Варвара Оболенская - Мое наказание

Это чертово месиво в моей голове, когда я нахожусь рядом с ней.

Я не должен.  Я не обязан. Я не могу.

Именно сейчас готов взять против воли и доставить ее в свою квартиру. Но, черт, причинить ей боль? Я наоборот убью каждого, если хоть волос упадет с ее головы.

И самый первый в этой очереди стал Мишустин. Подлая скотина и ублюдок, в которого с наслаждением спустил курок. Но даже сейчас не могу действовать в открытую, лишь только потому, что его старший братец по матушке сидит в верхушке министерства. А мне проблем и так сейчас хватает, куда за глаза. Одна стычка брата с севером чего стоит… Погибшего брата. И, как бы это не звучало, но Игорь заслужил сейчас лежать в земле. Слишком дохуя плохого в этой жизни сделал. И отчасти в этом есть и моя вина. Возможно, если я был бы чуток терпимее к нему и раньше упек его в психушку, то всего этого не случилось. Но, твою ж мать, почему в свои восемнадцать лет должен был утирать нос мужику двадцати семи лет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Миш, – шепчет Алия, пробуждая меня от транса. – Мне больно.

Я не замечаю того, как мои пальцы стискивают ее подбородок, но эта девушка не делает и шага, чтобы отстраниться от меня.   

– Я никогда не причиню тебе боль. Запомни это, - говорю ей охрипшим голосом.

Мне чертовски хочется ее поцеловать, но есть много «но». И самое главное, что этот ангел не заслуживает быть рядом с таким, как я. У нее должна быть тихая жизнь с обычным мужиком, который работает с восьми до пяти пять дней в неделю. Но сможет ли этот мужик дать ей то, чего она так заслуживает? 

Я вру самому себе, когда внушаю, что не хочу быть с ней. Эти три недели дались охренеть, как тяжко. За пару часов она смогла меня заинтересовать, как никто другая. Хочет казаться гордой львицей, а на самом деле львенок, который только-только познает мир. И я хотел бы наблюдать за тем, как она незаметно для себя, но верно сходит с ума, из последний сил сопротивляясь мне. Хотел бы видеть, как ее глаза мутнеют и наливаются страстью, как голос начинает дрожать, когда я говорю ей то, что она жаждет услышать, но тщательно пытается это скрыть. Как в полумраке горят ее глаза, а смущение будет сменяться необузданной страстью. Чувствовать, как ее дрожит ее тело, когда случается кульминация нашего момента. И чувствовать ее размеренное дыхание, когда она будет спать на моем плече. Так почему же я должен себе в этом отказать?

Моя минутная истерика сошла на нет. Я никогда не умела долго плакать, вот так взахлеб сидеть часами и смотреть в одну точку. Выплакала слезы и спустя минут пять уже жизнь наполняется красками. Вогнать сначала себя в депрессию и выйти из неё с новым взглядом на жизнь – это, по истине, искусство. Но на самом деле мне проще, груженной вещами, добраться пешком до луны, чем рассказать кому–то, как мне бывает тяжело. И мужчина, который остановил меня, не станет исключением. Зачем ему мои проблемы, когда вокруг него самого одна темнота?

Лицо Михаила сосредоточено на мне, но мыслями он далеко. Теперь у меня есть возможность вот так вблизи его полностью рассмотреть. Его небольшой шрам на правой стороне щеки, по которому хочется провести рукой, совершенно не портит. Интересно, где он смог его себе заработать? В детской битве во дворе или на более серьезном испытании? Карие глаза смотрят так, что нет сил отвернуться. Его мужской магнетизм притягивает. Как много было девушек, за его восемнадцать лет, которые не смогли не поддаться соблазну? Ведь он выглядит намного старше своих лет. Даже рядом с ним, я ощущаю себя младше.

Ощущать мужское тепло приятно. На самом деле это так, просто бывает, что не замечаем. Как и я не замечала этого, дожив до двадцати пяти лет. В моей вселенной долгое время существовал лишь Сережа, а потом никого. Мне это было не нужно. Я наслаждалась одиночеством будней и то, как могу спокойно общаться со всеми ребятами. Мне было абсолютно не важно, кто в меня влюблен. Кто в открытую говорил или тот, кто в тайную доставлял цветы к моему подъезду. Моя неразделенная любовь к Сереже, будто поставила крест на последующих отношениях. Я никого не видела и не хотела даже видеть. Но почему так вышло? Меня не растоптали, ни унизили. Почему в один момент я решила себя ограничить в этих подростковых отношениях? Я не гуляла до утра, не ждала с трепетом смс и не ревела в подушку при ссорах. В моей жизни этого не было. Были одни лишь тренировки и зубрежка учебников до поздней ночи. Можно сказать, стала примерной девушкой, но для кого? Для самой себя. С одной стороны безмерно рада, что меня ничто и никто не отвлекал от достижения цели, а с другой… Именно сейчас я поняла, что мне этого не хватало. Да и достигла ли цели сама? Ведь ясно было сказано, что мне помогли. 

Лицо Михаила сосредоточено на мне, но мыслями он далеко. Теперь у меня есть возможность вот так вблизи его полностью рассмотреть. Его небольшой шрам на правой стороне щеки, по которому хочется провести рукой, совершенно не портит. Интересно, где он смог его себе заработать? В детской битве во дворе или на более серьезном испытании? Карие глаза смотрят так, что нет сил отвернуться. Его мужской магнетизм притягивает. Как много было девушек, за его восемнадцать лет, которые не смогли не поддаться соблазну? Ведь он выглядит намного старше своих лет. Даже рядом с ним, я ощущаю себя младше.

Он ведет себя так, словно мы уже знакомы очень долгое время. И меня пугает то, что наше молчание не нагнетает меня. Когда медленно изучаю его руки, запоминаю родинку и тихо наслаждаюсь его запахом чего–то цитрусового с бергамотом. Необычное сочетание. Эта тишина вокруг нас будто дает мне островок спокойствия вокруг этого хауса. Мне есть, что спросить у него, но я не хочу говорить и слова, потому что, стоя вот так, это самое наилучшее, что может произойти сейчас. По настоящему комфортно молчать бывает только с особенными людьми, иначе такое чувство неловкости поглощает с ног до головы…  

Внезапная боль выдирает меня из раздумий. Толи Михаил слишком ушел в себя и не заметил, как это получилось, толи я не хочу даже думать об этом. Расписав, как с ним спокойно, нет желания забирать свои слова обратно. Но этот мужчина опять меня удивляет, сужая и так наше расстояние. И до меня доходит одно. Я. НИ. С. КЕМ. ЕЩЕ. НЕ. ЦЕЛОВАЛАСЬ. Да твою ж мать… Некоторые девушки в двадцать пять лет уже замуж второй раз выходят, а я еще вообще ни–ни, да не–не. 

– Эй, ковбой, придержи коней! – перевожу это неловкость в шутку, но Михаил посмотрел на меня так, будто его сонного вытащили из кровати и выкинули в ледяное озеро.

– Алия, – он смотрит на меня и его губы расплываются в улыбке.

– А что ты улыбаешься? – выбираюсь из его крепких объятий и заглядываю в глаза. – Думал ,если я немного дали слабину, то сразу ко мне целоваться лезть можно?

– Напомни, сколько тебе лет?

– Ох, нахал, – оглядываю его с ног до головы, про себя отмечая, что черная рубашка и брюки ему очень идут. – На что ты намекаешь?

– Ни на что, львенок. Ни на что. Может, покажешь, наконец, свое убежище?

Интересно, это его фишка разговаривать вечно загадками?

Я иду вперед, не оглядываясь, не слышу шагов мужчины, но чувствую, что он отстает от меня всего на шаг. Лестничный пролет позади, и, как назло, на встречу выходит дядь Степа. Потрепанный жизнью мужчина, который остался один в этом мире. Бывший начальник отдела по снабжению на местном заводе. Бывший только потому, что начал пить. Страшно и беспросветно. Жена, сын и внучка разбились в автокатастрофе, а он один выжил… И каждый день он просыпается и засыпает с мыслью, что вина лежит только на нем. Бывают дни, когда он приходит в себя, но это бывает очень редко. Убирается в доме, ходит на кладбище и пропадает в церкви неделями. Но, когда дядя Степа в загуле, заботиться о нем приходится мне, потому что, как скажет Сережа: «Ты слишком добрая»… Даже пару раз отвозила кодироваться, но все без толка. 

– Алька, – говорит он мне, еле стоя на ногах, даже не обращая внимания на моего спутника. – Дай сто рублей до пенсии. Ты ж знаешь, я все верну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я знаю, дядь Степ, но я же вам только вчера вечером приносила… Да и ночь во дворе, куда вы пойдете? Опять к Макарычу? Самогон его покупать? Он уже спит, дядь Степ! 

– Алька, дочка, ну пожалей старика, прошу! – хватается за сердце сосед.

– Хорошо–хорошо, – как всегда сдаюсь, доставая кошелек, но меня опережает Михаил рукой.

Если честно, то мне становится не по себе. Я не знаю, как Михаил отреагирует на ситуацию, с учетом того, что буквально тридцать минут назад он чуть ли не пристрелил своего водителя.

– Вот, возьми, – говорит Михаил и протягивает ему пятьсот рублей. – Завтра будь готов к девяти утра. Не откроешь сам, то компенсацию за дверь тебе никто платить не станет.

– Спасибо–спасибо.

Дядя Степа берет деньги и чуть ли не бегом спускается с лестницы. Я уверена, что вторую часть предложения он даже не услышал, когда увидел нужную ему сумму да еще и в пять раз больше.

– Ты же понимаешь, что он не откроет? – оборачиваюсь на Михаила, а после пропускаю его в свою квартиру.

– Тогда это будут уже не мои проблемы, – пожимает плечами мужчина. – Ты кушать хочешь? – ласково спрашивает у меня, а я понимаю, что мой желудок на это призывно заурчал.

Тишина квартиры не пугает. Я спокойно прохожу на кухню, включаю свет, наливаю воды в чайник и ставлю на плиту. Михаил беззвучно следует за мной, после того, как сделал доставку из общепита. Он наблюдает за моими движениями и отчего то хмурится.

– Что случилось? – спрашиваю у него. – Не пришлась по душе квартира? – хмыкаю и отворачиваюсь.

Ну что ж, совсем не удивительно. Хотя я думала, что Михаил не относится к такой категории людей. Вот и первый минус пошел, а сколько их еще будет?

Но разве это не низко, оценивать людей по их статусу, не зависимо сколько денег лежит на твоей золотой карточке и что по утрам ты ешь: черные икру или батон с сахаром. Безденежье не делает человека плохим, а богатство наоборот хорошим.

– Нет, – ровно отвечает Михаил.

– А что же тогда? Почему ты хмуришься? – разливаю заварку по чашкам, не спрашивая какой он любит и любит ли вообще чай. В этой квартире нет излишеств, только самый обычный черный.

– Красивые девушки рай для глаз, но ад для души, – ударяет по ушам фраза из фильма, который я смотрела совершенно недавно.

– И чистилище для кошелька. Ты серьезно смотрел этом фильм?

Мое удивление граничит с шоком. Неужели парни вообще смотрят такое? Или он смотрел в компании с девушкой? Тогда понятно дело, чем это все закончилось.

– Мне нужно было занять себя в дороге, – будто оправдывается передо мной. – И этот фильм так, на троечку.

– Может потому что ты не досмотрел его до конца? Помешала девушка? – язвлю ему, ставя со стуком чашки. Откуда взялась эта нервозность? Меня совершенно не должно это задевать.

– Алия, ты вообще слышишь меня? Я был в дороге. Или эта ревность в твоем голосе? – усмехается Михаил, делая глоток горячего чая.

– Ревность? Разве между нами что–то есть, чтобы я тебя ревновала?

Я практически села на стул, как внезапно оказалась на коленях Михаила, зажатая его рукой.

– Отпусти меня! – смотрю прямо в его глаза, не пытаясь пошевельнуться.

– Может тебе наоборот нравится пожестче, а, Алия Максимовна?

От его наглости мои глаза полезли на лоб, и следом отвисла челюсть. Мои слова все разом иссякли, поскольку произошел двойной шок за две минуты. Но следом за шоком наступило веселье. Я рассмеялась. Улыбка Михаила слетела тут же с лица, а выражение стало суровым.

– Что тебя так рассмешило?

Одной рукой он зажал мои, но другая рука его была полностью свободна. Она аккуратно прошлась вдоль по ребрам, бедру и свернула на внутреннюю сторону, будто ему уже было все позволено! Чертов нахал!

– Еще одно движение, и ты окажешься в моем черном списке.

Ответ я получила не сразу, вместо этого он изучал мои губы, а потом склонился к шее и немного прикусил губами.

– Ты думаешь, меня это пугает? Спорю, что сейчас ты влажная для меня, да?

 На этом мое терпение иссякло. Он слишком перешел границы дозволенного. Немного отклоняю голову назад и резко прошибаю лбом его нос. Мужчина меня тут же отпускает, хватаясь руками за нос, из которого хлыщет кровь в разные стороны.

– Блять, Алия, какого хера ты творишь?

– А нехрен меня было лапать!

Кричу ему, вжимаясь в холодильник и раздумывая о том, что не помешало бы мне взять в руки хоть что–нибудь для обороны. Кто знает, что последует за моими действиями?