Марина Багирова - Мой дорогой Влад

Она промолчала. Матильда могла бы сказать что-то вроде: «А зачем он вообще устраивает эти вечеринки?» или «Быть может, он таким способом покупает популярность». Но она промолчала. Матильда была слишком юна, чтобы дать мне саркастичный ответ, а я — слишком зациклена на себе, чтобы распознать надвигающуюся катастрофу.

Тем временем у Влада начались выпускные экзамены. Он всюду успевал: и с девушкой встречался, и учился, и навещал друзей из ночного клуба. Даже я признала: к его ситуации не подкопаешься.

Новости пришли откуда не ждали — от Саши.

— Он бесится, потому что она ему не дает, — сказал Саша, когда мы втроем мыли посуду у Маши на кухне. — И мне не нравится, насколько серьезно он настроен получить этот секс. Крыша поехала у человека!

Мама Маши отправилась к сестре, а отец работал в ночную смену и тоже ушел из дома, так что мы были в квартире одни.

— Придется нашему Владику поубавить пыл, — сказала Маша самодовольно. — Хоть раз все пойдет не так, как он хочет. Ничего-ничего, Владу полезно, у него и так самооценка, как хобот у слона.

— У некоторых хоботы тоже ничего. — Саша толкнул мою подругу в бок, и та сразу покраснела. Дерзкая-то дерзкая, но, когда доходило до пошлостей, она сразу шла на попятную.

Я лишь усмехнулась: со мной так никто не шутил.

— Он планирует пригласить ее на свою выпускную вечеринку. Вот тогда и провернуть это дело, — заметил Саша.

— Как? — удивилась я. — Ведь дом будет битком набит людьми!

— Хороший вопрос, Маричка. — Саша брызнул на меня водой.

По паспорту меня зовут Мария. Это имя, данное мне при рождении, потому что так захотел мой весьма религиозный отец (чем-то ему не угодило имя Марина). Но для друзей детства я всегда была Мариной, и только Саша иногда «забывал» очевидную истину и называл меня Маричкой. Я реагировала по-разному — иногда злилась, иногда нет.

— Вот что я слышал, — говорил Саша, вытирая полотенцем руки. — Эти его так называемые друзья из клуба прознали, что он не может Матильду уломать, и начали отпускать на эту тему шутки. Вот он и решил убить одним ударом двух зайцев: и с Матильдой переспать, и перед приятелями похвастаться.

— Саш, ты же понимаешь, что это нехорошо, — сказала Маша. — Поговори с ним об этом.

— Ну уж нет, я в это больше не полезу. Когда попытался в первый раз — он как с цепи сорвался, мы с ним два дня не разговаривали.

— А ты его поколоти хорошенько.

— Поздно. Отцу надо было в детстве его лупить, а теперь что…

— Никогда не поздно перевоспитывать человека, — ответила Маша, и я уловила в ее голосе имитацию тона ее матери и отстраненно подумала, что идея, в общем-то, не очень хорошая — брать пример с этой женщины.

— Ну, с этим я бы поспорил. Перевоспитывать не всегда получается.

Разговор Саши и Маши — шутливый и не очень — продолжался, а я присела на кухне у окна и всерьез задумалась. Обо всем: школе, маме, жизни, будущем, книге, которую я в тот момент писала, желаниях, в которых была так уверена. И о Владе… о нем я тоже думала.

Впервые меня посетила мысль, что мир не таков, каким я его видела. Он другой, ведь в моем мире Влад, мой друг, который так часто меня смешил и защищал от недоброжелателей, не мог попасться на удочку каких-то людей из клуба. Он слишком умен, чтобы делать что-то «на спор».

Перед глазами как будто разверзлась пропасть, и сквозь узкий пролом я увидела нечто новое: того Влада, каким его видели завистники и недоброжелатели. Он часто оскорблял девушек, которые ему не нравились, благодаря своему авторитету травил тех, кто не соглашался с его мнением. Хамил учителям. Но он был моим другом, которому я прощала все.

Я решила не ходить вокруг да около и нагрянула к нему домой без предупреждения.

— Нам нужно поговорить!

Влад встретил меня на пороге — заспанный и недовольный, хоть было уже около двенадцати часов дня.

На улице было очень жарко, и, войдя в помещение, я сразу ощутила прохладу. Приятный контраст вызвал мурашки на коже.

— Марин, я всю ночь занимался, готовился к последнему тесту. Если у тебя что-то несрочное — смирись с тем, что я буду материться.

Таким он был — занимался всю ночь. Я ни секунды не сомневалась, что так и было. Влад мог обойти школьную систему и получить идеальный аттестат, но выпускные тесты он собирался сдавать самостоятельно и заработать максимальные балы. Забегая вперед, скажу, что так и получилось. Он был умной скотиной, этот мой друг.

— Ты хочешь переспать с Матильдой?

Он усмехнулся и налил в стакан колы. Ловко уселся на столешницу, не пролив ни капли.

— Ого, какие вопросы с утра… — Поставил пустой стакан рядом. — Почему тебя это беспокоит?

— Меня беспокоит то, как ты относишься к девушкам.

— Раньше не беспокоило, а теперь вдруг начало?

Я кивнула.

— Скажи, ты действительно планируешь иметь с ней первый секс в доме, переполненном пьяными людьми? А твои дружки будут прятаться за дверью?

Влад пожал плечами.

— Не преувеличивай.

— Но ведь она тебе нравилась. Почему ты вдруг начал так себя вести? Что и кому пытаешься доказать? — Я подошла к нему. Влад сидел на столешнице и был значительно выше меня. — Вся школа на тебя молится. Тебя окружает так много красивых вещей и людей. Все тебя любят.

— Любят — слишком пафосное слово, — произнес Влад, глядя мне в глаза.

— Выбери другое, только не делай вид, что не понимаешь, о чем я. Неужели тебе так важно доказать тем людям из клуба, пусть даже они старше, что ты великий мачо, и тебе плевать на всех девушек планеты?

— Не на всех. — Влад с улыбкой заправил прядь мне за ухо. — Ты и Маша — моя семья, к вам я хорошо отношусь.

Он был прав — хорошо. И его прикосновение, как обычно, заставило меня вздрогнуть и зажмуриться.

— Эх, Влад… — Я тоже уселась на столешницу рядом с умывальником. — Если бы ты всегда был таким, как сейчас, цены бы тебе не было.

— Если бы ты, Марин, была со всеми такой, какой бываешь со мной, — твоя жизнь тоже изменилась бы.

— В смысле?

— Ты слишком часто играешь на публику. Самая умная, самая общительная, самая талантливая и с этой своей мечтой стать писательницей. Я ничего не имею против мечты, но что если твоя жизнь сложится по-другому, и тебе уготована судьба, скажем, летчицы?

— Влад, я могу стать кем угодно, но я всегда буду писателем. Ведь, скажем, археологи, проводя раскопки где-нибудь в пирамидах, рядом с мертвыми, не перестают от этого быть живыми людьми. Одно другому не мешает.

— Что ж, тогда ты счастливая, — он улыбнулся, — знаешь, чего хочешь.

— Или проклята, так как больше я ничего не хочу.

Влад засмеялся.

— В крайнем случае ты всегда можешь выйти замуж за состоятельного мужчину и жить за его счет.

— Слышал фразу: «Формы должны быть такими, чтобы их хотелось взять на содержание»? Намек понятен?

— Марин, у тебя правильные черты лица, ты высокая, с шикарными волосами. Возьми себя в руки, похудей — и будет тебе счастье.

Он сказал это так обыденно, что я даже не обиделась.

Надо же… восемь лет прошло, а я до сих пор помню каждую фразу из того разговора. Помню паузы. Помню, как мы сидели на кухне на столешнице, а на заднем плане гудел кондиционер. Как на улице солнце жгло асфальт, а у него дома было прохладно, уютно… и очень спокойно.

Сейчас я понимаю, что это ненормально, когда семнадцатилетний парень живет один в огромном доме, почти без присмотра, а тогда это было так здорово. Я думала, что мы одни в этом доме, и это была мысль, от которой хотелось поджать пальцы на ногах и закрыть глаза.

— Почему ты иногда бываешь такой сволочью? — спросила я, рассматривая магниты на холодильнике. Магнитов было много: отец Влада привозил их изо всех уголков планеты. Влад иногда шутки ради выбрасывал некоторые магниты в урну. Отец это замечал, но, странное дело, ничего не говорил. И когда возвращался из «выброшенной» страны — снова привозил оттуда магнит. Вот и получалось, что на холодильнике не было лишь одной страны: Северной Кореи.

— Почему ты иногда такая зазнайка? — парировал он. — Я таких, как ты, терпеть не могу.

— Вот спасибо! — Я шутливо обиделась. И сразу опомнилась, вспомнив цель своего прихода. — Насчет Матильды… ты знал, что у нее отец умер? Давно уже…

Вся непринужденность мигом сползла с Влада. Он нахохлился и приготовился нападать.

— У меня мать умерла. И что?

— Мне кажется, она тебя любит, — заметила я осторожно, стараясь бе5з надобности не гладить друга против шерстки.

— Не она одна, — отрезал Влад.

— Тоже верно… Просто… ты меня иногда пугаешь своим поведением. Ведь я же знаю, какой ты на самом деле. И если она тоже узнает…

— Марин, не надо читать мне мораль, — отмахнулся он. — Мне таких людей и без тебя хватает.

Я задумалась и не рискнула озвучить свою мысль. А мысль была такая: «Наоборот, Влад, в твоей жизни слишком мало людей, которые читали бы тебе мораль и хоть в чем-то тебя ограничивали бы».

Тот разговор особо ни на что не повлиял. Зато следующее событие в корне изменило ситуацию. А именно: Влад избил человека!

Имени того бедолаги я не назову. Скажу лишь, что он был наивным романтиком, который почему-то решил, что имеет право разговаривать с девушкой Влада. Все знали, с кем Матильда встречается. Это добавляло ей популярности, но для парней было, как стоп-кран: не подходи, будут последствия. А этот подошел!

Кто-то заснял на телефон, как они, словно двое голубков, сидят на лавочке у школы и разговаривают. Подумать только, на лавочке! Влад ее по дорогим ресторанам водил, а эта дурочка на лавочке с одноклассником болтала!

Теперь-то я знаю, что ничего плохого в тех посиделках не было, но тогда меня ее поведение разозлило. Зарождающая симпатия к девочке испарилась мгновенно, и я, как всегда, встала на защиту лучшего друга.

Мне довелось быть свидетелем того, как ему показали видео. Хорошо помню телефон, на котором Влад смотрел запись: серый корпус Siemens в форме «жабки» со щербинкой от удара в верхнем левом углу — теперь таких не делают.

Лицо Влада изменилось, будто темная туча наползла. Его школьные дружки, посмеиваясь, с интересом ожидали его реакции, а я застыла как вкопанная, думая лишь об одном: «Надеюсь, твой гнев никогда не обрушится на меня».

Влад хмыкнул. Недобрая усмешка, но, увы, для меня не в новинку. Таким он тоже мог быть, и ничего хорошего после таких ухмылок не происходило.

Официально к тому времени Влад школу уже месяц как закончил, ему не было нужды идти на уроки. Но он пошел. И на заднем дворе учебного заведения, ближе к гаражам, в тот же день под улюлюканье толпы произошла расправа над незадачливым соперником.

Парень был младше и намного слабее. Он не занимался спортом, не был таким высоким и широким в плечах, как Влад, за его спиной не было поддержки всей школы. Он был обычным парнем, которому понравилась обычная девушка.

Влад избил хилого противника до потери сознания. Но не более! Влад-подонок знал меру, и даже он не был настолько самоуверен, чтобы не понимать: за серьезные телесные повреждения можно и схлопотать.

Во время экзекуции я стояла в стороне и со слезами на глазах тормошила Сашу, умоляя его образумить нашего друга. Я кричала и материлась. Я была напугана до смерти. Мне было плевать, кто прав, кто виноват, лишь бы побоище прекратилось.

В тот день я узнала о себе нечто новое: мне не свойственно наслаждаться чужой болью. Жестокость Влада вызвала в моей душе протест. Но просто вмешаться я тоже не могла: в подростковой иерархии это лишь ухудшило бы ситуацию. Вот поэтому я и пристала к Саше: он мог вмешаться, не уронив при этом ничье достоинство.

Господи, о чем я тогда переживала!

— Сделай что-нибудь! Тот парень ни в чем не виноват!

— Еще бы не виноват, — ответил Саша жестко. — Она виновата…

Я обернулась, чтобы посмотреть туда, куда указывал Саша… и увидела Матильду. Она стояла невдалеке, закрывав лицо руками, и плакала. Казалось, еще мгновение — и девушка упадет замертво, таким бледным и полным ужаса было ее лицо.

— С ней будет другой разговор, — добавил Саша, рассматривая девушку.

— Какое, к чертям, виновата?! В чем?!

— Сама знаешь.

Те минуты я помню очень четко, будто они проходят передо мной в замедленной сьемке. Я рассматривала толпу, опьяненную адреналином и зрелищем. Обычные школьники пятнадцати-семнадцати лет кричали «Браво!» в особо яркие моменты боя, когда противник Влада падал на землю, чтобы потом снова подняться и попытаться дать сдачи. Влад играл. Я узнавала блуждавшую на его лице сытую улыбку. Мой жестокий друг развлекался: давал время слабому противнику прийти в себя и поверить с свои силы, а потом снова нападал.