Анна Кафа - Мое имя – Лектон

Он как всегда был не в духе, и как обычно отвечал на улыбку Таонги снисходительным движением уголков губ. Молибден прошел на кухню и растянулся в кресле.

– Дай что-нибудь выпить. У нас не осталось пива в холодильнике?

Таонга сразу же исполнила его просьбу, и теперь он медленно тянул пиво и лениво блуждал взглядом по комнате. Но вот, его взгляд упал на подсолнухи и остановился. В глазах Молибдена появилось удивление, он перевел взгляд на Таонгу и молчал в ожидании комментариев.

Она вдруг вся оживилась и радостно спросила:

– Нравится? Правда, хорошо?

Но, реакция Дена была не совсем для нее приятной:

– Что это? Где ты взяла ее? Неужели ты потратила деньги на эту фигню?

Таонга расстроилась, у нее задрожал подбородок:

– Купила… Она всего 25 евро стоила… – она хотела что-то добавить, но вдруг разрыдалась.

– Тебе ничего не нравится, никогда! А мне нравится! Она красивая… – она плохо отдавала отчет в своих словах, она никогда прежде так с ним не говорила, ей казалось, будто в ней поселилась новая смелая Таонга.

– И мне все равно, что ты скажешь…

Молибден был удивлен такому повороту событий, он не узнавал свою Таонгу, и сейчас находился в состоянии растерянности… Еще несколько секунд назад он готовил для нее очередную нотацию, но теперь вдруг замолчал и неожиданно для себя произнес:

– Ну, ладно, Тао, ты что так раскричалась. Нравится, пусть себе висит…

Таонге показалось, что сейчас это сказал не Молибден, а кто-то другой, и она даже приоткрыла рот от удивления…

Через несколько минут они оба сидели за столом, Молибден убивал бутылку пива, а Таонга любовалась подсолнухами и пила кофе.

Она была рада, что купила эту работу. «Все-таки, – думала она, – что-то есть в этих картинах, наверное, не зря их люди покупают за такие бешеные деньги. Повезло мне, я всего 25 евро отдала».

Этот вечер был необыкновенно тихим и светлым, Молибден не ругался и даже больше не злился. Таонга вдруг подумала, что, наверное, сегодня она счастлива.

Если бы Ван Гог смог видеть сейчас лицо Таонги, он бы улыбнулся. Его подсолнухи вливают свет в души, они горят любовью, они совершают чудеса … Они выпрыгивают из холста и становятся жизнью.

Сегодня Сюзи должна была встретиться с Жаком. Персонал кафе, в котором, по его словам, произошла встреча с Аладдином, все отрицал. Сегодня они решили пойти вместе. Жак обязался показать путь, по которому их провел официант.

Сюзи уже ждала его на перекрестке и нервно посматривала на часы. Она не любила, когда опаздывают, и хотя у Жака было еще две минуты, она начинала раздражаться. «Ну, конечно, он же художник, – думала Сюзи, – что для него время, они все существуют в вечности». Ей не суждено было додумать до конца, так как на противоположной стороне уже показалась колоритная фигура Жака, замотанного в легкий бордовый шарф. «И почему они всегда так странно и небрежно одеваются? – подумала Сюзи, – у них, наверное, всегда такой бардак в доме».

– Здравствуй, Сюзи, я, кажется, вовремя, – он дотронулся в знак расположения до ее плеча, отчего у нее по телу прошло нечто подобное электрическому току. Сюзи не привыкла, чтобы до нее дотрагивались, это казалось нарушением ее личных границ, и она всегда вздрагивала от подобной дерзости. Но сейчас, она почему-то не разозлилась на Жака, ей даже было это приятно… Может потому что он был настолько мил и добр по отношению к ней, что она совсем не чувствовала с его стороны никакой опасности. Ее жесткое сознание отметило для себя, что в компании с Жаком ей даже уютно, одновременно рядом с ним она перестает следовать строго намеченному плану, что, правдо, ей несколько тревожило. Вот и сейчас она предложила пройти по F улице, но он выбрал другой путь, более длинный, ссылаясь на то, что там красивее и интересно падает свет.

Аргументы, на взгляд Сюзи, абсурдные, но она только пожала плечами и последовала за ним.

– Смотри, Сюзи, как красиво отражается в зеркалах того отеля улица… Правда?

Сюзи посмотрела в сторону и произнесла:

– Простите, Жак, но я не обладаю таким даром наблюдательности, как вы. Для меня это всего лишь зеркало и всего лишь отражение. Я не вижу тут ничего примечательного.

– Нет, Сюзи, этот дар у всех одинаковый, просто ты не хочешь открыть глаза. Сюзи, прости мне мою дерзость, но я как художник обязан тебе это сказать. Ты – красивая девушка, у тебя прекрасное телосложение, приятный цвет кожи, изысканные черты лица… Но, ты спрятала себя в страшном сером футляре, вся в нем съежилась и выглядываешь оттуда, как мышь из норки… – он остановился, – прости, я должен был это тебе сказать.

Все это было так неожиданно… Сюзи шла, затаив дыхание, в ней вдруг сдвинулось что-то тяжелое, казалось, она сейчас может упасть… Ей впервые в жизни сказали, что она красивая. Она – Сюзи… В ее теле начиналась лихорадка, из глаз брызнули слезы.

Жак заметил изменения, остановился и крепко ее обнял:

– Сюзи, ну что ты… Ну, прости дурака. Но, ведь, правда, ты прекрасная.

Они уже подошли к месту назначения, возле кафе раскинулась деревянная терасса со скучающими столиками и креслами. Рыдания Сюзи стали еще сильней, и Жак решил присесть с ней здесь. Они усадил ее в кресло и сел рядом.

Ее голова лежала у него на плече, он гладил ее волосы, и она впервые в жизни чувствовала себя живой. Как так случилось, что она забыла себя? Она вспомнила, что может плакать, что она женщина, что она одинока и никому не нужна. Что каждый ее день – копия предыдущего, что в ее жизни совсем нет красок, что она блеклая, как карандашный набросок, и что кроме сегодняшнего происшествия, в ее мире нет мгновения, которое было бы достойно остаться в памяти.

Она начала успокаиваться, Жак гладил ее руку и ласково смотрел на девушку. Ему вдруг стало безумно жаль ее, он почувствовал бездну одиночества этой женщины.

– Сюзи, у меня когда-то была жена… Не могу понятьв чем дело, но ты мне ее напоминаешь…

Сюзи подняла свои мокрые от слез серые глаза и обняла Жака. Он дотронулся до кончика ее носа, улыбнулся и произнес:

– Ну, хватит грустить. Если вдруг еще захочешь поплакать – позови меня.

Она утвердительно закивала и начала суетливо вытирать слезы взятой со стола бумажной салфеткой. Сюзи понимала, что эта сцена чувств была сейчас совершенно некстати, нужно было идти в кафе, но сегодня в ней проснулось что-то совершенно новое. Она посмотрела на Жака, в ее влажном взгляде проснулась нежность… Она встала с кресла, поправила пиджак и виновато произнесла:

– Пойдемте, Жак. Я в порядке. Покажите, куда вас провел официант.

Жак не спеша поднялся, было видно, что ему не хотелось вновь повторять путь той ночи, но он собрался и повел за собой Сюзи.

Они вошли в то же кафе, только сейчас здесь все было несколько другим, дневной свет, совершенно по-другому представлял пространство. Жак начал осматриваться по сторонам в поисках двери, в которую их пригласил официант, но, к своему удивлению, не мог ее найти.

– Сюзи, очень странно, не могу вспомнить.

Он продолжал ходить по кругу, осматривая стены и пытаясь сообразить, где же была та дверь. Персонал заметил странное поведение гостя, и через короткое время рядом с Жаком появился официант.

– Вам помочь? Вы что-то потеряли?

Жак долго посмотрел на улыбающееся лицо молодого человека и ответил:

– Здесь, кажется, была дверь?

Парень широко раскрыл глаза :

– Что вы. Вы ошиблись. Пожалуйста, прошу вас присесть. Вам или вашей даме принести что-нибудь выпить?

Пока Жак беседовал с официантом, Сюзи внимательно изучала место, здесь ей что-то не нравилось, у нее возникло подозрение, что они могли трансформировать стены. Это ведь не сложно. Они могли закрыть дверь искусственным фрагментом стены, поэтому Жак ничего и не нашел. Она видела его расстройство и решила как можно быстрее его ободрить:

– Жак, не переживайте, скорее всего они трансформируют днем стены. Вам не показалось, что помещение выглядело несколько иначе той ночью?

– Да! – чуть не воскликнул Жак, именно. Это было первое, что мне пришло в голову, но мне показалось, что это из-за дневного света. Что же мы будем делать?

В это время появился все тот же светящейся любезностью официант с двумя чашками американо.

– Думаю, ничего. Главное – мы поняли, в чем причина того, что вы не могли найти дверь. Остальное не важно. Мы проверим владельца этого кафе … – Сюзи не договорила. И на её лице появилась редкая улыбка.

Сегодня Кей не выходила из дома Алекса. Почти до 12-ти она лежала в кровати, а потом долго рассматривала картины, которыми было наводнено пространство дома. «Какой все-таки он интересный человек, – думала она, – а с виду производит впечатление зануды. Такая страсть к живописи… Сколько же нужно труда и выдержки, чтобы все это собрать…»

Но ее мысли постоянно переходили на Марка. Она не знала что делать, куда идти, и единственно возможным в этой ситуации делом для нее было ожидание.

Кей услышала звук подъезжающей машины, и через некоторое время появился Алекс. Он, казалось, был удручен. Его лицо было серьезно и выражало тревогу. Он поздоровался с Кей, и, казалось, должен был что-то ей сказать, но не решался. Кей внимательно следила за ним, он предложил сварить кофе и они вместе направились в столовую.

– Я очень люблю старинные сервизы. Хочешь, налью тебе кофе в чашку девятнадцатого века? – Кей оживленно кивнула. Наконец, они сели за стол, перечеркнутый яркой линией солнечного луча.

– Кей, – начал Алекс, – мне очень не хочется тебя расстраивать или лишать надежды, но у меня плохие новости.

Взляд Кей напрягся и пристально впивался в Алекса:

– Аладдин – это кличка крупного бизнесмена. Он совместно с еще двумя партнерами, одним из которых являлся Марк, владеет сетью отелей и развлекательных комплексов. Его первый партнер пропал при странных обстоятельствах примерно год назад, что касается Марка, есть предположения, что он погиб в автокатастрофе, причины которой сейчас до конца не установлены. Возможно, там есть связь с Аладдином. Вот, – Алекс положил на стол часы марки «Улисс Нардин», – тебе они знакомы?

Кей замерла, она смотрела на предмет и боялась шевельнуться. Конечно, это его часы, его любимые… Но, нет, думала она… Не может же быть все вот так просто… Раз и все… И без надежды. И что? И будто бы и ничего не было? Как?

Кей душила невыносимая боль… В одно мгновение ее мир раскололся на мелкие частицы, все вдруг показалось таким ненастоящим, таким зыбким. Как? Где же тогда смысл, если все может вот так просто оборваться как нить, так легко, так просто… Она схватила часы и крепко сжала их.

– Боже мой, – вырвалось у нее вместе с плачем.

Алекс не знал, что делать, вид Кей рождал в нем огромное сострадание. Он аккуратно дотронулся до ее руки. Он был готов ее обнять, но в данной ситуации это было бы, наверное, не совсем корректно. Но спустя минуту он все-таки решился и мягко обнял ее за плечи.

Кей молчала и временами всхлипывала. Перед ее глазами летела вся жизнь с Марком, их знакомство, их встречи, ссоры, ласки, обиды… Она вспоминала его нежный взгляд, его проникновенный голос, его смех… И вот… вдруг… все это стихло. Стихло навсегда… Зачем же? За что же ей ухватиться в этой мимолетности? Что же тогда есть на самом деле?

«Господи, – думала она, и в ее душе рождался гнев, – ты даешь и отнимаешь, не спросив. Что ж… забирай тогда и меня… Я не хочу дышать, я не хочу смотреть, не хочу ходить. Если все так быстро исчезает, лучше и я исчезну из этой фантазии… Что этот мир без его улыбки, что этот кофе без надежды? Что эта жизнь без возможности любить?»

В ее голове мерцали обрывки мыслей, она устала… Алекс достал успокоительное и попросил ее выпить.

– Спасибо… Алекс, мне осталось только спать… Больше я ни на что не способна…

Иногда бывают дни, когда вдруг все, что казалось твердым и постоянным в один миг вдруг ощетинивается. В такие редкие мгновения ты чувствуешь, как все зыбко, как все неустойчиво, и, кажется, будто и жизнь вся понарошку, и ты – понарошку. Твоя серьезность тает, и вместо принципов, взглядов, мнений голова вдруг наполняется обрывками, лоскутами, фантиками из твоей жизни. И кажется, что и тебя-то никогда и не было, а были только на время собранные в какой-то причудливый узор эти бесчисленные фрагменты, а теперь, после неожиданной встряски, этот калейдоскоп все переиграл, и теперь ты – совсем уже другой узор. И… не за что ухватиться. Ищешь почвы, а ее нет, все только видимость и обман, видимость и обман. И твоя задача – каждый раз уверовать в очередную иллюзию, каждый раз вспоминать серьезность. Нет, не может же быть все так настолько несправедливо и глупо. Должно быть что-то такое, на что можно опереться, чтобы не запутаться в этой причудливой игре. Неужели свет в наши души попадает только через витражи? Как хотелось бы сидеть рядом с фараоном и задавать жрецам вопросы о вечности, а они бы отвечали, и их ответ был бы истиной. Но, ответ только на дне каждого, и нет никого, кто мог бы сказать: вот – Ты. Но только указать путь.