Варвара Оболенская - Мое наказание

– А что потом? – еле выговариваю, пытаясь сдержать слезы.

– А потом пришла сюда устраиваться. Неожиданно Сережа зашел в бухгалтерию. Было такое чувство, будто 220 вольт прошли через организм. Дыхание остановилось, коленки с руками затряслись, но в этот момент я поняла, что никуда уже от него не уйду. Буду хвостиком ходить за ним, но уже не отпущу. Я точно могу сказать, что за таких людей, как Сережа, нужно держаться. Которых, нужно любить, ценить и уважать, ведь они достойны этого. Ради него стоит забывать о гордости, спеси, чаще всего которые вообще неуместны. Ради него, стоит признавать свои ошибки и просить прощения первой – ведь это совсем не стыдно. Стыдно наоборот знать, что оступился и продолжать молчать… Не держи на него зла, прошу тебя! Я сама увидела чисто случайно, когда он ночевал у меня. Его медицинская книжка выпала из сумки вместе с листком, на котором был диагноз… Он не хотел тебе рассказывать лишь только потому, что боялся за тебя, Алия. Он знал, что ты пойдешь на все ради него.

– А ты не пойдешь ради него на все? – сейчас от ее ответа зависело многое, например то, как я буду к ней относится после этого разговора.

– Я уже делаю, Алия. Продаю свою квартиру, которая досталась мне от родителей.

– И где же ты собираешься жить?

– Первое время перекантуюсь у друзей, – пожимает плечами девушка. – Не знаю! Как–нибудь выкручусь.

Поддавшись порыву, обнимаю ее, и так же резко отхожу. Я не знаю, что думает обо всем этом Сережа, но то, что Елена действительно любит его – очевидно. И как я могу злиться на него и нее, после этой тирады? Ведь, не зная этого, я стала камнем раздора в их отношениях…

– Нет. Так дело не пойдет, Лена. Переезжай ко мне, а со всем остальным разберемся. И к Сереже пойдем вместе!

Она облегченно выдыхает и начинает улыбаться так, будто выиграла джек–пот в лотерею. У этой девушки, не смотря на милую внешность, есть характер. МЫ даже этим с ней и похожи, хотя внешность полная противоположность. Елена жгучая брюнетка с карими, чуть раскосыми глазами, а–ля восточная красавица. Да и выше она меня сантиметров на пять, с учетом тоже, что на ее ногах красуются балетки.

– Да, хорошо, только дай помочь привести тебя в порядок…

За половина часа Елена не смогла сделать из меня принцессу, но я хотя бы выглядеть стала, как человек, а не как кикимора болотная. Между нами висело напряжение и то, которое исходило от меня самой. Елена наоборот располагала к общению…

– Закирова, какого черта ты тут отсиживаешься? К Валерию Федоровичу живо! – противный голос шестерки Мишустина врывается в женский туалет в тот самый момент, когда я натягиваю рубашку, которую сушила под сушилкой для рук. Куда деваться то, если прям на груди были огромные пятна грязи.

– Виталий, ты ошибся дверью! Твоя находится чуточку правее! – но он уже меня не слышит, а жаль.

– Какой же он противный! – морщит нос Елена. – Только и знает, как прислуживать. Своего мнения вообще не имеет!

–  А ты мне нравишься все больше и больше, – подмигиваю ей. – А теперь, прости, но не могла бы оставить меня наедине?

– Ах да, конечно–конечно. Я тогда буду ждать тебя около выхода, хорошо?

– Давай, Лен, я сама зайду в бухгалтерию, хорошо? Просто мне нужно будет отъехать по делам…

– Да, договорились, – кивает она и оставляет меня одну.

 А теперь мне осталось дело за малым… Прикрепить все эти штуки Назара на себя и вывести из себя Мишустина. Это совсем не вяжется по плану Морских, но разве я обещала беспрекословно выполнять его правила?

– Закирова, я не понял, ты что, вот так собралась идти? Ты бы еще в харю им свое удостоверение засветила. Я же дал тебе денег, разве нет? Или я чего–то недопонимаю? Не выводи меня, Закирова, ведь по грани ходишь, – Мишустин оглядывает меня с ног до головы, будто он царь Всея Руси, а я к нему пришла милостыню просить. Хотя видок у этого недо–царя так себе: черные круги под глазами и стойкий запах перегара в кабинете. Ночка у него похоже задалась, или наоборот нет, сбитые костяшки тому подтверждение. – Слышал, что Касимов твой в беду попал… В больничке лежит, – гнусно усмехается Валерий Федорович, а мне хочется запустить стул в его рожу.

– Валерий Федорович, я не буду играть роль проститутки в вашей пьесе. Я отказываюсь. Я устраивалась сюда не для того, чтобы вы за счет мня усмиряли свою ненависть и я не собираюсь становиться воплощением вашей мести. Если вы хотите посадить Землина по несуществующим причинам, то делайте это своими руками,  а не чужими. И на ваши угрозы я не поддамся! Вы не всемогущи.

Говорю четко и по существу, но на последнем слове мой голос предательски дрогнул. Если эти причендалы Назара, так действительно хороши, как он сказал, то на Мишустина можно сразу открыть дело, у которого есть шанс положительного исхода. Осталось только добить его и вывести из себя, чтобы он показал свою сущность. А вот если я прогорю… То даже страшно представить чем для меня это все обернется. 

– Закирова, ты думаешь, я шучу с тобой? Ты еще не поняла, куда ты попала?

– Куда, Валерий Федорович? В отдел следственного комитета, где должны расследоваться дела. А не туда, где людей сажают лишь тех, на кого вы покажите пальцем, – иронично поднимаю бровь, не делая шага назад. Зато Мишустин кое–как поднимается с места и идет в мою сторону, нервно сжимая кулаки.

Глупо? Согласна. Опрометчиво? Однозначно. Пути назад нет.

– И заявление уже лежит в бухгалтерии. Также деньги на счет академии будут перечислены на счет. Поэтому я ухожу, Валерий Федорович.

Удар. Жесткий удар по лицу и я отлетаю к стене. Чувствую металлический привкус, а нижняя губа отдает болью. Этот мудак разбил мне губу. Я не успеваю даже распрямиться, как он наматывает мои волосы на кулак и заставляет встать на четвереньки.

– Какая же ты глупая, Закирова, – жесткий удар ногой Мишустина приходится по моему животу и я глушу в себе стон, не давая даже возможности ему насладиться своим положением. – Ты правильно сказала, Закирова. Я тут все решаю, – второй удар приходится носком туфли прямо в солнечное сплетение и из меня выбивает весь дух. Уже не могу сдержать свои жалкие всхлипы, потому что горло начинает гореть огнем, а я не могу даже сделать вздох, потому что чувство, будто легкие зажало в тиски. – Я могу тебя тут трахнуть, а потом всадить пулю в голову и никто даже не вспомнит о тебе. А когда я буду выносить твой труп, то все дружно сделают вид, будто это мусор. Потому что ты отброс жизни, Закирова. Жалкая, никчемная тварь, которой место гореть в аду вместе с Землиным. И ты отправишься вслед за ним, когда сделаешь то, что я тебе сказал. И если ты считаешь, то твое жалкое подобие отказа меня смогло задеть, то ты ошибаешься. Ты попала в мои сети, как только перешла порог этого здания. И никто тебе не поможет, Закирова. Никто. А, если ты думаешь, что я блефую то вот, послушай.

Мишустин достает свой телефон из кармана, не выпуская меня из захвата, и набирает кому–то. Всего лишь два гудка и на том конце провода раздается голос мужчины: «Слушаю, Валерий Федорович.»

– Ну что, Закирова, будешь теперь послушной девочкой?

Я не понимаю, что происходит, как Мишустин уже говорит: «Исполняй». И после этого слышу выстрел, а следом душераздирающий крик своей Агафьи Гавриловны. На секунду чувствую, как дух покидает мое тело, ощущение будто умерла. Какая же я глупая… Все из–за меня! Только из–за меня сейчас там страдает мой близкий человек. Мишустин не блефует, он настоящее исчадие ада...

– А теперь слушай, ведь в этом виновата лишь только ты. Еще один промах с твоей стороны и она сдохнет, Закирова. Сдохнет из–за тебя, – от отбрасывает мою голову с силой и я немного пролетаю вперед  по плитке в его кабинете.

– Я станцую ламбаду на вашей могиле, – хриплю ему в ответ и сплевываю кровь прямо на пол, а следом поднимаюсь. Не даю ему даже возможности насладиться мнимой победы. Последнее что он сможет увидеть, так это поражение и страх в моих глазах.

– Да хоть целый концерт устрой, Закирова. Думаю теперь мы найдем с тобой общий язык. Если еще раз соберешься давать заднюю, подумай о том, что есть еще твой драгоценный друг Касимов. Считай свою выходку показательным уроком, Закирова.

Мне хочется послать его в пешее путешествие, но я стискиваю зубы, что ощущение будто вот–вот они треснут. Внутренние органы неприятно ноют, а правая сторона лица ощутимо горит.

– В отделе будешь появляться три раза в неделю, остальное время тебе дается на укрощение Землина. Срок месяц, не справишься – тебе уже никто не поможет, Закирова. А теперь проваливай!

Ухожу молча, каждый шаг дается с трудом. Все–таки бил он души и со вкусом, но это все меркнет на фоне того, что я сама лично накликала беду на голову своей Агафье Гавриловне. Как теперь мне смотреть в глаза тете? Ведь она всю жизнь оберегала меня, укрывала своим крылом, когда было совсем тяжко. Когда хотелось плакать и кричать она и Сережа только были рядом со мной…

 – Алия, какого черта?! – около меня тут же оказываются ребята.

– Все в порядке, – шиплю на них, стараясь выскользнуть из их рук. – Поскользнулась в кабинете!

Ребята на меня смотрят, как на полоумную, но не стараются выпустить из кольца своих рук, тем самым подставляя себя перед Мишустиным.

– Ребят, отойдите и сделайте вид, что все в порядке!

– Да ты все мозги свои последние вышибла что ли? – возмущается Александр и первый подхватывает за талию. – Что же ты творишь то, девочка?

По глазам коллег вижу только сожаление. Александр помогает мне сесть и достает из своего стола влажные салфетки. Аккуратно начинает стирать грязь с рук, а потом пытается дотянуться до лица, но одергивает руку.

– Давай сама, Алия. Я боюсь сделать тебе больно.

Машинально забираю салфетку из его рук и провожу по своей щеке ,не чувствуя ничего. Тетя… Нужно позвонить. Но могу ли я теперь это сделать? Моя тетя… Куда пришел выстрел? Как она? Где она?

– Аль, тебе звонят… – протягивает телефон Антон. – Ты его оставила на столе, перед тем, как зайти к Мишустину.

Беру свой телефон из его рук. Верчу, думая о том, стоит ли вообще отвечать. 

– Что, Закирова? Выеб тебя наш начальник? Давно пора надо было это сделать!

Перевожу взгляд на злорадно усмехающегося Виталия. Ведь мог бы быть нормальным, адекватным мужчиной, но нет. Вырос дебилом. Скорее всего, в детстве часто обижали, вот и вышло так, что на весь мир озлоблен.

Не успеваю даже ответить, как Александр делает поворот, один удар и Виталий скрюченный лежит на полу.

– Ты за это ответишь!

– Кому жаловаться сначала побежишь маме или Мишустину, кусок дерьма?!

От их перебранки меня отвлекает телефон, который, кажется, не замолкал ни на минуту.

– Слушаю.

– Короче, дикая, выходи из своего курятника, и поворачивай сразу направо. Сядешь в белую десятку. Жду.

Для полного «счастья» не хватало еще слушать нотации от Захара…

Перед своим уходом прошу Александра предупредить Лену, чтобы не ждала меня. К сожалению, в таком виде я не могу появиться на глазах у Сережи, когда он в таком состоянии и ему нужен покой. Может быть завтра, наложив тонну штукатурки, получится скрыть всю красоту на лице, но не сегодня.

Путь до машины Захара преодолеваю с колоссальным трудом. Мне совершенно не хочется показывать свою боль перед ним, но и выпрямить спину и подкинуть подбородок вверх также не могу. Приходится каждый шаг делать осознанно и аккуратно. Тренировочные бои не идут ни в какое сравнение с избиением… Как бы не было подготовлено твое тело, но к этому невозможно подготовиться.

Когда почувствовала под своей попой сиденье автомобиля, смогла наконец–то выдохнуть. Даже не повернула голову в сторону мужчины за рулем, а сразу начала судорожно набирать номер тетушки.

– Тетя… – выдавливаю из себя, подавляя всхлип. Как же мне хочется забрать всю ее боль и страх себе…

– Ну же, деточка, не плач! Со мной все в порядке! –  сама слышу ее испуганный голос, который не перестает дрожать, хотя она и пытается убедить меня в обратном. – Он не задел меня, не задел, деточка! Но куда же ты попала…

Сожаление и укор в ее голосе выбивают из меня весь воздух, который секунду назад я успела вдохнуть. Следом почувствовала жжение в легких и как глаза тут же наполнились слезами.

– Тетя… Я… Все объясню… Тетя… Прости! – мышцы рук тряслись и дрожали, вибрируя под кожей. Путаные слова срывались с пересохших губ, звуки разлетались вокруг, не имея никакого должного смысла. Мой самый большой страх с детства окутал меня.

– Деточка моя, я люблю тебя слышишь, но…но….

– Тетя… – произнесла я в конце и отключилась. Нет сил было слышать ее голос… Она жива и здорова, это самое главное, что может быть. А я… Я теперь не имею права называть ее тетей.