Я представила, как больно услышать такие слова от Влада.
— Но я хочу понять, — он надавал на какую-то точку на шее, и я едва не растеклась по креслу лужицей от удовольствия, — в чем именно ты меня подозреваешь?
Подозревала я его во многом. В первую очередь в том, что изначально он сошелся с Д. из-за связей ее отца, который регулировал поток государственных тендеров и мог повлиять на то, кто окажется победителем гонки.
Компания отца Влада как раз участвовала в одном из таких тендеров на строительство новых автомагистралей, и им было жизненно важно получить столь масштабный заказ.
— Ну так что, Марина?
Он остановился передо мной и оперся руками мне на колени. Глаза у Влада были хитрые. Казалось, он только и ждет, пока я скажу нечто такое, что его по-настоящему развеселит. Но хитреца эта была ширмой, за которой пряталось настоящее чувство: Влад был безгранично зол.
Родной, близкий, нужный… Как могла я рисковать нашими отношениями?
— Пожалуйста, не делай ничего, о чем не захочешь рассказывать детям, — попросила я, целуя его в уголок губ — туда, где прячутся настоящие поцелуи.
Мне хотелось ослабить его напряжение, и я была готова сделать это любой ценой. Даже забыть о собственных подозрениях.
— Не буду, — усмехнулся он, тоже целуя меня в уголок губ — туда, где прячется настоящая любовь.
Мы пошли в постель, и за весь день я больше не вспомнила об аварии…
А в следующую пятницу я исполнила многолетний ритуал и отправилась на кладбище: у Матильды был день рождения.
Я хотела попросить Влада забрать меня оттуда, а заодно напомнить ему о том, о чем забывать нельзя. Но все люди делают ошибки, а моя была в том, что я боялась поднимать тему Матильды. Знаю, мне было бы намного легче, если бы мы откровенно поговорили о том, что произошло, и он хотя бы попытался…
Я врала себе. Он никак не смог бы объяснить тот свой поступок, и мое шестое чувство подсказывало: стоит мне произнесли ее имя вслух при нем, и я увижу или услышу то, что сделает мою жизнь невыносимой.
Обвините меня в том, что я не умею повернуть сюжет в нужное русло. Ведь что может быть банальнее, чем важная встреча на кладбище, не так ли? Но оно того не стоит, по крайней мере, не в этой истории — приукрашать реальность в угоду читателям. Нет, все было так, как было: я пришла на кладбище и встретила там мать Матильды.
На улице уже было довольно темно. В это время года быстро темнело, да и я из-за работы добралась в Бровары только к восьми часам.
Матильда была родом не из Киева, но в том городке, где она жила, ее хоронить отказались, и родственники приняли нелегкое решение сделать это в Броварах, городе-сателлите в пятнадцати минутах езды от Киева. Ее могила была немного в стороне от остальных: религиозный канон гласит, что самоубийц хоронить на кладбище нельзя.
Оказалось, что к моему приходу у Матильды уже был один посетитель.
Увидев ее мать, я ощутила, как к горлу подкатывает тошнота. Я замерла на полпути и почувствовала, что у меня подкашиваются ноги.
За несколько секунд я должна была принять решение: уйти, чтобы она меня не заметила, как делала раньше, натыкаясь на родственников Матильды, или впервые сделать шаг вперед и встретиться со своими страхами лицом к лицу.
В тот момент я ненавидела Влада. Он не знал, как холодно и страшно на кладбище зимой и как сложно приходить домой, отогреваться и кутаться в теплое одеяло, зная, что эта невинная девочка лежит в холодной земле и, наверное, мерзнет.
Жалость к матери Матильды накрыла меня с головой.
Она меня не знала, но я знала ее: было время, когда я каждый вечер плакала у ее дома, заглядывая в окна квартиры. Она не угасла вслед за Матильдой лишь потому, что у нее были две младшие дочери. Это единственное, что держало эту женщину на земле.
Я не видела ее несколько лет, но сразу узнала даже в темноте, подходя к нужному клочку земли. Шаг за шагом я шла, глядя себе под ноги на сырую, продрогшую от холода землю, и думала о том, в каких разных мирах мне приходится бывать. Еще вчера в это же время я была в квартире Влада, где тепло, много света, где кажется, что мир вертится ради нас двоих. Сегодня я на кладбище, на могиле, которая здесь появилась из-за поступка мужчины, в которого я влюблена.
Услышав шаги, женщина обернулась. Я застыла, не зная, что сказать. И поняла, что она узнала меня, хоть лично мы с ней так и не познакомились. Она смотрела на меня пристально, и выражение скорби на ее лице медленно превратилось в отвращение.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она сердито.
Я молчала. Женщина интерпретировала это как ответ.
— Что, совесть замучила?!
Она была права — замучила.
— Пожалуйста, не кричите, — попросила я тихо. — Мне кажется, мы не в том месте…
— Уходи…
— Я прихожу сюда уже восемьлет, просто стараюсь не попадаться вам на глаза. Могу уйти, но потом снова приду, когда вас не будет.
Шумел ночной ветер.
— Зачем?
Каким же горьким было это «зачем»… «Зачем ты меня мучаешь одним своим видом?» — казалось, говорили ее глаза.
Влад, я тебя ненавижу!
— Потому что мне это нужно, — ответила я шепотом. — Вы ведь знаете, почему.
Знаете, что это я уговорила Матильду помириться с Владом?
— Знаю, — сказала понявшая все с полуслова женщина. А может, мне просто показалось.
Она отвернулась и присела на деревянную скамейку рядом с могилой.
Я присела рядом с женщиной, но настолько далеко от нее, насколько позволяла длина скамейки. Дерево промокло, мне было холодно на нем сидеть, но я не позволяла себе делать лишних движений.
Несколько минут мы сидели в тишине.
— Ей бы сегодня исполнилось двадцать два, — прошептала женщина, вытирая платком глаза.
Я взглянула на мраморное надгробие. Из округлой рамки в центре плиты на меня смотрела улыбающаяся девушка, которой не суждено было осознать, насколько очаровательной она была.
— Ты же знаешь, кто ее убил…
Я закрыла глаза и подставила лицо звездному небу.
— Да, знаю.
— А знаешь, как она умерла?
— Знаю.
— Ни черта ты не знаешь, дура.
Ее мать сказала это спокойно, кажется, даже не осознав, что в конце добавила оскорбление.
— Знаю, — возразила я. — Я несколько лет оплакиваю ее смерть.
— Правильно делаешь. — Она наклонилась и зажгла сначала одну (красную), затем вторую (желтую) лампадку и аккуратно поставила их рядом на могилу. Учитывая, что на улице было темно и холодно, этот свет был как нельзя кстати. — Она с ним поругалась тогда, и мне удалось уговорить ее не мириться с тем извергом, Владом. Если бы не ты, она бы понемногу свыклась с мыслью, что он ей не пара.
— Думаете, я этого не понимаю?
Она выпрямилась. Казалось, что женщина меня не видит и не слышит.
— Он убийца, — сказала она устало. — Он не только надругался над ней, он ее убил. Что, ты не знала?
— Что вы имеете в виду?!
Убитая горем мать засмеялась, и смех перешел в вой умирающего волка. Слышать это было по-настоящему страшно. Я была на кладбище ночью, в темноте, рядом с, похоже, сошедшей с ума женщиной.
— Мы… когда она вернулась оттуда, мы поехали в больницу. Сфотографировали побои и написали заявление. — Она сделала паузу, будто нуждалась в передышке. — На следующий день к нам пришел его отец. Деньги предлагал. Как думаешь, я согласилась взять деньги?
— Отказались, — ответила я шепотом, глядя себе под ноги.
— Отказались… Знаешь, я впервые видела ее такой. Матильда всегда была очень скромным ребенком. Мне приходилось постоянно напоминать ей: нужно уметь за себя постоять, не давай людям сесть тебе на шею. А она говорила, что понимает, а сама… — Мать издала полный боли крик. — Господи, как же больно! Что же он сделал!
Она отодвинулась от меня и несколько раз громко вдохнула-выдохнула, успокаиваясь.
— Но… но она очень хотела пойти в милицию, даже огласки не боялась. Она ненавидела этого Влада так сильно, что ей было все равно, что люди подумают. А потом…
— Что потом? — спросила я нетерпеливо. У меня было предчувствие, что сейчас все станет намного хуже, чем было до этого.
— Эта малолетняя сволочь приходила к нам.
— Что вы имеете в виду?!
Убитая горем мать засмеялась, и смех перешел в вой умирающего волка. Слышать это было по-настоящему страшно. Я была на кладбище ночью, в темноте, рядом с, похоже, сошедшей с ума женщиной.
— Мы… когда она вернулась оттуда, мы поехали в больницу. Сфотографировали побои и написали заявление. — Она сделала паузу, будто нуждалась в передышке. — На следующий день к нам пришел его отец. Деньги предлагал. Как думаешь, я согласилась взять деньги?
— Отказались, — ответила я шепотом, глядя себе под ноги.
— Отказались… Знаешь, я впервые видела ее такой. Матильда всегда была очень скромным ребенком. Мне приходилось постоянно напоминать ей: нужно уметь за себя постоять, не давай людям сесть тебе на шею. А она говорила, что понимает, а сама… — Мать издала полный боли крик. — Господи, как же больно! Что же он сделал!
Она отодвинулась от меня и несколько раз громко вдохнула-выдохнула, успокаиваясь.
— Но… но она очень хотела пойти в милицию, даже огласки не боялась. Она ненавидела этого Влада так сильно, что ей было все равно, что люди подумают. А потом…
— Что потом? — спросила я нетерпеливо. У меня было предчувствие, что сейчас все станет намного хуже, чем было до этого.
— Эта малолетняя сволочь приходила к нам.
— Кто, Влад?
— Кто ж еще? — огрызнулась она. — Зашел в наш дом, уселся посреди гостиной…
— Зачем он приходил?
— Чтобы угрожать, разве непонятно? Этот сосунок… Он сказал: возьмите деньги и забудьте обо всем. А иначе пожалеете.
Первой мыслью было: а действительно ли он решился бы прийти к людям, которым причинил такое горе, в одиночку, когда ему едва семнадцать стукнуло, и говорить такие вещи. Но вслед за вопросом пришел и ответ: еще как мог, он всегда был очень самостоятельным.
— Тогда Матильда вышла… она за дверью слушала наш разговор, как он требует, угрожает, и не утерпела — вышла к нему… а он ей… подмигнул… Господи, помоги! Эта мерзкая скотина ходит по земле, дышит, когда моя доченька задыхается там, под землей! Подмигнул! И говорил, что готов заплатить, чтобы мы забыли об этом… как он сам говорил, инциденте. Господи, я больше не могу!
Инцидент — любимое слово Влада, подумала я с содроганием. Впрочем, как и мое, ведь я многое у него переняла.
— Не могу больше, не могу, не могу… — шептала женщина, раскачиваясь на лавке.
— Разве у вас есть выбор? — сказала я, вглядываясь в портрет покойной. Перед глазами плясали черные пятна, в груди давило. — У вас две дочери, не забывайте о них.
— У меня их было три, и одну… он забрал… Это он ее убил! Она бы ни за что не покончила с собой! Она его наказать хотела, а не умирать! Он ее убил, ты понимаешь это или нет?! — Она повернулась ко мне. — После того, как мы его послали куда подальше, он начал делать такие вещи… такие вещи… страшные…
Я заставила себя сохранять спокойствие.
— Вы можете это доказать?
Она всхлипнула.
— Мы написали заявление. После этого Матильда почти не выходила из дома. Говорила, что ее за дверью кто-то ждет, постоянные шорохи слышала. Я, если честно, думала, что все это ее фантазии, последствия травмы. Она говорила, что он ее преследует, требует забрать заявление, подсылает каких-то людей. А потом…
Женщина заплакала с новой силой.
— Милая моя, доченька, прости, что не сумела тебя защитить! — Она наклонилась к могиле и начала обнимать надгробие. — Прости меня, прости…
Я сидела, будто оглушенная, продолжая пялиться на портрет. Из глаз текли слезы. Мой друг, мой Влад, что же ты натворил!
— Влад, хочешь расскажу историю?
— Только если быстро, у меня тренировка через полчаса.
— Хорошо, тогда слушай: я, когда в садик ходила… ты ведь помнишь, какое это время было: много серых зданий, все в лучших традициях постсоветского времени. Так вот, когда мы гуляли на улице и видели самолет, вся наша группа махала самолету руками, и мы даже старались подпрыгнуть как можно выше. Глупые, мы верили, что люди в самолете нас видят.
— Да, дети — они такие.
— Помню, однажды я глядела на этот самолет и думала: те, кто там, — они свободны, могут лететь куда угодно. А мы не свободны, у нас нет ни средств, ни документов, чтобы поехать в другую страну. Я маленькой была, а уже тогда это понимала.
— В этом самолете мог быть я — лететь куда-то.
"Мой дорогой Влад" отзывы
Отзывы читателей о книге "Мой дорогой Влад". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Мой дорогой Влад" друзьям в соцсетях.