Лика Ви - Мой ботаник

— Давай, пока ем, проверю, — мажор протянул свою загребущую руку, требуя доклад.

Усмехнулась и развернула к нему нетбук.

— Прости, но писать от руки времени не было.

— Надеюсь, не скопировала с интернета? — подозрительно прищурился он.

— А как же, — усмехнулась в ответ. — Обязательно скопировала.

Зацепин стал внимательно изучать, не забывая есть, а я быстро разделалась со своей порцией и приготовила чай.

Успела выпить свой, сделать новый и только потом мажор закончил проверять.

— Я потом ещё прогоню его на плагиат, — многозначительно предупредил, я лишь пожала плечами. — Неплохо. Я там поставил тебе пометки и написал пару вопросов. Ответь на них, пожалуйста.

— Хорошо, — согласилась я. — Теперь фанты?

Зацепин хитро усмехнулся.

— Вошла во вкус?

— Нет, хочу поскорее разделаться с этим.

— Ладно, — Зацепин подмигнул и скрылся в коридоре, чтобы через минуту вернуться с заветной чашей.

— Эх-х… — притворно вздохнула и вытащила записку. Развернула и чуть со стула не свалилась. — Массаж? Серьёзно?

Зацепин невозмутимо развёл руками.

— Там же не написано, что эротический. Ты о чём думаешь вообще, Рогозина?

— Гад, — процедила и выкинула записку в ведро. — Доедай уже и буду посуду мыть.

— Я сам, — отрезал он, быстро разделавшись с рагу. — Ты готовила. Отдыхай.

— Ого, точно болен, — прокомментировала и отправилась в свою комнату…



о поцелуях и неправильной болезни

Иван

Пока мою посуду, не могу перестать улыбаться. Дурында такая эта Кира, но очень милая. Интересно, она вообще хоть раз целовалась? Совсем неловкая, осторожная, но податливая. Она ж мне поддалась! Причем, еще как охотно поддалась. Такая милая девочка. Я ее просто обожаю.

Нет, она блондинка, глупенькая блондинка. Этого у нее не отнять, но с ней хорошо, словно она не из моего круга. Хотя я сам не очень из своего круга. Не умею я туда вписываться. Золотая молодежь — она вся на понтах: ни знаний, ни стремлений, сплошная чушь.

А уж «золотые» девочки — это что-то похуже Лильки. Они ничего не умеют и ничего не хотят уметь. Ленивые, накаченные силиконом жопки.

«— Я сама по себе сокровище, — заявила мне одна такая… «золотая девочка» — Я достойна любви просто потому, что я есть!»

Ну молодец! Что тут еще скажешь?

От Киры я ждал нечто подобное. Учиться она не учиться, в универе только шмоточки выгуливает. Я ведь в фанты включил готовку совсем не для того, чтобы она готовила. Давайте честно, уж обеспечить себя нормальной готовой едой я в состоянии. Просто люблю иногда повозиться на кухне. Это приводит мысли в порядок. Успокаивает.

Говорят, уборка тоже так работает, но мне она совсем не интересна, а вот квест «накорми себя сам» — это всегда весело.

Я был уверен, что Рогозина от этих игр откажется, а я ее буду тролить. Мол, она мне: «Какая шарлотка? Ты в своем уме? У меня ноготочки!» А я ей в ответ: «Так вот куда все мозги ушли!» Ну и дальше в том же духе, но она ничего. Держится.

Не улыбаться мыслям о Кире у меня не получается. Ловко я подкинул ей массаж, все-таки интересно, что она теперь думает? У меня ведь не один список бумажек, просто она об этом не знает. Один с готовкой, другой с учебой. Они у меня в разных чашках стоят, а сегодня я сделал массажную чашку. У нее выбора не было, ничего кроме массажа она вытянуть не могла. Вот такой коварный я!

Мне просто интересно, что она делать будет.

Нет, она мне не нравится, честно! Ну, как женщина. Просто с ней весело и да, из-за нее я улыбаюсь как дурак, жаль только, что температурящий дурак. Пришлось пить еще таблетку и браться за работу, а то я ведь весь день проспал, а дела не дремлют.

Деньги они вообще не терпят расслабления и самоуверенности. С ними всегда надо быть начеку, как с диким зверем. В любой момент они могут убежать, особенно если дашь слабину.

Отец учил меня быть готовым потерять деньги. Если это случится, то ты, конечно, ошибся, но это совсем не повод терять свою жизнь и ставить на себе крест. Игры на бирже хорошо приучают терять и получать, как отец и говорил. Там можно обнулиться за один день, если совершить слишком много ошибок или войдёшь в кураж. Это не казино, но многих заносит. Хотя я, конечно, все деньги никогда не потеряю, хотя бы потому, что всегда имею запасы, ну и работу Ботаника, но это я, а другие? Мне вот всегда было интересно, что будет с намыленной куклой, когда она деньги все потеряет? Что от нее останется?

От Киры осталась Кира и, черт побери, это здорово!

Уже в кабинете понимаю, что пару минут назад мне звонил отец. Я-то думал, что уже поздно для его звонков. Сразу перезваниваю.

— Привет, мама, что ли, вернулась раньше? — спрашиваю, как только отец отвечает на звонок, просто обычно он в это время уже спит и мне не спать не советует.

— Нет, выяснял про твое дело. Там все очень серьезно, Вань, — строго говорит он.

— Ясно, — хмурясь, отвечаю, понимая, что подробностей отец мне не расскажет, да и они мне не нужны. — А Кире что-то угрожает?

— Нет, Кира тут совершенно ни при чем, но, если она будет активно спасать приют, может привлечь к себе ненужное внимание.

— Ясно, — снова бормочу я, быстро соображая, что мне в этой истории действительно надо. — Скажи, а ты можешь выяснить, можно ли оттуда забрать животных? Их грозятся усыпить, а Кира именно этого не хочет.

— Не знаю, — честно ответил отец, задумавшись, — но следователь может поговорить с тобой лично. Только я сказал ему, что нам это дело интересно потому, что твоя невеста любит животных и очень переживает за них.

— Ну, по сути, так и есть, — согласился я и сразу озадачился.

Так и есть? Что именно так и есть? Что она моя невеста или что животных любит?

Хм, кажется, надо серьезно подумать о первом варианте, но потом.

— Записывай, — произнёс отец, продиктовал координаты следователя и добавил: — Он ждет тебя завтра утром до десяти, если не сможешь, позвони.

— Хорошо, спасибо.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает отец явно недовольно. — Голос у тебя какой-то странный, не охрипший, а… слабый, что ли. Ты вообще лечишься?

— Да, лечусь. Все хорошо. Завтра как раз к врачу, потом к следователю. Не волнуйся. Я еще температурю, но это не страшно.

— Смотри мне.

— Смотрю, — смеюсь я, а сам понимаю, что стол у меня под рукой слишком холодный.

Попрощавшись с отцом, меряю температуру. Она все еще высокая, почти не упала. Кажется, я довыделывался.

Приходится отказать всем, кто написал Ботанику за сегодня. Стандартная фраза «Я не могу принять ваш заказ, так как не имею возможности выполнить его в срок» была отправлена всем, и я даже не читал, кто и что от меня хотел. Мне бы в таком состоянии доделать все, что надо. Доклад вот надо завтра до полудня сдать, и несколько работ обязательно закончить.

Поэтому я пью еще одну таблетку и начинаю работать, только теперь понимая, что заболел всерьез и никакой универ мне пока не светит.

о рисунках на блинах

Иван

Проснувшись, я пару минут просто лежал, пытаясь вспомнить, как и когда лег спать. Глядя на дисплей телефона, который продолжал мне угрожать будильником, я не сразу понял, зачем я решил вставать в такое время. Мне что, жить надоело?

Потом до меня, как из тумана, доходит, что вообще-то я всегда так встаю. Начинаю день с пробежки, завтракаю и еду на учебу. Сумасшедший.

Голова болит. Все тело ломит. Дышать как-то неприятно. Хотел накрыться одеялом с головой и спать дальше, но только повернулся на бок — и раскашлялся, пришлось садиться, чтобы откашляться.

Пока кашлял, совсем проснулся. Температура опять поднялась. Пришлось пить таблетку, а там уже и ложиться смысла не было. Надо ехать к врачу, потом к следователю. Только, прежде чем ехать куда-то, надо порядок в голове навести. А что там помогает его навести? Правильно, готовка.

Решил порадовать Киру завтраком, заодно подумать. Понял, что хочу оладушек, и сразу взялся за дело.

Пока возился со сковородкой и тестом, действительно смог немного прийти в себя и составить план действий. У следователя надо выяснить, можно ли изъять из приюта животных, и если да, то решить, куда их пристроить и, судя по ситуации, сделать это нужно сегодня, потому что потом может быть поздно. Что бы там ни происходило, а о животных точно никто не будет думать и заботиться. Тут Кира права.

Нет, мне-то на самом деле все равно, но мне очень хочется посмотреть, что на все это скажет Рогозина. Как отреагирует. Бросится ли мне на шею и перестанет говорить, что я гад? Или сразу поцелует?

Думая об этом, я сложил на большое блюдо три оладушки, нарисовал на них сердечко сметаной, посыпал это дело нарезанной клубникой и пошел греть молоко. Будем считать, что это подкат. А почему нет? Мы все равно вместе живем, и грудь у нее настоящая.

— Доброе утро, — сонно произнесла блондинка, появившись в дверном проеме кухни, пока я грел молоко.

Медленно оборачиваюсь, встречая блондинку усмешкой. Стоит, зевает. Обнаженное колено из-под халата торчит. Красота.

— Умылась? — спрашиваю, иронично усмехаясь. — Яд сцедить не забыла?

— Оставила, решила в тебя с утра пораньше плюнуть, — отмахивается, продолжая зевать и озираясь, словно не понимая, зачем вообще на кухню пришла.

— Очень приятно, я польщен, — смеюсь я и ставлю на стол две кружки молока. — Можешь плеваться и садиться есть, главное — на стол не попади, а то я же старался.

Она от этих слов явно запуталась, что ей делать, ругаться со мной или нет, переводя недоуменный взгляд с накрытого стола на меня.

— Ты совсем заболел, что ли? — спрашивает непонимающе.

Довольно улыбаюсь в ответ. Она ведь смущается. Румянец на ее сонном личике так очарователен, а ведь это просто сметанное сердечко. Утренняя шалость явно удалась!

— Да, болею, твоими стараниями, — отвечаю, не переставая смеяться. — Ты садись, кушай, только не подавись несплюнутым ядом.

— А это что за произведение искусства? — спрашивает она, указывая на тарелку. — Зачем это? Тебе заняться нечем было?

— Это завтрак, Рогозина. Никогда не слышала о таком? — спрашиваю язвительно, старательно делая вид, что ничего не понимаю. — Нет, ну, если хочешь, можешь, конечно, не есть, но клубника очень даже ничего. Попробуй.

Я хватаю ягоду с тарелки, стоящей на столе, и закидываю себе в рот, а она смотрит на меня настороженно.

— Зацепин, — осторожно начинает она, — ты головой ударился?

— А может, я влюбился? — шучу, просто потому что она слишком забавно реагирует. — Что, нельзя?

— У тебя очень высокая температура, да? — сочувственно спрашивает блондинка. — Ты когда к врачу пойдешь?

— Господи, какая же ты скучная, — не выдерживаю я и отмахиваюсь от нее. — Сейчас поем и поеду к врачу. Если быстро соберешься, то подкину тебя до университета.

— Назад потом тоже подкинешь? — язвительно спрашивает она.

— Могу и подкинуть, почему нет? Тебе же надо привыкать к мысли о предстоящем массаже. Разве нет? — спрашиваю, садясь за стол и атакуя свои оладьи, кажется, я самую малость переборщил с солью, но, думаю, она не заметит.

— Нет, — отвечает Рогозина строго. — Так-то у меня своя машина есть, и я с ней очень дружу. Нам хорошо вместе…

Заявила она, развернулась и вышла, явно не собираясь позавтракать со мной.

— А покушать? А спасибо сказать? — кричу я ей вслед.

— Спасибо за испорченный аппетит, — рычит она из коридора.

— Всегда пожалуйста! — отвечаю, посмеиваясь, быстро завтракаю и тоже иду собираться, а в коридоре ловлю Киру в белой блузке и строгой юбке до колен. Не приобнять её и не поцеловать её в макушку я не могу. Прижимаю к себе ласково настолько, насколько могу и жду, что блондинка дернется, начнёт вырываться, а потом скажет какую-нибудь гадость, как обычно. Но она вдруг замерла и посмотрела на меня испуганно.

— Ваня, ты же весь горишь, — произносит Кира и проводит рукой по щеке. Трогает лоб. — Тебе нельзя в таком состоянии за руль. Это опасно. Я же говорила… нельзя бегать, — цедит, не спеша отстраняться.

— Да, — отвечаю со вздохом. — Я вызвал такси. Не волнуйся.

— Напиши, что скажет врач, хорошо? — просит ласково, почти умоляюще. В медово-карих глазах читается тревога.

— Да, конечно, но ты позавтракаешь, ладно? — соглашаюсь охотно.