

– Вдова Чернова!

– Так ты знаешь? Впрочем...

Он еще что-то промямлил, глядя на меня тоскливыми, собачьими глазами. Он мне ужасно не нравился, он мне не нравился даже вне зависимости от его поступков – бледный, с короткими светлыми волосами, с уже намечающимися залысинами, с этим неприятным ртом, который то ли смеялся, то ли страдал...

Я молчала, а он, наверное, воспринял мое молчание как поощрение и заговорил оживленно и быстро, раздражающе жестикулируя руками:

– Я искал комнату неподалеку от тебя, а Чернова любезно согласилась... Вообще, здесь очень милые люди! Вдова рассказала мне о тебе, о том, как ты тут живешь, о Зинаиде Кирилловне и о той милой женщине, с которой ты дружишь, она еще со мной говорила после показа мод... Я так удачно попал на этот показ! Только приехал, только снял комнату – моя хозяйка рассказала о нем, о том, что ты там будешь, ведь твоя подруга... Инесса, да?.. участвует в показе. Но я никак не ожидал, что и ты... Я, правда, опоздал – немного заблудился, но зато мне досталось очень хорошее место – как раз напротив... Господи, я тебя даже не узнал сначала! – с восторгом, с придыханием сказал он и потянулся ко мне с явным намерением ухватить мою руку, которой я упиралась в скамейку.

– И не вздумайте! – вспыхнула я, и Вадим Петрович тотчас же отшатнулся.

– Я вообще тебя не узнаю, ты другая, совершенно другая, ты стала еще лучше, еще прекрасней. – Он скорчил странную гримасу, как будто собрался плакать. – Ты всегда была хороша! Но сейчас...

– Я в ваших комплиментах не нуждаюсь, – буркнула я, но мой собеседник этого не услышал.

– ...в этом свадебном платье! Ты была похожа на серебристое облачко, на солнце, на лето – как богиня Флора, ты знаешь?

Я вдруг некстати вспомнила, что дворничиху у нас в Москве тоже звали Флорой.

– Ты улыбаешься... – мечтательно протянул он. – Значит, я могу надеяться, что прошлое забыто? Да-да, забудем о прошлом, забудем, что мы когда-то были знакомы, – давай вообразим, что мы только что встретились и еще ничего не знаем друг о друге...

– Забудем? – возмутилась я. – Вы негодяй, вы убийца, растлитель – такое невозможно забыть!

– Что ты такое говоришь! – испугался он, хотя слышал эти слова уже не первый раз. – Я же ничего такого не делал – и ты это прекрасно знаешь...

Я чуть не задохнулась от возмущения.

– А мама отчего умерла? Вы помните, отчего умерла моя мама?!

– У нее было больное сердце, – ответил этот человек, невинно хлопая ресницами.

«Пожалуй, я его убью. Прямо сейчас, – вдруг мелькнуло у меня в голове, и я критически осмотрела фигуру Вадима Петровича. – Я его задушу голыми руками... А что? Не такой уж он крепкий, вряд ли он станет сильно сопротивляться...»

– Так... хорошо, – зловеще произнесла я. – Ну а что со мной вы сделали, помните?

– Ничего, – быстро ответил он. – Ничего.

– А... – В голове вдруг все переклинилось, только мысль об Инессе еще держала меня на плаву. – Вадим Петрович, – вдруг неожиданно спокойно сказала я, – вы о чем-то хотели поговорить со мной? Я так понимаю, что одними признаниями в любви вы не ограничитесь... Вы ведь не просто так сюда приехали – не только же для того, чтобы сообщить мне, какая я красивая?

– В общем, да... – вздохнул он. – Есть кое-что...

– Ну так говорите... В чем же дело?

К мучительной тошноте прибавилась еще и головная боль.

Вадим Петрович снова вздохнул и начал:

– Как ты знаешь, Оленька, я честно пытался забыть о тебе. Я ведь не дурак, я прекрасно понимал, что ты ни за что и никогда... Я честно пытался жить как все нормальные люди! Я даже два раза вступал в законный брак – после того... ну, после всего этого.

Про то, что мой отчим еще делал попытки жениться, я не знала, и его признание возмутило меня еще сильнее. Да как он смел!

– Но это было все не то, – тихо продолжил он. – Я думал только о тебе. Ты помнишь – несколько раз я появлялся, пытался поговорить с тобой...

– Помню, – шевельнула я губами.

– Ты не хотела меня слушать. Ты не хотела меня слышать. Так вот... это – последняя попытка. Клянусь, я больше никогда не потревожу тебя, моя милая, моя славная, моя сладкая...

– Слава богу...

– Но погоди! Я тебе сказал, что договорился об отпуске на лето – но это только потому, что страшно сжигать за собой сразу все мосты, у меня есть один шанс, что ты... что ты, может быть, в этот раз меня не отвергнешь. Только один шанс, хотя я, когда гляжу на тебя сейчас, уже ни на что не надеюсь.

– Ничего не понимаю...

– Все очень просто – если ты отвергнешь меня окончательно и бесповоротно, то я... Оля, ты пойми – для меня есть только ты и никто больше, я уже убедился! – с отчаянием воскликнул он, отчего Костя в кустах еще быстрее завертел своей проволокой. – Кто это? – с подозрением спросил Вадим Петрович. – Что надо этому молодому человеку?

– Это местный дурачок... – рассеянно бросила я. – Постойте, кажется, я наконец поняла вас. Вы собираетесь покончить с собой, если я – как вы изящно выразились – отвергну вас?

– Да, – заморгал он глазами, как будто собираясь плакать. Меня это известие привело в восторг, я даже забыла о головной боли. Я словно ожидала от него этих слов.

– Чудесно. Чудесно! – захлопала я в ладоши. – Немедленно...

– Что?

– Немедленно приводите свой план в исполнение. Я знать вас не хочу. Вы негодяй, убийца и растлитель. Немедленно! Только, умоляю... – с жаром добавила я. – Выберите веревку покрепче. И, главное, убедитесь еще в том, что гвоздь хорошо забит! А то, знаете, получится не трагедия, а фарс.

Я хотела рассказать ему о Филипыче, но передумала.

– Оленька, но я совершенно серьезно...

– Я тоже! – Я уже не могла находиться с ним рядом, вскочила и бросила в него томик Вийона. – Скорее бы вы сдохли...

Книжка, перевернувшись в воздухе, попала почему-то прямо в лоб невинному Косте. Он вскрикнул, как заяц, и убежал. И я тоже убежала, даже не думая о том, что придется мне выслушать от Марка, я думала только о том, чтобы поскорее Вадим Петрович оказался в аду. Там ему самое место!

Вечером мы говорили с Инессой. Она пришла поздно и вся была еще в мыслях о социально-политическом устройстве России – они в тот день в редакции обсуждали статью одного очень умного человека, который утверждал, что будущее нашей страны в ее прошлом.

– Скоро крестьяне опять пересядут на лошадей, строить будут только из дерева, а глобальное потепление – полная ерунда, его придумали капиталисты в коммерческих целях... – бормотала она, бегая по своей комнате.

Я держала в ладонях сердоликового котенка и с каким-то болезненным наслаждением любовалась его хитрой мордашкой. Удивительно талантливая скульптура...

– С Вадимом Петровичем сегодня говорила... – пробормотала я как бы между прочим. Инесса тут же остановилась, пристально посмотрела на меня.

– Что? И ты молчишь! Ах, пожалуйста, оставь в покое эту дурацкую игрушку, расскажи мне все... Как ты держалась?

– Я держалась хорошо, – сообщила я с усмешкой, – только пострадали невинные... Нет, не пугайся, я хотела кинуть в Вадима Петровича книжкой, а попала в Костика, нашего дурачка.

– Н-ну, твои способности к метанию я знаю хорошо... А что ему надо было?

– Вадиму Петровичу? Известно что... Прощения и примирения. Нет, в этот раз он сообщил мне, что решил свести счеты с жизнью, раз я его отвергаю.

– Чушь! – быстро произнесла Инесса. – Типичный шантаж.

– Да-да, я тоже так подумала... Он будет преследовать меня бесконечно, я знаю.

– Ты погоди, мы что-нибудь придумаем, – решительно сказала она, обняв меня за плечи. – Что-нибудь особенное, радикальное, что раз и навсегда избавит тебя от этих мучений.

– Я, кажется, догадываюсь, потому что «раз и навсегда» – это...

– Дурочка, почему ты все время о мрачном! Идем-ка на балкон, подышим свежим воздухом.

Мы вышли на наш старый балкон в стиле барачного барокко. Было совершенно темно и тихо, в конце улицы, среди листвы, горел одинокий фонарь да светила лампочка на веранде Потаповых.

– А вдруг и правда он на себя руки наложит? – шепотом спросила я.

– Ерунда. Очень маловероятно, – твердо ответила Инесса.

– Но все-таки шанс есть?

– Н-ну...

– Шанс есть, – шепотом подтвердила я, чтобы тетя Зина не слышала нас с соседнего балкона. – Я желаю ему смерти, но так... абстрактно. Сегодня вечером я думала, что будет, если он умрет, испытаю ли я облегчение.

– И?.. Впрочем, не отвечай, я и так знаю – не испытаешь.

– Правда, – с отчаянием согласилась я, собираясь расплакаться. – Есть что-то такое... внутри меня, от чего мне никогда не избавиться. Будь он хоть трижды мертв...

– Перестань, – ущипнула меня Инесса. – Посмотри лучше, какая замечательная ночь!

– Сверчки поют...

На крыльцо соседнего дома вышла Люсинда и выплеснула что-то из ведра на землю.

– Вот кто не страдает, – пробормотала я.

Атласный халат Люсинды переливался в темноте фосфоресцирующим светом.

– Почему ты так думаешь? Страдают все, – философски заметила Инесса, закурив тонкую ментоловую сигаретку.

– И она? – кивнула я на дом напротив.

– Да. Только это дела давно минувших дней, сейчас у нашей соседки все хорошо, но были времена... Мы ведь с ней в одном классе учились.

– Да что ты! – ахнула я. – Не может быть!

– Только не говори мне, что я выгляжу гораздо моложе Люси, – кокетничая, важно произнесла Инесса. – Она хоть и толстая, но старухой не выглядит.

– Да, но... вы такие разные. Вы очень разные, вас даже в одном классе невозможно представить! «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань...»