Теплая улыбка, появившаяся на лице Джилса, уже отличалась от той озорной, что играла у него на губах в присутствии Китти.

– В самом деле?.. Неплохая идея. Здесь тебя с кухни никто не погонит.

– Кроме самой миссис Бут, сегодня больше некому заниматься кулинарией. – Приподняв фартук, Одрина вывалила на стол яблоки. – Помочь могу только я.

– И еще я, если у тебя, принцесса, нет возражений.

– Ты это серьезно?.. Для мужчины работа на кухне подходит еще меньше, чем для графской дочери.

– Тогда не будем называть это работой. – Джилс подмигнул ей и, стянув с себя сюртук, пояснил: – Ты раздобыла себе фартук… но мне ведь тоже надо поберечь одежду. Подбери мне, пожалуйста, подходящий нож. Начну с очистки этих яблок.

– Но как же твои руки?

Джилс бросил на девушку пристальный взгляд. Вешая на крючок свой сюртук, проворчал:

– Мои руки в полном порядке. Они имели возможность отдохнуть в течение нескольких дней, и особой боли не ощущается. Они ведь не часы, у которых кончился завод. Я могу их использовать, даже если они и побаливают.

Одрина выбрала для него короткий изогнутый нож, а себе взяла другой, побольше.

– Джилс, я не хотела тебя обидеть. Я просто не хочу, чтобы ты испытывал болезненные ощущения. Тем более – из-за такой несерьезной вещи, как яблочный пирог.

– Я польщен твоей заботой обо мне, – сказал он, срезая спиралькой кожуру с первого яблока. – Но если сейчас и стоит ради чего-то напрягать свои руки, – то это именно яблочный пирог.

Одрина отвела взгляд от его запястий, открывшихся взору после того как он слегка подтянул манжеты.

Первым делом она более детально ознакомилась с кухней. Пол здесь был покрыт широкими каменными плитами, одну из стен занимал просторный очаг, в котором можно было бы зажарить целого теленка, но имелась также и более современная печь. И около очага, и около печи был рассыпан песок – на случай, если вдруг выскочит уголек. На железных полках стояли разные по размеру котлы. Тут же нашлась и закваска, оставшаяся от последней выпечки, присыпанная для сохранности мукой. Ну, слава богу… Одрина имела смутное представление о том, как замешивать тесто на дрожжах, так что теперь задача значительно упрощалась.

Собирая все необходимое, она чувствовала на себе взгляд Джилса, однако каждый раз, стоило ей посмотреть в его сторону, оказывалось, что он созерцал спиральку кожуры, срезаемую с очередного яблока.

– Знаете, принцесса, вам нет никакой необходимости заниматься выпечкой хлеба. Так же, как и мне – обрезать эти яблоки.

– Зачем же ты их обрезаешь?

– А зачем ты взялась за выпечку хлеба?

– Потому что кто-то должен это сделать.

– То же самое могу сказать и о себе. – Джилс поднял на нее глаза и приподнял бровь.

– Ах, перестань! Если хочешь, чтобы я тебя похвалила, то так и скажи.

Он взглянул на результаты своей работы – полдесятка аккуратно очищенных яблок. Оставалось еще семь.

– Да, верно, я хочу, чтобы ты меня похвалила. Я отлично выполняю свою работу и хочу, чтобы ты это заметила и оценила.

Одрина усмехнулась.

– Ты отлично выполняешь свою работу, Джилс. Благодарю за труды.

Он расплылся в улыбке и проговорил:

– А теперь моя очередь похвалить тебя… Спасибо, что занялась выпечкой хлеба. Ты очень добрая и заботливая.

На эти слова Одрина лишь мотнула головой; она то и дело вспоминала о припрятанной подвязке. Тесто между тем было готово, и оставалось только дождаться, когда оно поднимется.

Джилс снова посмотрел на нее и проговорил:

– Похоже, ты считаешь, что можешь меня благодарить, а я тебя нет.

– Нет никакой необходимости меня благодарить, – отозвалась Одрина. – Мне просто нужно чем-то заняться. Так что хлебом я занялась вовсе не из-за доброты.

– А яблочным пирогом?

Одрина не ответила на этот вопрос и, прикрыв котелок чистой тряпицей, поставила его на край стола, поближе к очагу. Воздух там был потеплее, и к завтрашнему утру тесто наверняка поднимется. После чего она разложит его по формам, и к Рождеству у них будет свежий хлеб. Ну, а сегодня им придется обойтись остатками вчерашнего.

Немного подумав, Одрина взяла нож, а также одно из очищенных яблок. А Джилс, зажав двумя пальцами черешок неочищенного, прокатил фрукт по поверхности стола.

– Принцесса, а вы вообще знаете что-нибудь о благодарности? – спросил он с усмешкой.

Одрина резким движением разрезала яблоко на две половинки.

– Полагаю, не больше и не меньше, чем любая другая женщина моего круга.

– А это много или мало?

Одрина вскинула голову.

– Что это ты так разговорился? Разве уже не осталось яблок, которые нужно очистить?

– Я могу одновременно и чистить их, и разговаривать. Ну, так много или мало?

– Не знаю… – Одрина пожала плечами. – Наверное, не так много, как следовало бы. Мои родители никогда не скрывали, что вместо меня, пятой дочери, они желали сына, поэтому я не испытываю к ним особой благодарности.

Джилс принялся очищать очередное яблоко.

– У меня тоже сложная ситуация – как у самого старшего в большом семействе. Груз возлагаемых ожиданий довольно тяжел.

– А может, такое бремя все же лучше, чем совсем ничего? – Их взгляды встретились, и Одрина почувствовала, как затрепетало ее сердце.

– Не знаю. – Расстегнув манжеты, Джилс подвернул рукава рубашки. – Думаю, кого-то в моем семействе наверняка постигнет разочарование. Возможно, кто-то уже разочарован, – добавил он со вздохом.

Лучи зимнего солнца высвечивали золотистые волоски на его мускулистых руках, а длинные пальцы ловко орудовали ножом. «Подобные руки созданы для того, чтобы создавать красоту из драгоценных металлов… или из кирпича. Или же, если нет ничего другого, – из яблочной кожуры», – думала Одрина.

Ей вдруг вспомнилось, как эти руки ласкали ее грудь и касались лица… А потом вспомнились слова: «Принцесса, ты не должна менять свою сущность, оставайся такой, какая есть…» Да-да, кажется, именно так он сказал. Во всяком случае, смысл его слов был именно такой.

Что ж, из нее не получилась послушная и покорная дочь, хотя этого очень хотели ее родители. И уж тем более она не родилась сыном, что было бы для них гораздо предпочтительнее. А еще она оказалась… отнюдь не безотказной шлюхой, какой ее, вероятно, считал Ллуэлин.

Но тогда кто же она такая? Какое место предназначено для нее в этом мире?

Одрина отмахнулась от этих вопросов и проговорила:

– Ожидания и надежды не всегда сулят одни лишь разочарования. – Она с отчетливым стуком разрезала очередное яблоко – словно ставя точку в разговоре на эту тему.

Но Джилс тотчас ответил:

– А я вовсе не утверждаю, что разочарование неизбежно. Я, например, ожидаю и надеюсь, что твой яблочный пирог получится очень вкусным.

Одрина усмехнулась и разрезала еще одно яблоко.

– Это вряд ли будет моей заслугой. Когда мне показывают, как что-то делается, я вполне способна повторить процесс. Я не лишена наблюдательности и кое-какого интеллекта.

Джилс склонился к ней через стол.

– Принцесса, неужели?..

– Да, именно так. Я наблюдательна и умна. – Ее нож снова стукнул по столу. – Что ж, мне пора готовить пирог. – Одрина отвела взгляд, чтобы Джилс не заметил, как увлажнились ее глаза.

– И это все, что ты можешь сказать? – спросил он, но ответа не дождался. – Что ж, ладно… – Последнее аккуратно очищенное яблоко перекатилось через стол ближе к Одрине. – Я не обязан был чистить эти яблоки, принцесса, но мне хотелось вам помочь и провести несколько минут в вашем сиятельном присутствии.

Последовали шаги по каменным плитам пола, а затем послышалось шуршание снятого с крючка сюртука. Одрина стояла в неподвижности до тех пор, пока Джилс не вышел из кухни. После чего утерла фартуком глаза и продолжила резать яблоки.

Нож снова застучал по столу, однако в отсутствие Джилса эти звуки не приносили ни малейшего удовлетворения.

Глава 17. В которой леди Ирвинг снимает свой тюрбан

– Сочельник, – произнесла Эстелла, – следует проводить, сидя перед огнем настолько жарким, чтобы плавились брови. И при этом пить шоколад с добавлением чего-то настолько крепкого, чтобы плавилось все остальное. – Она протянула руки к камину.

– А в каком состоянии ваши брови сейчас? – осведомился Ричард, наполнявший чашку чем-то горячим из посудины, только что доставленной гостиничной служанкой.

Эстелла нигде не замечала какой-либо фляжки, так что вряд ли в напитке могло присутствовать спиртное. Черт, а жаль…

– В нерасплавленном, к сожалению. – Графиня вместе со стулом придвинулась поближе к камину. В окна же струился тусклый полуденный свет. Они сейчас находились… словно в аквариуме, отделенные от всего остального мира. Однако тепла в этой стеклянной тюрьме было маловато. И ведь никуда не сбежишь. – Ричард, вас совсем не беспокоит, что мы застряли на этом постоялом дворе?

– Какой смысл беспокоиться? Разве это поможет растопить снег, чтобы мы могли побыстрее отправиться в путь?

Графиня обожгла собеседника взглядом. А тот улыбнулся и добавил:

– Зачем об этом думать, Эстелла? Ведь от таких мыслей совершенно ничего не изменится. Вы сказали, что знаете, что следует предпринять, когда позволят погодные условия. Вот мы и передадим зашифрованный текст вашей смышленой племяннице Луизе. А до тех пор будем наслаждаться жизнью… в меру наших возможностей. – Он протянул ей чашку, наполненную чем-то коричневым.

– Что это?

– Кофе. – Поддернув у коленей брюки, Ричард уселся рядом с ней. – Специально для вас я подсластил его побольше.

– Это потому, что я такая горькая?

Ричард отхлебнул из собственной чашки.

– Нет. Просто я сам предпочитаю сладкий, а вы сказали, что вам все равно, какой кофе пить.

– Когда я такое говорила?

– Несколько дней назад, в Касл-Парре. Когда Джори, наш слуга, принес нам подкрепиться. Мы с вами тогда украшали венками те мраморные головы.

– Понятно… – кивнула Эстелла. Чашка приятно грела ее пальцы. – Не ожидала, что вы это запомните. – Она сделала пробный глоток. Аромат напитка был резковатым, а вот вкус оказался приятным, несмотря на чрезмерную сладость. – Вполне сносный кофе.

– Это высокая похвала, миледи. – Чуть привстав, Ричард поставил свою чашку на каминную полку и снова уселся. Его немного сонные глаза выражали полное умиротворение. Казалось, будто он сидел не на жестком деревянном стуле, а в мягчайшем кресле. Но как он смел быть таким спокойным, когда сама она так взволнована?.. Да-да, как он мог быть столь безмятежным в ее присутствии? Ведь у нее-то даже начиналось покалывание в пальцах, когда она его видела…

Эстелла прикоснулась к стеклянным бриллиантам на своем аквамариновом тюрбане. Прикоснулась, как бы напоминая себе о своей яркости и эффектности.

– Значит, по прибытии в Лондон вы надеетесь найти драгоценности и обзавестись собственным магазином? – спросила она.

– Да, верно. Но только наполовину. Не знаю, удастся ли мне найти драгоценности моей жены, но магазин у меня будет. Я уже подыскал подходящее место в районе Ладгейт-Хилла, неподалеку от торгового дома «Ранделл и Бридж».

Вероятно, именно по причине американского акцента в словах Резерфорда чувствовалась такая уверенность. Там, где при лондонском произношении слова катятся легко и гладко, в его речи они громыхали как булыжники. Временами ей казалось: стоит ему лишь озвучить свое намерение – и оно непременно осуществится. И вообще, если вдуматься, то ведь ее внимание привлекала не только внешность Ричарда, но и его голос…

Немного помолчав, графиня заявила:

– Лондонское высшее общество предано «Ранделл и Бридж», причем это касается не только драгоценностей, но также золотой и серебряной посуды. Так что любой конкурент, тем более американец, обречен рядом с ними на провал.

Ричард пожал плечами:

– Но я им вовсе не конкурент. То есть я не собираюсь конкурировать с ними на их условиях.

Эстелла хмыкнула.

– Тогда это вряд ли можно назвать бизнесом. Ну вот скажите, какие побрякушки будут носить в новом сезоне элегантные юные дамы?

– Об этом вам, наверное, лучше знать… Вы ведь вращаетесь в высшем обществе.

– А где же ваши амбиции?.. Вы никогда не завоюете высшее общество без надлежащего апломба.

Ричард засмеялся, и в уголках его глаз образовались морщинки.

– Кому-то апломб, возможно, помогает, но у меня, думаю, это не получится. Я буду вести бизнес по-своему, другими методами.

– Это как же?

Ричард задумался, потирая ладонью свой могучий подбородок.