В этот момент он увидел меня, и выражение благодушного счастья сменилось страхом, впрочем, он тут же взял себя в руки.

– А, Оленька! – проблеял он нерешительно. – Какая неожиданная встреча, я поражаюсь...

– Куда вы пропали? – нетерпеливо спросила я.

Глаза у бывшего героя-любовника забегали.

– Я пересяду к тебе? – Не дожидаясь ответа, он быстро шмыгнул за мой столик. – Тс-с, ты говори тише...

– Чего вы боитесь?

– Нет, я не боюсь, но не хотелось бы публично афишировать...

Меня затошнило от его скользких слов.

– Вы в курсе того, что произошло после вашего побега от Люсинды... тьфу ты, от Люськи Потаповой?

Упоминание о любовнице очень не понравилось Виргинию.

– Я таки не понимаю... – сморщился он. – Саша, да где вы мой обед потеряли, в самом деле! Очень медленный сервис... О чем вы, Оленька?

– Только не говорите мне, что ничего не знаете, – это маленький город, любая новость разлетается мгновенно. Впрочем, это все не важно. Где ваш друг? Кстати, наверняка вам пришлось говорить со следователем...

Виргиний покраснел, потом побледнел, потом вспотел.

– Ах, вы имеете желание обсуждать на эту тему... да-да, я теперь понимаю. Следователь был, – нервно пробормотал он. – Только я не имею к этому делу никакого отношения. Я случайно... я даже не свидетель, потому что не присутствовал в том моменте! Это произошло уже после моего ухода. Я американский гражданин, у меня есть грин-карта...

Он назвал уходом свое жалкое бегство – и, странно, я вдруг успокоилась и даже нашла в себе силы засмеяться.

– Ах, Виргиний, вы не обижайтесь! – ласково произнесла я, не понижая голоса. – Я просто вспомнила, как вы убегали от Потапова, забыв про одежду. Вам не было холодно? Такой ливень...

Двое за соседним столиком захихикали, бармен Саша, принесший в этот момент полный поднос, бесстрастно скосил глаза на Виргиния. Разумеется, все всё знали, но мне доставляло удовольствие мучить этого ничтожного человечка. Ведь если б не полез он тогда к Люсинде через забор, моя подруга была бы жива...

– Тише! – прошипел он. – Зачем обсуждать все на публику?! Вы имели желание узнать, где Ник, таки вот – он уехал. Он уехал! А теперь уходите, я вам все сказал.

На миг я испугалась – зачем я дразнила Виргиния, это может испортить все дело, а потом поняла, что могу давить на этого человека, потому что он трус. Очень он мне не нравился, зачем только Ник взял его к себе в секретари...

– Мне нужен его адрес.

– Он уехал в Америку.

– Мне нужен его адрес в Америке.

– Не дам.

Минуту мы сверлили друг друга глазами, потом Виргиний не выдержал и опустил взгляд в тарелку. Лосось, запеченный на гриле, белые грибы, нежнейшее желе из телятины, бутылка вина, на которой было написано что-то по-французски... Да, это был явно не бизнес-ленч по триста рублей. И как только у него аппетит не пропал!

– Тогда я скажу следователю, что это вы толкнули Инессу под машину.

Виргиний даже онемел от такой наглости.

– Зачем вам адрес моего друга? – наконец спросил он.

– У него появились здесь родственники, тоже Ивашовы, до недавнего времени о них никто не знал.

Странно, но, по-моему, это испугало Виргиния еще больше.

– Родственники?! Он единственный прямой потомок...

– Есть неоспоримые доказательства.

– Хорошо, – вдруг кротко заявил мой собеседник. – Я ему передам потом, он пришлет почту.

– Нет, я все-таки хотела его адрес...

– Хорошо, – все так же кротко согласился Виргиний. – Вот вам его адрес.

Он написал на салфетке несколько слов по-английски – вполне похоже на адрес, названия угадывались известные, какие-то цифры...

– Теперь уходите.

«Врет! Все врет! И адрес ненастоящий... А где узнать настоящий? Администрация не скажет, они всего боятся, тогда у следователя... У следователя должны быть все адреса, он же беседовал с Ником... Ах, зачем я только дразнила этого дурака! А если Ник уехал раньше той ночи? Ну да, он наверняка уехал раньше, иначе бы он примчался, он бы все дела отложил, он так любил Инессу...»

– Когда уехал Ник? – спросила я. – В какой день?

– Давно уехал, – туманно ответил Виргиний, постепенно проникаясь интересом к лежавшему перед ним лососю. – Я не помню, в какой день...

– Раньше той ночи?

– Ну да, конечно, – раньше той ночи, когда глубокоуважаемая Инесса, мир ее праху...

– Так он действительно ничего не знает!

– Ну да, он в абсолютной безвестности! – неожиданно оживился Виргиний. – Неужели вы, Оленька, думаете, что мой друг не пришел бы, когда такие невероятные события с мадемуазель Инессой... А знаете, что? Вы напишите, обязательно напишите ему вот по этому адресу, – он постучал вилкой по салфетке. – Я, конечно, когда вернусь, тоже ему расскажу все, но и вы, как подруга... О, он будет так расстроен! – Виргиний изобразил трагическую гримасу. – И о родственниках тоже напишите!

«Уехал... Да, это следовало понять с самого начала – что он неожиданно уехал, так и не узнав... Может быть, он даже предупредил Инессу, что уедет, не обо всем же она мне докладывала...»

– Ник обещал пробыть в Тишинске хотя бы до конца лета, – пробормотала я, с трудом сдерживая слезы.

– Что ты хочешь, Оленька! – Виргиний, покончив с лососем, принялся за грибы. – Его неожиданно вызвали... Срочные дела! Я поеду немного позже...

– Что за дела?

– Ну, об этом не имеет смысла рассуждать, это бизнес...

Я посмотрела на адрес на салфетке, как на последнюю надежду. А вдруг не врет, вдруг адрес взаправдашний? В самом деле, зачем Виргинию скрывать что-то, ведь к Нику нет никаких претензий...

– Учтите, Виргиний, – неуверенно начала я, вертя перед собой салфетку. – Даже если вы написали неправильный адрес, мы все равно найдем вашего друга – он известный танцор, у него школа...

Виргиний вдруг поперхнулся и закашлялся.

– Что? – сказал он, наконец справившись с кашлем. – Ах, ну да... Великий танцор! Это вам не стриптизер какой-нибудь в ночном клубе... Идите, Оля, идите.

Я ушла, пожилой швейцар долго и неодобрительно смотрел мне вслед, даже между лопатками стало горячо...

Я никак не могла понять, правильно ли вела себя с Виргинием. Конечно, он дрянь человек, только объяснять таким людям, какие они непорядочные, бесполезно. И о Нике он как-то мерзко отозвался, с издевкой. «Стриптизер... в ночном клубе...» Хотя, если задуматься, Ник, наверное, имел бы бешеный успех, если бы был стриптизером. Безумно красив, безумно пластичен... Я вдруг вспомнила, как Инесса рассказывала о том танце, исполненном только для нее, и слезы опять подступили к глазам. Бедная моя подруга, как она могла быть счастлива с Ником. Николай Александрович Ивашов! Отдам Аристовым этот адрес, как-нибудь разберутся...

Я дошла до скверика возле библиотеки и села на скамейку, чтобы справиться со своими чувствами. Не хотелось идти по городу и откровенно печалиться и давать людям повод для обсуждения.

Я смахнула слезы с ресниц, и в это время кто-то тоненько заскулил в кустах – так неожиданно, что я вмиг пришла в себя.

– Костя!

Да, это был он, со своей неизменной проволокой в руках, он смотрел и одновременно не смотрел на меня, обливаясь горючими слезами, солнце блестело в его стриженых светлых волосах, образуя что-то вроде нимба.

– Костя, – ласково произнесла я, заставив себя улыбаться. – Костя, иди сюда, садись рядом...

Он, наверное, опять расстроился из-за меня.

– Иди, не бойся. – Я похлопала по скамейке ладонью. – Расскажи мне, как ты живешь.

– Ку...кумляк, – произнес он, судорожно вздыхая, отчего кадык на его тощей шее заскакал вверх-вниз, – кумляк котеньке опасяся...

– Вот-вот, – вздохнула я. – И мне тоже не по себе. Зачем ты остриг свои волосы, Костя? Но ничего, скоро новые отрастут...

Он перестал плакать и осторожно сел на другой конец скамейки, согнулся в три погибели и принялся усердно крутить проволоку.

«Отдам адрес Глебу... Кажется, он не в восторге от Ника. Нет, Ник хороший человек, просто Глебу как-то неловко, потому что Ник и его мать...»

Я все думала и думала об Инессе, о Нике, и постепенно опять какая-то странная, неприятная мысль завертелась у меня в голове, отравляя ненужными сомнениями.

Виргиний дурак. Самый настоящий дурак. Скользкий тип... и притворяться он совсем не умеет. Столько сарказма было в его последних словах... наверное, он не слишком-то восхищается талантами своего друга. А что, если и вправду Ник – стриптизер и ирония его секретаря вполне уместна? Черт возьми, а зачем вообще стриптизеру секретарь? Нет, не то.

Хотя, если рассуждать логически, никакого криминала в том, что работаешь стриптизером, нет. Тем более в Америке, где все отрегулировано законами и такого глупого ажиотажа, как у нас, нет. Работа как работа. И этот интимный танец для Инессы тогда вполне объясним – человек делал то, что хорошо умеет...

Итак, допустим, Ник – стриптизер, только допустим... Ничего плохого в том нет. Он просто постеснялся сказать Инессе. Хотя она была современной женщиной, не ханжой, она бы не стала разыгрывать драму по этому поводу. Ник ужасно расстроится, когда узнает о том, что она погибла.

Я шмыгнула носом и с опаской покосилась на Костю.

Когда узнает...

Перед моим мысленным взором нарисовалась та грозовая ночь. Мы вышли на балкон, Инесса курила. Ах, если бы вернуть все обратно, если б не пускать ее...

Она выглядела как всегда – безумно прекрасной. Молнии все время сверкали, освещая ее. Даже лучше, чем всегда. Тончайшая батистовая рубашка, алые губы. Как будто накрашенные? И еще она веселилась, словно до того немного выпила. Шампанского.

Почему она так веселилась? Если бы Ник сказал ей накануне вечером, что вынужден уехать, она не веселилась бы, она была бы грустна от предстоящей разлуки. Возможен другой вариант – он сказал ей, что уезжает, но непременно вернется и они поженятся (или договорились, что она в ближайшее время приедет к нему). Тогда, понятное дело, она тоже была бы в хорошем настроении...

Но она мне ничего не сказала! А почему Инесса должна была мне все докладывать?.. Но о таком бы она сказала! Итак, предложения ей не делали, об отъезде своего возлюбленного она не знала. Что же, Ник уехал следующим утром, после грозы? Этот дурацкий бизнес... Возможно, стремительно покидая Тишинск, он еще не подозревал о гибели возлюбленной, слухи еще не успели расползтись по городу... Почему же он не послал ей хотя бы записочку, что уезжает?

Эти алые губы и запах шампанского, как будто она пригубила из бокала, а потом вышла на балкон с сигаретой... Почему мне сейчас кажется, что от нее пахло шампанским?

– Ничего не понимаю! – пробормотала я, потирая виски. – Костя, у тебя нет ощущения, что я сошла с ума?

Костя вздрогнул и свернул из проволоки фигуру, напоминающую зайца из «Плейбоя».

– Но этого не может быть! – с сомнением произнесла я.

«Ник был у нее в ту ночь!» – мысленно ахнула я, сама не веря в такое нелепое предположение. Но он был у нее – от того Инесса была столь вызывающе хороша, оттого у нее были накрашены губы, они пили шампанское! Рубашка эта батистовая, кружевная... Она всегда, всегда была хороша, моя дорогая подруга, но в ту ночь это что-то особенное!

– Ник был у нее в ту ночь, – твердо заявила я. – Любовное свидание. Они выпили шампанского и все такое... Потом он ушел, и Инесса вышла на балкон. Теперь все ясно!

– Ку-ку-ку-ку... – забубнил Костя, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Ты поешь? – спросила я, почти успокоенная. – Ну пой, пой, голубчик...

Нет, Ник никуда не уходил. Оттого Инесса торопилась вернуться, все оглядывалась назад. И потом, когда мы ползли по грязи к дому Потаповых, она продолжала оглядываться на свои окна, словно ища поддержки. У того, кто был у нее в комнате...

– Надо спросить у Аристовых, – с сомнением произнесла я. – Может быть, они помнят, что к Инессе заходил кто-то, что-то слышали... Хотя они люди щепетильные, специально прислушиваться не станут. Что ж тогда получается?

А получалось, что Ник был у Инессы в ту ночь. Она вышла на балкон, поболтала со мной – в прекрасном настроении, в эйфории от шампанского и любви, потом мы увидели Виргиния, приехал Потапов... «Это минутное дело!» – сказала она, перелезая через балкон. А что же Ник?

Возможно, он уснул – опять же от любви и от выпитого, потом проснулся, подруги своей не обнаружил, вернулся в гостиницу, преодолевая непогоду, ранним утром уехал.

– Но Ник не похож на мужчину, который засыпает во время любовного свидания, – дрожащим голосом сообщила я Косте свое открытие. – И в доме начался переполох почище всякой грозы!

Он все видел из окна Инессиной комнаты. Молнии сверкали... Видел, как Потапов наехал на нее, видел меня по колено в воде, потом начался этот жуткий переполох! Он ушел по-английски. Но почему он ушел? Струсил. Смерть – это так неприятно... к чему лишние хлопоты, к чему выдавливать из себя слова сочувствия и поддержки родным и близким погибшей, к чему носиться ночью по больницам?.. А потом уехал, якобы по срочному делу, чтобы не связываться. А Виргиний... Виргиний остался еще на несколько дней по каким-либо причинам. Тогда становится понятным сегодняшнее поведение Виргиния – он покрывал поведение своего компаньона, далеко не джентльменское. Два сапога пара.