Клод положил на стол пять евро за кофе и круассаны и взял ее за руку.

— Пойдемте со мной, — сказал он.

Они оставили недопитый кофе. Он повел ее по тропе в сторону дома Рико.

Войдя в дом, они увидели из огромного окна гостиной Рико роскошный вид на спокойное озеро. И тут, освещенная лучами ласкового утреннего солнца, Валентина бросилась ему на шею. Они начали целоваться, и это был не тот поцелуй, которым обмениваются любовники в первый раз.

Она была как шелк, мягкой и податливой, гладкой. Не существовало ничего, кроме единения двух тел. Невозможно было представить, что существует такое тесное объятие. В его мозгу волнистые луга сменяли друг друга, то появлялись, то исчезали зеленые холмы, пока он не увидел только бескрайнюю зелень, покрытую утренней росой.


Он всматривался в контур ее полных губ; приложил указательный палец к слегка заметной ямочке над верхней губой. Она улыбнулась, и Клод уже ни о чем другом не думал, казалось, что все остальное в мире было неуместно. Ее спокойствие убедило его, что это взаимное ощущение.

Однако постепенно он почувствовал, что она меняется. Ее ноги, рот, плечи приобретали обычные очертания. Он мог рассмотреть, что маленькое пятнышко на лбу розовеет, становится похоже на цвет розы в его саду на закате дня.

— Разве это не безумство? — спросила она. Он коснулся ее губ, как бы умоляя помолчать. — Что я делаю? — Она повернулась и уткнулась головой в подушку. За окном солнце казалось еще более тусклым.

— Отложи свадьбу, — предложил он. Это казалось очевидным решением.

— Но все подготовлено, все запланировано. Мне так легко с тобой, как будто ты самый близкий человек, которого я когда-либо знала. Кажется, что ты знаешь обо мне все и любишь всем сердцем, но ты не знаешь меня. Мы только что встретились. И я не знаю тебя.

Он погладил ее сияющие каштановые волосы.

— Я знаю тебя.

— Как ты можешь знать меня? Например, знаешь ли ты, — она подняла свое лицо с мягкой подушки, — что я больше всего люблю лежать на спине и смотреть на облака? В Нормандии облака совсем особенные, самые белые облака, чем где бы то ни было. Я могу смотреть на них часами. Каждое облако рассказывает свою сказку: о зайцах, о людях в высоких шляпах, о девочках, которые прыгают через скакалку… — Она приподнялась на локтях: — Но это я. Дорогой Клод, а что ты любишь больше всего, кроме как влюбляться в женщин, которые приходят к тебе в мастерскую на примерку?

Гладя кончиками пальцев ее руку, он рассмеялся, закрыл глаза.

— Мое хобби устраивать кукольные представления для племянников. Когда я шью кукольных персонажей из фетра, то представляю реакцию Дидро, который станет кричать от восхищения, будет заворожен до такой степени, что поверит в реальность происходящего. Я могу создать куклу по имени Валентина… Да, какой же она должна быть? Львицей в прыжке, с гладкой спиной и голубыми глазами цвета океана, львицей, которая охотится за своей добычей?

Ее голова упала на подушку.

— Ты снова делаешь то же самое, Клод! — произнесла она как бы из ниоткуда. — Ты снова показываешь мне мое отражение, ты — как озеро, в которое я смотрюсь. Как и твоя львица, сшитое свадебное платье отражает твою версию того, кто я есть на самом деле. Но скажи мне, когда у твоих ног все женщины мира, почему ты так недоступен? Я даже не знаю, сколько тебе лет! — Она повернулась к нему. — Позволь предположить: сорока два. Нет, сорок четыре. Вот так.

— Мне сорок шесть. Я женат, но не видел свою жену уже восемь лет. Я никогда не был влюблен, пока не увидел тебя. Только после того, как я встретился с тобой, я понял, что мне следует получить развод.

— Ты женат? Клод! Ты никогда не говорил мне об этом! — Она села на кровати и сузившимися глазами посмотрела в его глаза. — Все, что с нами происходит, а ты… Ты женат? Клод, если бы я знала, то не думаю, что мы бы были… ты должен был мне об этом сказать. — Глаза цвета спелой черники стали серьезными и внимательно смотрели на него.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Я никогда не думал, что можно влюбиться с первого взгляда. Я никогда не верил в подобные сказки, но вот теперь это случилось со мной. В первый же день, когда я встретил тебя, твое бледное лицо, острый подбородок, твои большие голубые глаза, уставшее сердце умоляли меня: «Спаси меня, пожалуйста!» Я полюбил тебя. Понимаешь, я делаю только то, что ты попросила.

— Но твоя жена. Где она? У вас нет детей? Что произошло между вами? — Валентина засыпала его вопросами.

— От кузена я знаю, что она живет в Авиньоне. Это все, что я знаю. Мы оба женились по непонятным причинам. Я думал, что люблю ее. Она любила меня за талант. Когда я отклонил предложение о работе на должности главного кутюрье в крупном модном доме в Париже, она бросила меня. Она хотела, чтобы я был в Париже, а не в Сенлисе.

— Почему ты не согласился на эту работу?

Расслышал ли он этот вопрос правильно?

— Тебе нравится жить в сельской местности, не так ли? Париж слишком… слишком…

Он очень тщательно подбирал слова, чтобы они ей понравились. Он будет делать все, чтобы она полюбила его.

— Я думал, что моя жизнь полностью меня устраивает. Но потом я изменил свое мнение. — Он рассказал о смерти отца, о Жюльетт и племянниках. — Я принадлежал своему дому. Возможно, я боялся Парижа, а возможно, я был слишком упрям. Моя жена беспощадно клевала меня: «Поезжай, поезжай, поезжай» — и я перестал замечать разницу между ней и моим попугаем.

— Клод!

— Я до сих пор не знаю, почему она никогда не просила развода. Я не получил ответа на мое письмо, в котором сам просил о разводе.

— Ты женат! — повторила Валентина. — Мне казалось, что Шарлотт сказала бы об этом. Но, возможно, она не знала. — Ее рука лежала у него на груди. — Ты женат, и я почти замужем, мы в равных условиях! Положение не делает нам честь. Я никогда не спешила выйти замуж, но, когда мне исполнилось тридцать пять лет, я захотела завести семью.

— Я думаю, ты ждала меня.

Она опустила подбородок и как будто стала разыскивать что-то внутри себя.

— Я в смятении, потому что успела слишком сильно привязаться к тебе. — Она рассмеялась и попыталась выбраться из-под простыней.

— Слишком поздно. Ты стреножена.

— Да уж, действительно. — Она рассмеялась. — Ты прав, я стреножена. Хорошо. Который сейчас час?

Он не ожидал этого вопроса. Его старая привычка постоянно следить за временем, всегда доставлявшая ощущение комфорта, сейчас вызывала отвращение.

— Не имею понятия, — ответил он.

— Ты невыносим. — Теперь в ее смехе слышалась озабоченность. — Когда ты возвращаешься домой?

— Тогда же, когда и ты. Вместе с тобой.

— Неудивительно, что твоя жена не выносила тебя! Хватит, отпусти меня! Я должна взглянуть на часы! Быстро. — Клод почувствовал панику в ее голосе и нежно обнял. Она ответила тем же. Но тут он почувствовал, что что-то царапает его спину — острый камешек ее кольца.


Он воздержался от подарка Валентине на следующий день. Виктор обязательно заметил бы его. Какой самый необычный в мире подарок он мог сделать для нее? Цветы — тривиально, шелковый шарф — обыденно; ничто материальное не сможет символизировать его любовь к ней. Уложив сумку для возвращения в Сенлис, он смотрел на озеро. Этим утром над ним царил легкий туман, что вызвало в Рено неожиданный приступ страха. Он предпочел бы побежать к берегу моря или взобраться на самую высокую вершину, только бы уйти от этой безмятежности швейцарской Ривьеры.

Валентина спросила его, почему он не переехал в Париж.

— Почему Париж, Париж? Всегда Париж! — спрашивал он громко. Может быть, действительно в Париже лучше пойдет бизнес?

Голубой шелк простыней на кровати с роскошным пологом в доме Рико теперь смят и хранит следы произошедшего несколько часов назад. Клод навел порядок, запер дверь и долго не мог избавиться от мысли, что Рико остался бы им доволен.

Глава 10

Первой остановкой Клода в Сенлисе стал дом Жюльетт, где надо было забрать Педанта и заодно повидать племянников. Переступив порог, он выкрикнул:

— Шоколад из Швейцарии! — В мгновение ока четыре озорных мальчишки окружили его.

Жан-Юг и Анри стали умолять дядю проводить их до конюшни, чтобы посмотреть на жеребят. Они объяснили, что им разрешили кататься на лошадях столько, сколько пожелают, но в присутствии взрослых. Мальчишки шли в сопровождении Клода с Педантом на плече, по щиколотку в грязи через конюшенный двор. Насколько же стали шире плечи у Анри!

Паскаль, пятнадцатилетняя дочь владельца конюшни, сидела на заборе у входа на площадку для выездки и смотрела в их сторону. Заметив ее, Анри зашагал быстрее, оставив далеко позади дядю и брата.

— Паскаль, пойдем с нами. Дядя Клод хочет увидеть Маркизу, — сказал Анри.

Не изменив выражения лица, она спрыгнула с забора, успев подобрать достаточно длинную юбку. Когда все четверо подошли к Маркизе, та радостно заржала и забила копытом, а Педант издал вопль.

— Маркиза храпит — хочет, чтобы на ней покатались. Это самая разговорчивая лошадка. Разве она не прекрасна, дядя Клод? — сказал Анри. — И у нее очень легкая походка. Паскаль, позволь ей показать в галопе все, на что она способна.

Клод наблюдал, как Анри ждет ответа Паскаль.

Быстрая улыбка промелькнула на ее спокойном лице.

— Только я без седла, Анри. Подай мне уздечку.

Отработанным движением она надела уздечку, а Анри быстро подставил свои ладони, чтобы ей легче было вскочить на лошадь.

Теперь уже Клод с племянниками уселись на заборе. Клод посмотрел на Анри, который следил за каждым движением наездницы: волосы соломенного цвета развевались, юбка немного задралась, обнажая ноги, крепко сжимающие бока лошади, ее глаза и губы, даже нос были напряжены.

Лошадь и девочка легко прошли два круга. Даже без седла и стремян Паскаль грациозно взяла два барьера. Она широко улыбнулась Клоду и мальчикам и, уже приближаясь к ним, мягко перевела лошадь на рысь.

Анри протянул руки, чтобы помочь ей спрыгнуть. Оба смеялись.

— Увидимся дома, — сказал он и помахал рукой дяде и брату. Клод наблюдал, как парочка идет в конюшню. На какой-то момент ему захотелось последовать за ними, стать свидетелем, как они кормят, моют лошадь. Но вместо этого он взял за руку Жан-Юга и вместе с притихшим Педантом, который уснул на его плече, отправился по протоптанной тропинке.

Войдя на кухню, Жюльетт засыпала Клода вопросами:

— Где ты был? Как твоя маленькая любовь?

Он рассказал о проведенных в Вёве выходных.

— Мой бедный брат! После стольких лет! Ты и Валентина должны проводить больше времени вместе! Но, Клод, будь осторожен! — сказала Жюльетт. — Твое свадебное платье может стать для этой женщины отчаянным криком души, последним романом перед обетом верности мужу. Даже я имела бурную интрижку до своего замужества.

— Но ведь ты любила Бернара!

— А ты сказал мне, что она любила своего жениха.

— Да, но я убежден, что этого никогда не было. Я знаю это так же хорошо, как и то, что твой жакет слишком короток. Жюльетт, ты надеваешь его на работу?

Она рассмеялась, одергивая полу жакета одной рукой и одновременно наклоняясь, чтобы вынуть чугунную кастрюльку из духовки.

— Братья, которые умеют критиковать, должны уметь сами готовить обед, — сказала она, протягивая тарелку.


Под крики Педанта Клод дошел до своего дома. Неужели он забыл выключить свет в прихожей, когда спешил на поезд? Повернув ключ в замке, он понял, что дверь открыта. Незапертая дверь? Клод повесил пальто и огляделся. Педант перелетел на свой насест. Позорная груда раскроенных платьев, которые должны быть уже готовы, неоконченные наброски, выполненные синим карандашом. Что же это такое? Распечатанная почта на его рабочем столе? Кто принес ее в квартиру? — Он прислушался, и до него донеслось какое-то шуршание из спальни. Кромешная темнота. Он зажег свет. Очертания тела на кровати! На цыпочках подойдя ближе, Клод заметил рыжие волосы на белоснежной подушке. Успокоив попугая, он взял пальто и вышел на улицу.

Мигом преодолев извилистую неосвещенную и безлюдную в этот час улицу дю Шатель, Клод постучал в дверь Анатоля, а затем нетерпеливо позвонил. Ночь была достаточно прохладной. Его друг открыл дверь, закутанный в уютный коричневый халат, в руке — книга. Темные зрачки карих глаз резко контрастировали с белками, настолько белыми, что напоминали Клоду яичную скорлупу. Анатоль улыбнулся, увидев Педанта.

— Ну и сюрприз! — воскликнул он. — Божьи дни никогда не закончатся!