– С крабами пьют пиво, – заметил Кэм, вытаскивая из холодильника бутылку.

– Непохоже, что в данный момент я ем крабов. Кроме того, Филип уверяет, что это очень хорошее вино. – Анна сделала небольшой глоток и улыбнулась. – Он абсолютно прав!

– Это одно из моих любимых, – поскольку Анна одобрила вино, Филип долил ее бокал, – легкое, терпкое, с изысканным букетом.

– Фил у нас настоящий сноб, – Кэм отвернул пробку и поднес бутылку пива ко рту, – но мы все равно разрешаем ему жить здесь.

– Ну и как вам живется? – Интересно, понимают ли они, каким мужским выглядит их дом? Достаточно опрятный, но ни намека на женскую руку. – Должно быть, вам кажется странным заново приспосабливаться друг к другу?

– Как видишь, мы все живы Кэм плотоядно оскалился: – Пока!

Анна, смеясь, подошла к окну.

– А где Сет?

– С Этаном, – ответил Филип. – Они возятся с крабами у ямы.

– У ямы?

– За домом. – Кэм взял ее за руку и потянул к двери на заднюю веранду. – Мама не разрешала варить крабов в доме. Хоть она и была врачом, но иногда проявляла брезгливость. Не любила смотреть. Папа выложил кирпичом яму за домом. Кстати, кладка развалилась в то лето, когда я появился здесь: папа был не очень хорошим каменщиком. Но мы вместе все поправили.

Когда они обошли дом, Анна увидела огромный котел над кривобоким открытым очагом и стоящих рядом Этана и Сета. Над котлом поднимался пар, а из стального бочонка доносилось царапанье и щелканье клешней.

Анна перевела взгляд с бочонка на котел и обратно.

– Знаешь, Кэм, пожалуй, я тоже немного брезглива.

Она отвернулась и пошла к заливу, а вслед ей раздался возмущенный и в то же время восторженный голос Сета:

– Вы их бросите в кипяток?! О, черт побери, я сейчас сблюю!

– Я велел ему следить за языком, но он еще не знает, что ты здесь, – заметив Кэм, догоняя ее.

Анна только покачала головой.

– Мне кажется, он реагирует вполне нормально. – Она слегка поморщилась, услышав грохот, всплески и визг Сета, выражавший одновременно восхищение и отвращение. – Абсолютно разделяю его чувства по поводу этого варварства… Что ты делаешь?!

Кэм внезапно протянул руку, вытащил шпильку из ее волос и отшвырнул подальше.

– Мне нравится, когда они распущены. Вместо того чтобы возмутиться, Анна лишь кротко вздохнула.

– А мне нравится, когда они стянуты…

– Держу пари, мы будем спорить из-за каждой мелочи! – Кэм отхлебнул пива и искоса взглянул на нее. – Вряд ли придется жаловаться на скуку.

– В данном случае я боюсь за Сета: похоже, мы не всегда будем соглашаться в том, что лучше для него. – Анна помолчала, прислушалась к мелодичному плеску волн, набегавших на лодки и пологий берег. Неподалеку покачивалось несколько бакенов, на одном из них торчало огромное гнездо. – Но самое главное – не смешивать мою работу с нашими личными отношениями, когда мы окажемся в постели.

На счастье, Кэм успел проглотить пиво, а то, несомненно, поперхнулся бы.

– Я – смогу!

Взлетела белая цапля и закружилась над бакеном, будто размышляя, не ее ли это гнездо. Анна подняла голову.

– Когда я буду уверена, что я смогу, мы воспользуемся моей постелью. В моей квартире больше уединения, чем в твоем доме.

Кэм вытер ладонью пот со лба в тщетной попытке успокоиться.

– Однако, леди, вы чертовски откровенны!

– А к чему притворяться? Мы взрослые люди. И свободные. – Анна удивленно взглянула на него, взмахнула ресницами. – Но если ты предпочитаешь, чтобы женщина изображала отчаянное сопротивление, извини.

– Нет. Мне нравится и так. – Конечно, если он не перегреется и не взорвется в ожидании этого счастливого момента. – Никаких игр, никакого притворства, никаких обещаний… Откуда ты, черт побери?! – восхищенно спросил Кэм.

– Из Питсбурга, – с готовностью ответила Анна, направляясь обратно к дому.

– Я не об этом спросил.

– Я знаю. Но если ты собираешься спать со мной, тебе следовало бы поинтересоваться основными фактами. Я, например, не сплю с незнакомцами.

Кэм задержал ее, потянув за рукав: ему хотелось еще немного побыть с ней наедине.

– Хорошо. Каковы же основные факты?

– Мне двадцать восемь лет, я не замужем, итальянского происхождения. Моя мама… умерла, когда мне было двенадцать. Меня вырастили дедушка с бабушкой.

– В Питтсбурге?

– Правильно. Они чудесные! Старомодные, энергичные, любящие… Я могу приготовить из ничего потрясающий красный соус: рецепт передавался в нашей семье из поколения в поколение. Я переехала в Вашингтон сразу после колледжа – работала и готовила дипломную работу. Но Вашингтон меня не устроил.

– Слишком много политики?

– Да, и слишком много цивилизации. Мне хотелось другого, и в конце концов я оказалась здесь.

Кэм оглядел тихий двор и залив.

– Да, здесь уж точно не Вашингтон…

– Мне нравится. Я также люблю крутые детективы, не очень заумные фильмы и любую музыку, кроме джаза. Я читаю журналы с конца и не знаю, почему я это делаю. И хотя я легко нахожу общий язык с самыми разными людьми, мне не очень нравятся официальные приемы. – Анна замолчала, задумалась. «Посмотрим, – решила она, – сколько еще он захочет выяснить». – Думаю, пока достаточно, тем более что мой бокал опустел.

– Ты совсем не похожа на мое первое впечатление о тебе.

– Неужели? А ты, кажется, точно соответствуешь моему первому впечатлению о тебе.

– Ты говоришь по-итальянски?

– Свободно.

Кэм наклонился к ее уху и прошептал очень пылкое и откровенное предложение на этом божественном языке. Некоторые женщины отвесили бы ему пощечину, другие бы, возможно, захихикали и почти все бы наверняка покраснели. Анна лишь издала какой-то странный звук.

– Произношение – среднее, но воображение – намного выше среднего. – Она легко похлопала его по руке. – Не забудь попросить меня об этом снова… в более подходящий момент.

– Не забуду, черт побери, – пробормотал Кэм. Из-за угла дома вылетел Сет, и Анна ласково улыбнулась мальчику.

– Привет, Сет.

Сет резко затормозил. В его глазах сразу появились настороженность и отчужденность, голова ушла в плечи.

– Да… привет. Этан говорит, что можно ужинать.

– Отлично, я умираю с голоду! – Анна прекрасно знала, что мальчик настроен против нее, но старалась этого не замечать. – Я слышала, что ты вчера плавал на яхте.

Укоризненный взгляд Сета скользнул мимо нее и остановился на Кэмероне.

– Да. Ну и что?

– А я вот никогда не плавала на яхте… Кэм пригласил меня как-нибудь покататься с вами.

– Он может пригласить кого хочет: это ведь его лодка.

Анна услышала громкий вздох Кэма – явно сигнал мальчику вести себя прилично. Сеттюжал плечами.

– Конечно, это было бы здорово. А сейчас нам надо расстелить на веранде тонну газет. Так полагается есть крабов.

– Чудесно! – Прежде чем мальчик успел умчаться, Анна наклонилась и шепнула ему на ухо: – Как нам повезло, что не Кэм варил их.

Сет фыркнул и улыбнулся ей, затем развернулся и побежал в дом.

10

Не такая уж она плохая, эта чиновница. К такому глубокомысленному заключению пришел Сет, удалившись в свою комнату – как предполагалось, работать над сочинением о вреде насилия. Но вместо проклятого сочинения он занялся рисованием. В конце концов, у него впереди еще целая неделя, чтобы написать это дурацкое сочинение. И делов-то там не больше чем, на пару часов! Хотя он не считал сделку справедливой, но все же это лучше, чем быть исключенным из-за толстомордого Роберта.

Сет и сейчас еще, закрыв глаза, мог ясно представить всех трех Куинов в кабинете миссис Морфилд. Они стояли рядом с ним и бесстрашно смотрели в лицо всемогущей Морфилд. «Это было так… здорово!» – решил Сет и начал машинально набрасывать эту сцену в своей тетради.

Вот Филип в его шикарном костюме. Узкое лицо, аккуратная стрижка… Как на рекламе в журнале, предлагающей солидные вещи, которые по карману только богатым парням.

Затем Сет нарисовал Этана – серьезного, слегка взлохмаченного. Хотя Сет точно помнил, что Этан старательно причесывался перед тем, как войти в школу. И Этан получился именно таким, каким был на самом деле. Сразу видно: это парень, который зарабатывает на жизнь в море.

А вот Кэм – резкий, грубоватый, со злым огоньком в глазах. Большие пальцы рук засунуты в передние карманы джинсов. «Да. Именно так, – решил Сет. – Кэм всегда так стоит, когда злится». Даже на этом наброске Кэм выглядел как человек, который всегда добивается того, чего хочет.

Последним он нарисовал себя, пытаясь быть объективным, и разочарованно вздохнул. Плечи слишком худые и костлявые. «Но не всегда же они будут такими!» – подумал Сет. Лицо тоже слишком худое – особенно в сочетании с большими глазами, – но и это поправимо. Когда-нибудь он станет выше, сильнее и не будет казаться таким хилым.

Зато он высоко держал голову, разве не так? Он ничего не боялся. А главное – он выглядел среди Куинов почти… почти своим!

«Задеваешь одного Куина – задеваешь их всех» – Вот что сказал Кэм… и Кэм не шутил. «Но ведь я не Куин, – думал Сет, хмуро разглядывая рисунок. – Или, может, Куин? Я просто не знаю.

Да и неважно, был ли Рэй Куин моим отцом, как говорят некоторые. Важно только то, что я далеко от нее».

Ему всегда было безразлично, кто его отец. И сейчас безразлично – по крайней мере, так он себя уверял. Сет знал только одно: он хочет остаться здесь. Именно здесь.

Уже много месяцев никто не бил его – ни ладонью наотмашь, ни кулаком. Никто не накачивался наркотиками и не лежал так долго и так неподвижно, что казался мертвым. И в такие минуты Сет надеялся, что они действительно мертвые! Никакие обрюзгшие мужики не тянули к нему свои потные лапы, не щупали его…

Но Сет сказал себе, что не будет думать об этом.

А вот поесть крабов было здорово, хотя он весь перепачкался. Оказывается, их надо есть руками. И эта мисс Спинелли совсем не такая уж строгая. И не неженка. Она просто сняла жакет и закатала рукава. И вроде бы она не следила за ним и не морщилась, когда он икал или чесал задницу…

«Она много смеялась», – вспомнил Сет. Он не привык к тому, чтобы женщины много смеялись, – если, конечно, не нанюхались кокаина. И у нее совсем другой смех. Смех мисс Спинелли не был ни безумным, ни отчаянным. Просто нормальный человеческий смех. Чуть хрипловатый.

И никто не говорил ему, что больше есть нельзя. Господи, он точно съел сотню этих уродов! Он даже с радостью съел салат, хотя и поворчал для порядка.

Как давно у него уже не сосало под ложечкой от жуткого голода! Так давно, что можно было бы и забыть это чувство. Но он не забыл. Он ничего не забыл.

Сет побаивался, что эта социальная работница захочет забрать его отсюда, но вроде бы все обошлось. И он видел, как она тайком совала маленькие кусочки крабов и хлеба Глупышу. Значит, она не может быть совсем уж плохой!

И все-таки лучше бы она была, например, официанткой, как Грейс. Тогда она бы ему больше нравилась.

Когда раздался негромкий стук в дверь, Сет быстро захлопнул тетрадь с рисунками и открыл другую, где уже была нацарапана первая дюжина из пятисот слов его сочинения.

– Да?

Анна просунула голову в дверь.

– Привет. Можно зайти на минутку? Фантастика! У него просят разрешения! Интересно, что она станет делать, если он скажет «нет»? Просто повернется и уйдет? Но он решил, что не стоит дразнить судьбу.

– Пожалуйста.

Войдя, Анна окинула взглядом комнату. Узкая кровать, неумело застеленная, крепкий комод и письменный стол, полки с книжками. На одной из полок стоял портативный стереомагнитофон, который выглядел очень новым, и бинокль, который таковым не выглядел. Покрашенные в светло-зеленый цвет стены, на окнах – белые жалюзи. И все-таки что-то здесь было не так…

«Не хватает беспорядка, – подумала Анна. – Всякого мальчишечьего хлама. Старых сломанных игрушек, прикнопленных к стенам плакатов… Но в углу посапывает щенок, а это – отличное начало».

– У тебя очень мило, – Анна прошла к окну, – и отличный вид: залив, деревья. Ты можешь наблюдать за птицами. Я, например, купила книжку о местных водоплавающих птицах, когда переехала сюда из Вашингтона. Чтобы различать их. Должно быть, здорово каждый день видеть белых цапель?

– Наверное.

– Мне здесь нравится. Было бы странно, если бы не нравилось, правда?

Сет осторожно пожал плечами.

– Не знаю. По-моему, здесь нормально. У меня все в порядке.

Анна обернулась, взглянула на его тетрадь.

– То самое ненавистное сочинение?

– Я его начал…

Сет поспешно схватил тетрадку и нечаянно скинул другую на пол. Прежде чем он успел подобрать ее, Анна нагнулась и подняла ее сама.

– О, какая прелесть! – Упавшая тетрадка раскрылась на рисунке с Глупышом, и Анна подумала, что художник очень точно схватил его милое и глуповатое выражение. – Это ты нарисовал?