Элизабет Обербек - Модельер

— Нет-нет, я никогда не смогу этого сделать! Я — единственная, кто здесь есть у Виктора. — Она сделала глоток воды. — Он слишком горд, чтобы признаться родителям и друзьям в Париже, что снова потерял работу. Его сестра постоянно звонит ему, но он не хочет с ней разговаривать. Мы теряем друзей в Нью-Йорке — каждый раз, когда встречается с ними, он напивается. Аннетт также считает, что мы должны расстаться. И что? Бросить его валяться в сточных канавах этого огромного города? Ты должен помнить, что мы дружим с Виктором с детских лет. Ты не знаешь, какой он милый, по-настоящему душевный человек. Я пыталась отвести его в организацию «Анонимных алкоголиков», о которой так много слышала. Только на одну встречу. Конечно, он отказался. Знающие люди говорят, что это кризис средних лет, что потом все пройдет, ведь со временем люди становятся умнее. Но все это так ужасно, Клод. Извини, ты, наверное, надеялся получить удовольствие от встречи со мной! А как ты поживаешь?

Вдруг смех и счастливые голоса ворвались в их интимный уголок.

— О, посмотри, дорогой, Клод Рейно из Парижа.

Клод поднял глаза, и увидел женщину в золотисто-желтом шифоновом платье, корсаж которого был слишком маленьким для верхней части ее фигуры.

— Мы обожаем вашу коллекцию! Меня зовут Харриет Стиллман, а это мой муж Олли. Мы следили за вашими работами с тех пор, как вы создали то потрясающее свадебное платье, не так ли Олли? — Ого, да здесь и эта женщина! — прошептала она своему спутнику. — Как удивительно! Вы не возражаете, если мы присядем к вам? Вечеринка в «Метрополитен» утомила нас. Там шумно, как в переполненном курятнике! Могли бы повесить ковры на стены, чтобы приглушить звуки! Когда-нибудь этот храм искусств рухнет, если будет продолжаться такой беспорядок. Разрешите вам заказать еще по порции напитков. — Женщина подняла свою большую руку и позвала официанта.

— Большое спасибо, — сказал Клод, поднимаясь, — но мы уже собирались уходить.

Когда Валентина выходила из-за стола, все трое заметили ее животик.

— Дизайн этого платья сделали вы? — спросила женщина.

— К сожалению, нет. — Клод посмотрел на Валентину.

— О, прежде, чем вы уйдете, пожалуйста, запишите мой номер телефона. Я буду очень сожалеть, если не закажу у вас платье — сколько бы это ни стоило. — Она порылась в своей большой квадратной сумке, достала ручку, чистую карточку и написала свои координаты.

Клод вежливо поклонился и вышел с Валентиной. По пути он оплатил счет. Покрытая красным ковром лестница, ведущая в музей Метрополитен, была заполнена гостями.

— Я должен быстро отвезти тебя домой, — сказал Клод и посмотрел на часы. В спину им дул сильный ветер. Он стал высматривать такси.

— Который час?

— Одиннадцать тридцать.

— Вот и такси, — сказала Валентина. — Садись со мной, а потом поедешь в отель.

Она назвала таксисту адрес. Ее английский язык был великолепен.

— Мы арендуем квартиру у друга из Парижа. Я бы хотела показать тебе вид из окна на Парк-авеню. Это великолепное зрелище. На ней всегда кипит жизнь, даже в два часа ночи.

— Валентина, — он записал номер своего телефона на черной визитной карточке салона де Сильван. Перед отъездом Лебре дал ему сотовый телефон с оплаченным роумингом, чтобы «всегда быть на связи». — Позвони мне утром — выпьем кофе. Ты сможешь выпить чашечку эспрессо.

Такси остановилось.

— Пожалуйста, Клод, не выходи из машины, в этом нет необходимости. Лучше, если ты не будешь выходить. — Клод почувствовал в ее голосе тревогу. — Поезжай… у меня все будет в порядке.

Она вышла, он помахал ей рукой. Как же он хотел прижаться своей щекой к ее щеке, даже сейчас, несмотря на холод и ветер.

За зданием нью-йоркской публичной библиотеки был натянут огромный белый тент. Здесь дизайнеры Галленсиа и Сорбу создали огромный парк развлечений, чтобы представить на «Весенней коллекции» свои работы под общим названием «Полный улет». К сожалению, скелетоподобные тела моделей, толпящихся вокруг дымящейся техники, лишь усиливали тягостное впечатление от спектакля. На колесе обозрения Феррис были установлены софиты, которые освещали все голубоватым светом, что придавало лицам манекенщиц неестественный мрачный оттенок.

«Какой позор, — подумал Клод. — Все эти прекрасные платья из роскошных тканей демонстрируют совершенно не те люди».

Даже в маленьком городке Сенлисе Клод восторгался мастерством Галленсиа соединять ткани различной фактуры. Но показ коллекции на фоне гоночных автомобилей и другой техники превращал все в дешевое второсортное шоу. Клод представил, что его отец, увидев подобное, неодобрительно покачал бы головой и сказал, что когда сталкиваются автомобили, то атлас мнется; и добавил бы: «Это отвратительно! Извлеки из этого урок!»

Когда сидевшая рядом с ним женщина встала, чтобы уйти, Клод восхитился ее прекрасным гобеленовым жакетом, выполненным дизайнером Обуссоном. Через несколько секунд ее место было занято не кем иным, как Лебре.

— Разрешите вас познакомить, — совершенно спокойно сказал Лебре, кивнув на человека, сидевшего справа от Клода. — Клод, хочу познакомить вас с Томом Пауэрсом, директором «Де Витт». Том, это один из главных моих модельеров, Клод Рейно.

Клод повернулся, чтобы пожать руку, но в этот момент начались аплодисменты во славу Галленсиа и Сорбу. Лебре и Пауэрс встали, чтобы присоединиться к аудитории, которая стоя благодарила авторов шоу. Клод поднялся с неохотой.

Когда шум начал утихать, Пауэрс сказал:

— Конечно, я знаком с вашими работами, Клод. Должен сказать, я до мелочей изучил свадебное платье, которое вызвало такой восторг. Особенно ценно то, что вы подчеркиваете в одежде ее структуру и изящество моделей. Мы не видели такого изысканного кроя со времен кринолиновых юбок.

Толпа начала продвигаться к выходам. Среди выкриков и движения людей, пытаясь перекричать всех, Лебре сказал:

— Да-да, это то, что мы пропагандируем в нашем салоне — необычное в каждом наряде.

На следующее утро Клод почувствовал, что ему хочется домой, во Францию. Что это было? Груды незаконченных работ, требовавшие его возвращения? Или празднование дня рождения Дидье, назначенное на следующие выходные? Жюльетт оставила ему на автоответчике напоминание. День рождения кого-либо из племянников всегда был самым любимым его праздником. Жюльетт всегда подавала взрослым шампанское, которое символизировало, что очередной год прошел без неприятностей. Пирожные, всевозможные сладости, повсюду дети всех возрастов. Когда они расходились, то смех еще долго эхом звучал во всех уголках дома; а на деревянных полах, застеленных потертыми персидскими коврами, оставались следы грязных ботинок. А вкус апельсинового торта, покрытого мороженым, оставался в памяти до следующего торжества.

Клод задумался: чем они сейчас занимаются? Ему казалось, что они скучают по нему. У Анри уже появилась на лице слабая растительность. Неужели он впервые побреется, не дождавшись, чтобы в столь знаменательный день рядом был любимый дядя? Но на самом деле ничто не могло оторвать Клода от мыслей о Валентине. Он останется здесь так долго, как это будет возможно.

На следующий день после показа с участием моделей, одетых словно уличные проститутки, он сообщил Лебре, что планирует остаться в Нью-Йорке еще на несколько дней, чтобы закрепить некоторые контакты. Он действительно хотел разобрать кипу накрахмаленных салфеток, на которых делал зарисовки.

Миссия Лебре завершилась успешно. Он вдохновил своего дизайнера. Ведь практически невозможно было покинуть Нью-Йорк без новых творческих планов, получив столько впечатлений. Лебре сказал:

— Клод Рейно, не думайте, что я не понимаю истинной причины, по которой вы хотите задержаться в Нью-Йорке.

Тут, словно в подтверждение, зазвонил сотовый телефон Клода. Раздался мягкий голос Валентины.

— Извините, — сказал Клод и отошел, прижав трубку к уху.

— Клод, — произнесла Валентина, — мне очень неудобно задавать вам этот вопрос по телефону, но я надеюсь, что вы меня поймете. Вы не могли бы дать в долг пятьсот долларов? У меня больше нет наличных денег… банки не принимают мои кредитные карточки. Я думаю, что Виктор вынул все деньги из моей сумочки, а наши сбережения перевел на свое имя. Я не могу понять, как он мог сделать это без моей подписи. Сейчас мне срочно нужно заплатить одному доктору…

— Конечно, — сказал Клод. Он пытался вспомнить, где видел банк. — Встретимся в ресторане «Палм Корт» отеля «Плаза», на углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню. — Он уже успел побывать в этом помпезном старом отеле.

Клод собирался незаметно выскользнуть из зала, но у двери увидел Лебре, который сказал:

— Вы должны быть в Париже на встрече дизайнеров в нашем офисе в пятницу в четыре часа. Мы будем ждать вас.

Четыре дополнительных дня в Нью-Йорке! Неужели Лебре отвел столько времени на окончание его суматошного романа?

В ресторане «Палм Корт» Клода восхищало все: огромные ветви пальм в массивных мраморных кадках, красочная игра света в витражах дверей французского типа, даже перезвон посуды. Он выбрал столик в углу зала, который частично был закрыт пальмой от главного зала ресторана. Прямо здесь, под розовым потолком, на листе бумаги, который принес ему официант, Клод сделал наброски четырех платьев в имперском стиле в пастельных тонах — для округлившейся фигуры Валентины. Он нарисовал капюшоны с бусинками лавандового, голубого, кораллового, персикового, темно-желтого цветов.

Валентина стремительно вошла в зал, ее фигура была освещена розовым светом, льющимся с потолка. На ней было длинное голубое шерстяное пальто, рукава и подол которого украшал мутон. Клод решил, что ему пора заняться и такой одеждой: ее пальто прекрасно сидело, и не оставалось сомнений, что шили его на заказ. Ее ботинки… Как его взгляд радовался тем вещам, которые он уже хотя бы раз видел на ней — бежевые замшевые ботинки. Ее лицо было бледным, глаза хоть и блестели, но заметно было, что она плакала. Клод ничего не мог с собой поделать — он замечал каждую мелочь, связанную с ней.

Валентина улыбнулась, заметив его. Он взял пальто и положил на соседнее кресло.

— Валентина, — произнес он и передал ей конверт с деньгами.

— Большое тебе спасибо, Клод, — сказала она и положила конверт в сумочку. — Я верну долг как можно скорее. Я обещаю! Я так благодарна.

Клод читал меню и украдкой смотрел на нее. Неправдоподобно, он в Нью-Йорке со своей возлюбленной. Он подумал об Анатоле и представил, как тот должен был быть счастлив в своей церкви, ведь он любил весь мир, и все, что в нем существует.

— Теперь твоя очередь заказывать ленч, — сказала она.

Когда подошел официант, Клод так и поступил. Для нее он заказал дораду, запеченную с ягодами можжевельника, для себя лосось с начинкой из миндаля, зелень и салат.

— Как говорят американцы, улыбайтесь, несмотря ни на что, — она подняла свой бокал со смесью клюквенного сока и содовой.

Сквозь него она посмотрела на Клода. Он повторил ее жест.

— За любовь моей жизни, за мою музу, — сказал он.

Она встряхнула головой, как будто заподозрила его во лжи, улыбнулась, закрыла глаза и сделала глоток.

— Когда я работала в «Друо», окруженная произведениями искусства и сотнями каталогов, — Валентина поставила бокал на стол, — я думала, как было бы прекрасно, если бы художники отказались от мировых шедевров как образцов для подражания и создавали оригинальные работы, придумывая свои собственные стандарты! Я всегда завидовала таким людям, как ты, Клод. Тем, кто практически с детства полностью посвящают себя своей страсти, жертвуют материальными ценностями, доверяют только себе и уверены, что не будут голодать. Я не могу позволить себе такого.

Он положил свою руку на ее. «Сейчас именно ты творец, — подумал он, — в твоем теле зародилась новая жизнь».

Он ненавидел себя за это напоминание, но произнес:

— Сейчас ты создатель шедевра — ты вынашиваешь ребенка.

Она помолчала, затем произнесла:

— Да-да, Клод, это правда, но почему я не чувствую уверенности? Почему мне хочется добраться до истины? Ты выражаешь свои чувства, мысли в цвете, в новых фасонах костюмов. Меня поражает это. Но неужели это то, в чем ты физически нуждаешься или то, что любишь делать?

Клод не мог придумать, как успокоить ее.

— Я работаю и днем и ночью, чтобы меня не преследовали мои мысли. Посмотри! — Он показал ей салфетки, испещренные рисунками новых фасонов. — Мне иногда кажется, что эти мысли похожи на тигров. Через ровные интервалы времени я предпринимаю попытки выгнать хищников. Я боюсь, что однажды они поймают меня и съедят. — Официант принес их заказ. Она попробовала рыбу. — Что же касается искусства, то ты очень хорошо написала нашу яблоню. — Это было сказано абсолютно честно.