Кэм снова выключил свет, и Анна больше не возражала.

– Я хочу тебя всю, – прошептал он, и снова его губы отправились в путешествие вдоль волшебной линии под ее подбородком к нежной шее, теплой и душистой. – И это местечко, и это…

Когда Кэм отступил и снял через голову свою рубашку, Анна затаила дыхание и подумала, что сможет ответить ему такой же нежностью. Она потянулась к нему, встала на цыпочки, и теперь их глаза и губы оказались на одном уровне. Кэм целовал ее виски, ее лоб, ее закрывшиеся глаза, трепещущие веки.

– Я люблю смотреть на тебя, – сказал он, приподнимая подол ее футболки дюйм за дюймом. – Даже когда тебя нет рядом, я мысленно вижу тебя.

Кэм положил ее на кровать, лег рядом и в одну ослепительную, захватывающую дух долю секунды вдруг понял, что никогда не хотел ни одной женщины так, как хочет Анну. Ему не надо было принуждать себя к нежности или сдерживать желание соединиться с ней. Она так тихо вздыхала под его прикосновениями, так плавно двигалась под его руками и понимала все прежде, чем он просил.

Кэм исследовал ее тело с таким изумлением, как будто все это происходило с ним в первый раз. Первая женщина, первое желание… И совершенно новым было стремление не спешить. Пить маленькими глотками, а не жадно глотать. Скользить, а не мчаться. Под ее блуждающими руками его кожа дрожала и согревалась.

Никто из них не слышал, как по крыше забарабанили первые капли дождя. Анна достигла вершины гребня мерцающей волны – и соскользнула вниз, выдохнув его имя. Наслаждение, прозрачное и светлое, как утренняя роса, необъятное, как темное море, пронизывало ее, шевелилось, ширилось, захватывая и увлекая на новую вершину, где не было никого, кроме Кэма.

Анна прижималась губами к его горлу, плечам, она вобрала бы его в себя всей кожей, если бы знала, как это сделать. Никто никогда не владел ею так всецело! И когда она обхватила его лицо ладонями и впилась в его рот, сливаясь с ним в поцелуе, она знала, что он полностью принадлежит ей.

Когда он наполнил ее, это было всего лишь еще одним звеном в сияющей цепи. Она раскрылась, принимая его и отдавая себя. Они медленно двигались, не сводя глаз друг с друга, их дыхание смешивалось. Этот медленный плавный ритм доводил наслаждение до абсолютного совершенства.

Новый оргазм, ослепительный и головокружительный, разрастался в ней.

– Поцелуй меня! – потребовала Анна с последним дрожащим вздохом.

Их губы снова встретились, слились, и последняя плавная волна накрыла их.

Когда ее руки безвольно упали на кровать, Кэм не вымолвил ни слова, не посмел заговорить. Ему казалось, что он летит кувырком с утеса, а его обнаженное распухшее сердце полностью принадлежит ей.

«Если это любовь, то я должен бы испугаться до смерти», – подумал Кэм, он не мог шевельнуться, не мог отпустить ее. Анна лежала под ним, и это было так хорошо, так… правильно! Его тело ослабло, в голове была пустота, и только сердце, дрожа, еще гнало кровь по жилам.

Кэм решил, что подумает обо всем позже, ни слова не говоря, соскользнул с нее, по-хозяйски прижал к себе и задремал, убаюканный дождем.

Анна проснулась, когда солнце брызнуло в глаза, и, потрясенная, обнаружила себя в уютных объятиях Кэма. Его руки крепко держали ее, их ноги переплелись.

Если бы ее мозг мог нормально работать, она бы, наверное, поняла, что, хотя они оба считали свои отношения несерьезными, очень современными, их подсознание знало лучше.

Анна пошевелилась, пытаясь отодвинуться, но Кэм только сжал ее еще крепче, не открывая глаз.

– Кэм! – прошептала она, чувствуя запоздалое раскаяние в том, что все-таки поддалась ему. – Кэмерон, проснись!

Кэм что-то невнятно пробормотал и уткнулся лицом в ее волосы.

Анна вздохнула, решила, что у нее нет другого выхода, и, придвинув колено к его паху, резко нажала.

Это заставило Кэма открыть глаза.

– Эй! Что?..

– Проснись!

– Я не сплю, – проворчал он, стараясь сфокусировать взгляд. – Слушай, ты не могла бы обращаться со мной поделикатнее?

– Тебе надо идти, – Анна снова перешла на шепот, – ты не должен был оставаться здесь всю ночь.

– Почему? – прошептал он в ответ. – Это моя кровать!

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – прошипела Анна. – Твои братья могут проснуться в любую минуту.

Кэм заставил себя повернуть голову на пару дюймов, чтобы взглянуть на часы.

– Восьмой час. Этан уже встал и, вероятно, опустошил первую крабовую ловушку. А почему мы шепчемся?

– Потому что подразумевается, что тебя здесь нет.

– Я живу здесь! – Сонная улыбка скользнула по его лицу. – Черт, какая же ты хорошенькая: вся взъерошенная, смущенная… Полагаю, я должен снова заняться с тобой любовью.

– Прекрати! – Анна не успела засмеяться, потому что его ладонь уже обхватила ее грудь. – Не сейчас…

– Отчего же? Самый подходящий момент. Мы здесь, сейчас, голые. А ты такая мягкая и теплая.

Кэм уткнулся носом в ее шею.

– Не начинай!

– Слишком поздно. Я уже пошел на первый круг.

И действительно, когда он зашевелился, Анна поняла, что гонг давно пробил. Кэм оказался в ней одним легким движением – таким плавным, таким естественным, таким чудесным, что она только вздохнула.

– Никаких стонов! – прошептал он ей в ухо, тихо посмеиваясь. – Ты разбудишь моих братьев.

Анна фыркнула, захваченная врасплох собственным возбуждением, толкнула его и, перекатившись, оседлала. Кэм выглядел таким сонным, ленивым, самодовольным… Слегка задыхаясь, она уперлась руками в матрац по обе стороны от его головы, наклонилась и втянула в рот его нижнюю губу.

– Хорошо, крутой парень, посмотрим, кто застонет первым!

И выгнулась над ним…

Потом они решили, что в этой гонке не было ни победителей, ни побежденных.

Анна заставила Кэма вылезти в окно, хотя он уверял, что это смешно. Но так она чувствовала себя менее порочной. Когда, приняв душ и надев простые слаксы и фланелевую рубашку, она спустилась по лестнице, Сет все еще спал на ковре под охраной Глупыша.

Увидев Анну, щенок поднялся и, жалобно скуля, последовал за ней в кухню. «Или пустой желудок, или полный мочевой пузырь», – решила она, открывая заднюю дверь. Глупыш доказал верность последнего предположения, пулей рванув на улицу и обильно полив расцветающую азалию.

Птицы пели громко, радостно. Роса сверкала на траве, которую уже надо было косить. Над заливом еще клубился легкий туман, но солнце быстро расправлялось с ним, и спокойная вода поблескивала бриллиантовыми искрами. После ночного дождя воздух был свежим, и листья казались более зелеными, более сочными, чем накануне.

Анна решила побаловать себя – прогуляться с кружкой дымящегося кофе к причалу. Но когда она уже сделала первый шаг к осуществлению своей маленькой мечты, в кухню вошел Кэм.

Он не побрился, и Анна решила, что легкая щетина на лице прекрасно вписывается в ее представление о располагающем к лени воскресном утре в деревне.

Она достала из шкафчика вторую кружку.

– Доброе утро, Кэмерон.

– Доброе утро, Анна, – решив подыграть ей, Кэм подошел и целомудренно поцеловал ее в щеку. – Как ты спала?

– Очень хорошо, а ты?

– Как бревно. – Он намотал на палец прядь ее волос. – Тебя не беспокоила тишина?

– Тишина?

– Ты же городская девушка, а здесь вокруг такое безмолвие…

– О, нет. Мне понравилось. Честно говоря, я никогда не спала лучше.

Они улыбались друг другу, когда, потирая глаза и натыкаясь на двери, в кухню ввалился Сет.

– У нас есть чего пожевать?

– Филип вчера обещал вафли, – не сводя глаз с Анны, ответил Кэм. – Пойди и разбуди его.

– Вафли? Здорово!

Сет умчался, топая босыми ногами по деревянному полу.

– Филип тебя не поймет, – заметила Анна.

– Сам виноват, нечего было болтать о вафлях.

– Я тоже могла бы испечь вафли…

– Ты приготовила обед, а мы здесь все делаем по очереди. Чтобы избежать хаоса. И кровопролития. – Над их головами раздался грохот, и Кэм усмехнулся: – Давай нальем себе кофе и сбежим с линии огня!

– Я подумала о том же.

Повинуясь внезапному порыву, Кэм схватил удочку.

– Держи, – порывшись в холодильнике, он обнаружил кусок сыра «Бри», принадлежавшего Филипу.

– Я думала, что на завтрак – вафли…

– Сыр не для нас. Это наживка.

– Французский сыр для наживки?!

– Годится все, что есть под рукой! Рыба склюет что угодно. – Кэм вручил Анне кружку. – Пойдем, посмотрим, что получится.

– Но я не умею ловить рыбу…

– Ничего сложного. Насаживаешь на крючок червяка или, как сейчас, кусок какого-нибудь ужасно дорогого сыра, забрасываешь удочку – и ждешь, что будет дальше.

– Тогда почему мужчины отправляются на рыбалку со всем этим дорогим снаряжением и в таких забавных шляпах?

– О, это настоящий церемониал, но нам сейчас подобные игры ни к чему. Если мы с тобой не вытянем пару кошек к тому времени, как Филип поставит на стол вафли, значит, я потерял сноровку.

– Кошек?! – Анна замерла в ужасе. – Не верю, что вы используете кошек как наживку!

Кэм удивленно заморгал, увидел, что она совершенно серьезна, и покатился со смеху.

– Конечно, используем! Ловим их за хвост, обдираем шкуру и бросаем в воду. – Кэм сжалился над Анной только потому, что она смертельно побледнела, но смеяться не перестал. – Сомы-кошки, милая. Мы обязательно поймаем несколько штук до завтрака.

– Очень забавно! – Анна шмыгнула носом. – Сомы-кошки – просто уроды. Я видела картинки.

– Ты хочешь сказать, что никогда не ела сомов-кошек?

– А почему я должна была их есть? – Слегка раздраженная, Анна села на край причала, свесила ноги и обхватила кружку обеими руками.

– Если пожарить их свежими, и пожарить правильно, то ничего нет вкуснее. Добавить пару кукурузных оладий, пару початков сладкой кукурузы, и пир обеспечен.

Кэм сел на причал рядом с Анной и начал насаживать сыр на крючок. Анна окинула его долгим взглядом: щетина на щеках и подбородке, взлохмаченные волосы, босые ноги.

– Жареные кошачьи сомы и кукурузные оладьи? И это я слышу от отчаянного Кэмерона Куина! Парня, который гоняет по морям и дорогам Европы, заодно покоряя женские сердца! Не думаю, что твоя римская пассия узнала бы тебя.

Кэм скорчил гримасу и закинул крючок в воду.

– Надеюсь, мы не собираемся возвращаться к этому вопросу?

– Не собираемся, – Анна засмеялась и чмокнула его в щеку. – Я сама с трудом узнаю тебя. Но, кажется, мне нравится.

Кэм вручил ей удочку.

– Мисс Спинелли, вы сегодня тоже не очень похожи на серьезного и преданного своей работе представителя социальной службы.

– По воскресеньям я отдыхаю. А что мне делать, если я поймаю рыбу?

– Вытаскивать ее.

– Как?

– Побеспокоимся об этом, когда клюнет. – Кэм вытащил крабовую ловушку, привязанную к ближайшему столбу, и усмехнулся, увидев двух раздраженных крабов. – По крайней мере, с голода мы сегодня вечером не умрем.

Щелканье клешней заставило Анну повыше поднять ноги над водой, но ей все равно нравилось сидеть на причале, прихлебывая кофе, и наблюдать, как расцветает утро. Когда мимо проплыла утка с шестью пушистыми малышами, она отреагировала так, как любая городская девушка на ее месте, – во всяком случае, по мнению Кэма.

– Ой, смотри! Смотри, утята! Какие прелестные!

– Каждый год за излучиной у леса утки вьют гнездо. – Кэм заглянул в мечтательные глаза Анны и не смог удержаться: – Отличная охота зимой!

– Охота на что? – Совершенно очарованная, Анна не сразу поняла его. Ей уже грезилось, что она держит в руках один из этих пушистых комочков. Вдруг ее глаза распахнулись, наполнились ужасом: – Вы стреляете этих маленьких утят?;

– Ну, к зиме они подрастают, – Кэм в жизни не застрелил ни одной утки, вообще – ничего, но не счел нужным признаваться в этом, – прямо отсюда можно настрелять пару штук на завтрак.

– Тебе должно быть стыдно!

– Сказывается твое городское воспитание.

– Я бы назвала это гуманностью. Если бы они были моими утками, никто не посмел бы в них стрелять! – Усмешка Кэма заставила Анну прищуриться: – Ты опять меня дразнишь?

– И опять получилось. Ты такая очаровательная, когда злишься, – он поцеловал ее в щеку, чтобы успокоить. – У моей мамы было слишком доброе сердце, чтобы позволять нам охотиться. Рыбалка ее не беспокоила: она считала это сражением на равных. Но ружья она ненавидела.

– Какой она была?

– Она была… надежной, твердой. Ее было трудно вывести из себя. А если уж это случалось, ее гнев был страшен, но недолог. Она любила свою работу, любила детей. Конечно, у нее были и слабости. Она могла плакать над кинофильмами или книгами и никогда не смотрела, как мы чистим рыбу. Но в беде она была сильной, крепкой, как скала.

Кэм даже не заметил, что взял Анну за руку, сплел их пальцы.