Барбара Картленд - Мой ангел-хранитель

Густав зашел в комнату и спросил:

— Месье, вы будете пить то, что приготовила для вас мадемуазель?

— Да, конечно, — ответил маркиз, — только чуть позже. Можешь погасить все свечи, кроме той, что у меня возле кровати.

Густав мешкал, и маркиз почувствовал, что тот чем-то обеспокоен.

Но, ничего не сказав, Густав сделал, как приказал хозяин.

Оставшись один, маркиз еще раз глотнул отвара; ему нравился вкус напитка, но он решил больше не пить.

Он задул свечу и, чувствуя усталость, быстро заснул.

Что-то нарушило его сон…

Маркизу показалось, что открылась дверь, хотя не было слышно ни звука.

Он почувствовал, как кто-то подошел к его кровати и опустился на колени.

Явственно ощущалось чье-то присутствие: в воздухе едва уловимо запахло фиалками.

В следующий миг маркиз почувствовал легкое прикосновение к плечу.

Поскольку прикрывать больное плечо даже шелковой ночной сорочкой было невыносимо, маркиз лежал в постели обнаженным. Кто-то едва касался его, но в то же время чувствовалось легкое надавливание.

Маркиз не шевелился и не открывал глаз.

Если бы он сделал это, то увидел бы рядом с собой силуэт человека в лунном свете, проникавшем в комнату сквозь занавески, которые из-за несоответствия размеров едва прикрывали окна.

Замерев в ожидании и пытаясь понять, что происходит, маркиз услышал приятный, нежный голос.

Барбара Картленд была необычайно плодовитой писательницей — автором бесчисленных бестселлеров. В общей сложности она написала 723 книги, общий тираж которых составил более миллиарда экземпляров. Ее книги переведены на 36 языков народов мира.

Кроме романов ее перу принадлежат несколько биографий исторических личностей, шесть автобиографий, ряд театральных пьес, книги, которые содержат советы, относящиеся к жизненным ситуациям, любви, витаминам и кулинарии. Она была также политическим обозревателем на радио и телевидении.

Первую книгу под названием «Ажурная пила» писательница написала в возрасте двадцати одного года. Книга сразу стала бестселлером, переведенным на шесть языков. Барбара Картленд писала семьдесят шесть лет, почти до конца своей жизни. Ее романы пользовались необычайной популярностью в Соединенных Штатах. В 1976 году они заняли первое и второе места в списке бестселлеров Б. Далтона. Такого успеха не знал никто ни до нее, ни после.

Она часто попадала в Книгу рекордов Гиннесса, создавая за год больше книг, чем кто-либо из ее современников. Когда однажды издатели попросили ее писать больше романов, она увеличила их число с десяти до двадцати, а то и более в год. Ей тогда было семьдесят семь лет.

Барбара Картленд творила в таком темпе в течение последующих двадцати лет. Последнюю книгу она написала, когда ей было девяносто семь. В конце концов издатели перестали поспевать за ее феноменальной производительностью, и после смерти писательницы осталось сто шестьдесят неизданных книг.

Барбара Картленд стала легендой еще при жизни, и миллионы поклонников во всем мире продолжают зачитываться ее чудесными романами.

Моральная чистота и высокие душевные качества героинь этих романов, доблесть и красота мужчин и прежде всего непоколебимая вера писательницы в силу любви — вот за что любят Барбару Картленд ее читатели.

Одно из моих самых любимых высказываний принадлежит Элизабет Барретт Браунинг, которая писала:

Как я тебя люблю? Душа моя

Тобой полна от края и до края,

От тех высот, где ангелы летают,

И до глубин иного бытия[1].

Барбара Картленд

1817

Маркиз де Кастильон прошел в гостиную и сел на ближайший стул. Тот заскрипел под ним, и маркиз подумал, что, должно быть, шатается одна из ножек, но его это не удивило.

Он оглянулся вокруг с выражением отчаяния на лице и задумался, как быть дальше.

Молодой человек вернулся в свой фамильный замок, в котором бывал только в раннем детстве, надеясь, что тот хоть сколько-нибудь пригоден для жилья. Теперь, осмотрев здание, он понял всю шаткость своих надежд.

У маркиза не было денег, чтобы привести в порядок само здание и прилегающие земли.

…Если бы кто-то взялся запечатлеть все события его жизни, полной опасности и приключений, на бумаге, получилась бы захватывающая книга…

Его род был одним из самых старинных во Франции и гордился тем, что относился к Ancien Regime[2]. Поколение за поколением он был частью величия Франции и почитался во всех уголках страны.

Когда в 1789 году произошло взятие Бастилии и разразилась Великая французская революция, маркиз де Кастильон с женой не могли и подумать, что волнения как-то их затронут.

Потом в Париже установили гильотину…

Многие их друзья приняли смерть, и маркиз с женой поняли, что им опасно оставаться во Франции.

Маркиз с супругой в свое время много путешествовали. После некоторых размышлений они решили искать убежища в Англии и оставаться там, пока не закончится революция. Они были не единственными аристократами, покинувшими родную страну, и в Лондоне их встретило множество друзей.

Молодой принц Уэльский старался развлечь их и совершенно искренне выражал свой ужас по поводу происходящего во Франции.

Маркиз с женой уже несколько лет жили в браке, но детей у них не было.

И вот, к удивлению и радости супругов, в 1792 году, через три года после того, как они покинули Францию, у них родился сын.

Его назвали Жан-Пьером в честь деда. Мальчик воспитывался вместе с детьми émigré[3] Лондона и детьми многих английских аристократов.

Жизненный опыт маркиза, широкая известность в аристократических кругах двух стран поднимали его престиж до уровня дипломата. Поскольку он подолгу жил в Англии, у него здесь было огромное количество друзей. Они по-дружески поддерживали самого маркиза и тепло относились к подрастающему Жан-Пьеру, который был жизнерадостным и умным ребенком.

Жан-Пьер учился в одной из лондонских школ; там были замечены его способности, и он приносил домой многочисленные отзывы учителей, которые родители находили весьма обнадеживающими.

Маркиз с женой стали поговаривать о том, чтобы отправить сына в Итон[4], где учились многие его друзья, и уже начали вести переговоры с директором о возможном поступлении Жан-Пьера в это известное учебное заведение.

Мальчик был слишком мал, чтобы его волновали события во Франции, но родители крайне обеспокоились, когда в 1796 году армию возглавил корсиканец по имени Наполеон Бонапарт.

Не успели англичане понять, что происходит, как вся Европа уже оказалась под угрозой войны.

Войска Наполеона, невзирая на голод и нехватку снаряжения, воодушевлялись верой и целеустремленностью своего командира. Наполеону, который в свое время принимал участие в революции, теперь удивительным образом удавалось залечивать раны Франции.

Он дал людям надежду на будущее.

Спустя два года после того, как Наполеон принял управление страной, находившейся тогда на грани краха, он победил всех ее врагов, за исключением Британии, и восстановил целостность французских территорий.

Потом Бонапарт принял новые законы. Среди прочих он приостановил действие закона против émigré. Наполеон предложил сотням и тысячам беженцев вернуться домой.

Таким образом он расположил к себе влиятельные знатные семьи, избежавшие гильотины. В то же время, восстанавливая страну, Наполеон не расстался с уникальными полномочиями, которые принесла ему революция; используя благосклонность церкви и émigré, он пытался их расширить.

Вернувшаяся знать получила обратно лишь малую толику своих земель, а в феодальных правах их и вовсе не восстановили. Впрочем, хотя бы что-то сбереглось и было вручено им обратно, тогда как они думали, что потеряли все.

Жан-Пьер был слишком молод, чтобы осознавать, какая огромная проблема возникла в этой ситуации перед его семьей.

Отец и мать каждым нервом чувствовали, что нельзя упускать шанс вернуться на родную землю — они хотели вернуть имущество, которым обладали до Революции. С другой стороны, необходимо было спросить себя, можно ли доверять этому корсиканскому выскочке, достигшему небывалого могущества за невероятно короткий срок.

Маркиз де Кастильон был умнейшим человеком, и его больше других людей поражали материальные выгоды, которые принесла Франции сильная правящая рука Наполеона.

Военный и политический гений Бонапарта гарантировали ему власть над страной.

К весне 1802 года его популярность возросла еще больше. Триумфальный мир в Европе теперь увенчался миром с Англией. Это означало конец бойкота и возрождение Французской колониальной империи.

Маркиз с женой решили вернуться на родину.

Для десятилетнего Жан-Пьера это было равносильно переходу из одного мира в другой. Мальчик был угнетен и расстроен, что покидает товарищей по играм и тех, с кем учился в школе.

В то же время заманчиво было пересечь Ла-Манш и ступить на землю, о которой он слышал с самого рождения, но никогда еще не видел.

Кастильоны отправились прямиком в Париж, где узнали, что дом, которым они владели до революции, свободен и готов принять их. Конечно, он не выглядел в точности, как прежде, по той простой причине, что был конфискован и какое-то время служил одним из множества новых государственных учреждений.

Тем не менее он находился в лучшем состоянии, чем недвижимость большинства их друзей, которые вернулись и обнаружили, что их дома и замки опустошены, вся мебель, ковры и портьеры разворованы.

Маркизу приятно было вернуться в Париж, однако он отметил, что с тех пор, как они с женой спешно покинули страну в страхе, что их потащат на гильотину, произошло много изменений.

Что удивительно: гости из Англии стали толпами пересекать Ла-Манш, желая посетить страну, о которой так много слышали.

Наполеон Бонапарт был теперь Первым Консулом и использовал все свое обаяние, чтобы покорить гостей, в том числе аристократов, с которыми де Кастильоны поддерживали теплые отношения в Англии.

Леди Элизабет Фостер[5] и Шеридан[6] находились в числе британских туристов, ставших свидетелями феерических торжеств в честь дня рождения Наполеона. Смотры, приемы и балы сменяли друг друга в нескончаемом потоке.

Именно тогда великий деятель стал называть себя по одному лишь имени — Наполеон. Это означало рождение легенды.

Англичане были очарованы непринужденным достоинством человека, которого когда-то презирали как «заурядного выскочку».

Лорда Аберкорна заворожила улыбка Наполеона; кто-то отмечал его необыкновенный магнетизм; а юный лорд Борингем повсюду заявлял, что, если мастер Бонапарт решает выдвинуть те или иные требования к своим вотчинам, какое до этого дело англичанину?

Надо отметить, что британцы слишком уж рьяно старались «расцеловаться и помириться» после всех разногласий в прошлом.

Де Кастильоны стали обживаться в Париже. Они хотели бы сделать свою жизнь такой же комфортной и приятной, какой она была до их вынужденного отъезда из страны.

И их волновала невозможность позволить себе роскошь, которая раньше воспринималась как должное.

Ради Жан-Пьера они должны были остаться в Париже и забыть о своих загородных владениях.

Жан-Пьера отправили во французскую школу, но она не понравилась мальчику после той, которую он с радостью посещал в Лондоне. Его забрали из школы и наняли частных преподавателей.

— Ничего, скоро привыкнет, — уверенно говорил отец. — Сейчас ребенку приходится жить в мире, которого он никогда не знал, и мы должны быть к нему снисходительны.

Маркизу с супругой было трудно устоять перед приглашениями, которыми засыпал их Наполеон. Первый Консул время от времени обращался к маркизу за советами, что было комплиментом, который невозможно игнорировать. Тем не менее чета Кастильон была несколько обеспокоена, как бы амбиции Наполеона не завели его слишком далеко.

Бонапарт вдохнул в свою армию дисциплинированный энтузиазм, что сделало его грозой всего мира.

Он сказал маркизу: «За мной стоит более чем тридцатимиллионная нация, опьяненная военной славой и жадная до новых побед».