Карли едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Подруга обожала жизнеутверждающие афоризмы, лучшее место которым — на поздравительных открытках «Холмарк».

— Да-да, очень хотелось бы тебе поверить, но правда состоит в том, что именно эти красные туфли полностью изменили мою жизнь. Без них все сразу идет вкривь и вкось. Всю жизнь мать упорно твердила, что я полная неудачница, и она была права — до появления туфель.

Мать Карли, Джудит, вообще отличалась мрачным взглядом на жизнь в целом и на судьбу своей старшей дочери в частности. Она всегда первой замечала собирающиеся на горизонте темные тучи и сразу предвещала что-нибудь мрачное и недоброе. Ну прямо Нострадамус в исполнении Джоанны Кроуфорд.

— Только сейчас моя жизнь пошла в гору, — со вздохом отчаяния продолжала жаловаться Карли, — и я просто не имею права отступать с завоеванных позиций!

Дана, которой не раз пришлось созерцать приступы раздражения Джудит, кивнула:

— Не имеешь права и не отступишь. Но как бы ни старался убедить нас в обратном замечательный журнал «Вог», вовсе не туфли делают женщину личностью.

— Но они сделали личностью вот эту конкретную женщину! — горячо возразила Карли, тыкая в себя пальцем. — А потому если не удастся их вернуть, то я спокойно могу поставить крест на собственной карьере и вместо работы впасть в грех и распутство.

— Аминь, — шутливо заключила Дана. — Давай впадем сегодня же.

— Сначала туфли, а уж потом распутство.

— Так, значит, ты все-таки собираешься озвучивать фильм.

— Похоже, что так.

— Подожди хотя бы недельку. А потом поговорим. Ты даже не хочешь дать неудаче шанс снова обратить на себя внимание.

Карли грустно рассмеялась:

— О, она уже работает вовсю! Кто-то украл три тысячи долларов с моей карточки «Америкэн экспресс». Кстати, я уже говорила, что за ленч придется платить тебе? Карточку «ATM» сожрал банкомат — Бог мой, надо так аккуратно обращаться с этими паролями! Так что я полный банкрот. Придется занимать деньги.

Дана тут же положила на стол кредитную карту, а потом вытащила из кошелька несколько банкнот. Карли же тем временем изо всех сил пыталась открыть баночку с мятными пастилками, которая ни за что не хотела поддаваться. Борьба продолжалась несколько минут, а потом крышка внезапно отлетела, и пастилки рассыпались по всей округе.

Дана сняла одну, застрявшую в складке рукава, и засунула ее в рот.

— Хорошо, соглашайся на работу, но никакой халявы. Пусть Маклиш платит — это твое встречное предложение…

Глава 3

Ресторан «Старбакс» на Мелроуз выбрала не Карли. Для заключения сделки с сущим дьяволом она предпочла бы местечко более спокойное и подходящее — например, что-нибудь вроде морга. Она заказала чашку кофе с молоком, уселась за стол во внутреннем дворике и в целях конспирации нацепила темные очки. Чтобы привести себя в должное боевое состояние, тут же приступила к дыхательным упражнениям. Тактическая ошибка. Нескончаемый поток ползущих по улице машин настолько испортил воздух выхлопными газами, что голова моментально закружилась. Какие уж тут упражнения! Если бы можно было совсем не дышать!

— Что с тобой? Приступ астмы или другие проблемы? — Эван уселся напротив и поставил на стол чашку кофе.

— Вовсе нет, просто пытаюсь не задохнуться от смога, вот и все. — Как это ему удалось пробраться за кофе незамеченным? Судя по всему, голова у нее закружилась всерьез.

— Ты живешь не где-нибудь, а в Лос-Анджелесе. Значит, смог уже стал неотъемлемой частью твоего обмена веществ. Он необходим тебе для жизни. Настолько, что если вдруг попадешь куда-нибудь, где воздух чистый, например в Непал, то не протянешь и недели.

— Значит, восхождение на Эверест придется отменить. А я-то так надеялась! — с натянутой улыбкой посетовала Карли.

— Ты сегодня настроена по-боевому, — заметил Эван, бросив взгляд на большую чашку. — Должно быть, кофеин действует.

— Скорее, собеседник. — Карли опрометчиво сделала большой глоток и едва не выплюнула кофе — он оказался таким горячим, что язык моментально онемел.

— Не могла бы ты снять очки? — попросил Эван. — Разговаривать гораздо легче, когда видишь глаза собеседника. А тем более если собираешься заключить сделку.

— Откуда ты знаешь, что я готова заключить сделку?

— А с какой стати ты захотела со мной встретиться?

Черт подери! Логика. Когда он начинает рассуждать логично, это просто ужасно. Карли потерла обожженный язык о зубы. Предупреждал же гороскоп, что Меркурий движется в западном направлении, а потому по крайней мере две недели нельзя вступать в переговоры и заключать соглашения.

Последствия могут оказаться самыми печальными. Точно. Так оно и есть.

— Знаешь, а ты самый колючий и несговорчивый человек из всех, кого мне приходилось встречать в жизни, — заметил Эван, поняв, что собеседница вовсе не собирается исполнять его просьбу. — Во время нашей первой встречи ты едва не плюнула мне в лицо.

— Это потому, что ты так на меня смотрел — как будто я полное ничтожество.

— Неправда, не было такого.

— Гэри даже счел необходимым извиниться за твое поведение, — торжествующе аргументировала Карли. — Да-да, представляешь? Он сказал, что ты далеко не всегда такая задница.

— Удачное извинение. Спасибо, полезно знать, с кем дружишь.

— Однако мы встретились, чтобы поговорить о моих туфлях.

Эван милостиво улыбнулся:

— Они скучают по тебе.

Вздохнув, Карли опустила глаза и посмотрела на ноги: синие, с квадратными носами плетеные шлепанцы на среднем, достаточно широком каблуке. Синие — потому что они гармонировали и с платьем, и с настроением. Утром оно было просто плохим, а потом очень быстро трансформировалось в отвратительное. Девушка отчаянно тосковала по своим туфлям, остро ощущая их одиночество, заброшенность и необласканность — наверняка валяются где-нибудь в самой глубине огромного темного шкафа. Разум просто отказывался воспринимать возможное соседство этих нежных, младенчески-мягких и изящных туфелек с огромными черными, пахнущими обувным кремом башмаками. Какое унижение! Какой позор!

Карли смерила собеседника презрительным взглядом.

— А ты принес их фотографию? Жалких и несчастных, на первой полосе утренней газеты?

Он пожат плечами.

— К сожалению, не получаю газету. Похититель!

— Ну что же, к делу. — Ничего не оставалось, как только смириться с собственной судьбой. — Я готова это сделать.

Лицо напротив расплылось в широкой довольной улыбке.

— Но только время и место назначаю я. Вечер понедельника отпадает, потому что по вторникам у меня читки к мультфильму. «Новости компостной кучи» — может быть, слышал о таком? То же самое и насчет четверга, так как очередные серии этих «Новостей» записываются по пятницам. Ты ежедневник прихватил?

Как только до Эвана дошел смысл сказанного, улыбка сразу поблекла, а выражение глаз изменилось.

Есть! Карли сняла темные очки и метнула на противника грозный взгляд — словно предупреждая об урагане:

— Не думал, что я отзовусь на твой блеф, правда? Ведь бесплатная работа — это всего лишь хитрый ход? Нет уж, приятель. Если я возьмусь за работу над твоим фильмом, то получу за нее не только собственные туфли. Кроме них, большой жирный гонорар и проценты.

Его улыбка теперь уже казалась угрюмой, а зрачки превратились в крошечные черные точки.

— Совершенно безразлично, какой вариант вы выберете, леди. Главное, что в любом случае я получу именно то, что хочу. Как насчет завтрашнего вечера?

Трезвый рассудок и раздражение отчаянно боролись за право первенства.

— Ну что же, отлично. — Карли решительно поставила чашку на стол. Раздражению удалось занять водительское место, а злость поправляла зеркало заднего вида. Девушка схватила сумочку и снова нацепила на нос очки. — У меня дома, в восемь. Не ожидай, что накормлю, а потому, прежде чем идти, поешь. Кстати, чесноком и сырым луком не злоупотребляй. И постарайся вести себя как можно вежливее. Я тоже постараюсь.

Не дожидаясь ответа, Карли решительным шагом удалилась.


Машина неслась по Хайленд-авеню, словно ракета. Сидя за рулем, Карли громко, отчаянно проклинала все на свете. Исчерпав запас английской брани, она перешла на избранную лексику других языков. Слова типа «бундкюхен», «фритто мисто», «гарам масала» на самом деле представляли собой названия ее любимых блюд, однако звучали громко и устрашающе. К тому времени как она вошла в собственную кухню, ярость уже практически испарилась, а арсенал оскорблений явно поблек: остались такие невыразительные и слабые, как «сраный муравей» и «дерьмо поганое».

Часы показывали всего лишь пять, однако нервы сдавали, и единственным выходом представлялся сон. Постель неудержимо манила, и Карли не собиралась упорствовать. Сняв все лишнее и оставшись в симпатичном, в мелких розовых маргаритках, бельишке, она забралась под одеяло. Мамочка признавала лишь скромное чисто-белое белье. У Карли же выработалось собственное понимание индивидуальности и роскоши. В него, в частности, входило правило: никогда не покупать трусы в упаковках по три штуки, носки дюжинами, а бюстгальтеры по признаку износоустойчивости. Ящик, доверху наполненный яркими, веселыми и разнообразными дамскими принадлежностями, служил достойной компенсацией за проведенное в тоскливо-однотонном белье детство.

Разбудил Карли отчаянный трезвон будильника. Вернее, спросонья ей так показалось. На самом деле это отважно и добросовестно чирикал сотовый телефон, пытаясь пробиться из застенка кожаной сумочки.

— Да, слушаю, — с большим опозданием отозвалась Карли.

— Куда ты, черт возьми, запропастилась? Я уже целую вечность пытаюсь дозвониться!

Куинн не считал необходимым тратить время на приветствия и прощания. Любезностям место в разговорах друзей. А Куинн — агент: умный, проницательный, настойчивый и агрессивный, из тех, кто приходит первым, а уходит последним. Об успешности его работы ярко свидетельствовали и впечатляющий, мощный список клиентов, и дом на Голливудских холмах. Это был не только дом, а еще и «висячие сады Семирамиды» в современном исполнении: с бассейном на нескольких уровнях, с террасами, удивительным розарием и даже собственным водопадом. Не так давно «Архитектурный дайджест» напечатал весьма впечатляющие снимки этого роскошного поместья. Интимно-близкий друг Куинна, Глен, никогда не появлялся вместе с ним на людях и в отличие от дома никогда не фотографировался на всеобщее обозрение.

— Привет, Куинн. Есть новости?

— У тебя перезапись в Санта-Монике: тот ролик о компьютерах, с которым ты работала на прошлой неделе.

— Им не понравилось то, что получилось? — уточнила Карли, давая выход собственным навязчивым страхам.

Сомнение в голосе не ускользнуло от внимательного Куинна.

— С какой стати что-то должно не понравиться? Разве ты плохо читала?

— Нет, что ты! Я просто так спросила. — Она явственно ощутила враждебные волны. Куинн не выносил неудачников.

— Дело вовсе не в тебе. Просто потребовалась еще одна копия — что-то там с мегагерцами или с мегабайтами и с мега-черт-его-знает-чем. Так что ровно в девять в студии. Смотри не провали дело. — Он отключился, даже не попрощавшись.

Бундкюхен! Теперь ей придется заменить предыдущую читку, сделанную удачным голосом, на новую — нынешним, обреченным на провал, охрипшим от почти получасового крика. Обычно Карли относилась к собственному голосу как к драгоценному инструменту — собственно, только такого отношения он и заслуживал. Однако в ее вселенной общество Эвана плохо уживалось с рациональным мышлением. Ворча на саму себя за глупость, Карли сунула в рот мятную пастилку и бросилась под горячий душ в надежде хоть немного оживить связки.


Едва Карли вышла из душа, как раздался звонок в дверь. На пороге стояла Дана — в красном топике, джинсах и на высоченных каблуках. В каждой руке она держала по огромному мороженому, очевидно, в качестве входной платы. «Чанки-манки» от «Бен и Джерри» для себя и земляничное от «Хаген-Дац» —для подруги. Карли печально, мятно-эвкалиптово вздохнула и жестом пригласила войти.

Голубые, совсем в стиле Веджвуда, стены гостиной гармонировали с кремовой отделкой. Высокое французское окно, задернутое тонким вышитым тюлем, выходило в мощеный внутренний дворик, по периметру которого выстроились горшки с красной геранью. Напротив выложенного кафелем камина стояла синяя с белым велюровая тахта. Рядом с ней — кофейный столик. Возле камина по-хозяйски расположилось массивное кресло-качалка из клена. В углу примостился узкий шкафчик, в котором прятались небольшой телевизор и аудиосистема. Художественное оформление заключалось в перекинутом через спинку кресла пледе, расставленных по всей комнате фотографиях в красивых рамках и нескольких выполненных углем этюдах обнаженной модели над камином. Пространство выглядело чисто женским, однако вовсе не перегруженным эстрогенами.