Моя комната пластмассово-безвкусная, но без детей, поэтому я сразу засыпаю. Просыпаюсь от голода и, понимая, что в номер еду принесут ужасную и через пару часов, в старых джинсах и джемпере спускаюсь в ресторан, заполненный финансистами в вечерних костюмах. Умоляю официанта найти мне столик, он в конце концов смягчается и говорит, что спросит у «джентльмена», не возражает ли он, чтобы к нему за столик посадили еще одного посетителя. Прежде чем я успеваю его остановить, он уже на другом конце зала разговаривает с мужчиной, сидящим за двухместным столиком у окна Замечательно.

Я иду к столику с уверенностью, что в течение всего ужина буду выслушивать лекцию о пенсиях от этого делегата конференции, который такая зануда, что с ним и сидеть-то никто не захотел, но вместо этого мне навстречу встает необыкновенно интересный мужчина. Я искренне благодарю его за разрешение разделить с ним столик и ужасно сожалею о том, что на мне такая дурацкая одежда. Он говорит, что мне сначала следует попробовать суп, а потом уже так горячо благодарить его. Он говорит это с замечательным шотландским акцентом, что-то среднее между Шоном Коннери и Мелом Гибсоном в «Отважном сердце». Я улыбаюсь, изучаю меню и принимаю решение не брать суп. Финансисты теперь сильно шумят и рассказывают друг другу, что в следующие несколько дней в бухте будут проходить съемки фильма. По слухам, приедет Том Круз. Я не знаю точно, снимается ли он в рекламе каши, но держу пари, выглядел бы он потрясающе. Правда, бюджет пришлось бы немного увеличить.

Все очень увлечены этой перспективой общнуться со звездами и решают, что сразу, как только начнутся съемки, побегут в бухту и постараются познакомиться с Томом. Вот здорово! Барни так терпелив с людьми, купающимися в лучах славы. Мой сосед по столику представляется как Мак; я не понимаю, имя это его или фамилия, но уточнять не хочется. Он спрашивает меня, что я делаю в Корнуолле, и я решаю ничего не говорить ему о работе, в основном потому, что люди за соседним столиком услышат меня и навострят уши. Я отвечаю, что у меня маленький отпуск, и узнаю, в свою очередь, что он — искусствовед, приехал посмотреть некоторых местных художников.

Приносят еду, вполне приличную, хотя Маку, похоже, повезло меньше, и теперь он с любопытством рассматривает морковь, нарезанную цветочками. Я не заказывала первое и сразу перешла к стейку, чипсам и салату. Мы еще поддерживаем разговор, в зале становится совсем шумно. Маку это не нравится, и он предлагает выпить кофе в баре. У него божественный акцент, и я в воображении уже вижу его одетым в килт, потом себя, одетой в килт, потом опять его, но уже без одежды… Мне нужно взять себя в руки, чтобы не выставиться полной дурой. Нам приносят счета, и официант улыбается мне противной улыбочкой и даже вроде как подмигивает, когда мы выходим из зала. Оказывается, что бар тоже заполнен финансистами, а один из них пытается оживить общую атмосферу, танцуя на столе.

Мак спрашивает, не выпить ли нам кофе в его номере, никаких намеков, так приятно продолжить разговор. Я охотно соглашаюсь, потом понимаю, что нужно было вести себя более сдержанно. Втайне я надеюсь, что намеки последуют, но до этого мне нужно как-нибудь добраться до своей комнаты и сменить свое ужасное старое нижнее белье. Когда Мак встает, он выглядит еще импозантнее. Он очень высокий, пахнет изумительно, и это заставляет меня вспомнить, что сама-то я не пользовалась духами. У него также поразительные голубые глаза и темные вьющиеся волосы замечательной длины. Никакого намека на хвостик, или серьги, или какие-либо другие аксессуары, присущие искусствоведам, — хотя, честно сказать, у меня и нет таких знакомых, поэтому отсутствие хвостика может быть вполне естественным. Мы поднимаемся к нему в номер после некоторого неловкого молчания в лифте, и я оказываюсь в номере люкс, с тремя диванами и огромным светло-голубым ковром. Кровати не видно, но есть еще две двери, ведущие из главной комнаты, а также балкон, выходящий на море. Мак объясняет, что у него прибыльный бизнес, поэтому он решил поселиться в приличном номере. Совершенно с этим согласна, вот только уговорить бы Барни следовать этой логике.

Мак заказывает кофе и пускается в долгое обсуждение с горничной, чтобы к кофе подали petit fours[11], нет, не шоколад, нет, не печенье. Боже мой, неужели никто не знает, что такое petit fours! Да, кусочки марципана и маленькое печенье. Спасибо. Потом он говорит, что, может быть, я хотела какой-нибудь десерт, ведь мы так неожиданно быстро ушли из ресторана? Я думаю, это прекрасная идея, я рада его объяснению, а то уже начала опасаться, что у него пунктик насчет марципанов.

Мы долго сидим и разговариваем, приносят кофе с маленьким печеньем, которое может сойти за petit fours, в баре обнаруживаем бренди, приятно холодное на вкус. Мак рассказывает, что развелся в прошлом году, у него двое детей, Дейзи и Альфи. Он показывает мне фотографии, они очень милые. Альфи очень похож на него, только маленький, со смешными волосами, в костюме Бэтмена.

В середине общего разговора он неожиданно выпаливает: «Знаешь, мне очень жаль. Мне это очень важно, я очень хочу поцеловать тебя, ну очень сильно хочу. Можно? Я не хочу показаться наглым, получить синяк или что-нибудь такое. Можно?» Он смотрит на меня особенным умоляющим взглядом, которому, он сам знает, невозможно сопротивляться. Это заставляет меня рассмеяться, и я смеюсь так сильно, что он даже обижается, пока мне наконец не удается сказать, что это будет очень здорово. Он говорит, что подождет, когда я перестану смеяться, пожалуйста. Я прекращаю в ту же секунду.

Удивительно просто, как быстро и легко ты сливаешься с партнером в поцелуе, мне бы хотелось остаться на диване на всю ночь, но Мак явно хочет перейти в спальню, и там скорость увеличивается. Мое ужасное третьеразрядное нижнее белье не представляет собой препятствие, хотя Мак и смотрит на мой старый серый лифчик с некоторым удивлением. Я объясняю, что у меня есть красивые шелковые, но не думала, что придется сегодня демонстрировать их, и в основном ношу удобные. Попробуй походить, когда грудь притянута к подбородку, а щель между поднятыми грудями очень даже ничего, но там собираются крошки от печенья, если потерять бдительность во время еды. Маку очень нравится идея о щели между приподнятыми грудями, и он требует демонстрации. Потом он произносит кучу неприличных слов со своим красивым акцентом. Я засыпаю совершенно изможденная а, просыпаясь в пять, не могу понять, где я. Собираюсь незаметно выскользнуть из комнаты, но Мак просыпается и требует сказать, куда я иду. Я говорю, что хочу вернуться в свою комнату, чтобы поспать спокойно, он неохотно соглашается, но потом мы долго прощаемся, и я выхожу от него только в половине седьмого.

Чувствуя себя очень довольной и красивой, я валюсь в постель у себя в номере, поспать часок, прежде чем решить, где взять силы для работы сегодня. Оказывается, не могу заснуть: сцены прошедшей ночи сразу встают перед глазами, как только я их закрываю. Все это очень выбивает из колеи. Заказываю завтрак и принимаю душ. Чуть не утонула в душе, такое чувство, что разбил частичный паралич; ноги как ватные, спина болит убийственно. Мне как будто девяносто пять лет, волосы сзади спутались так, что придется ножницами отрезать. На плече растет огромный синяк, это я упала в какой-то момент ночью с кровати и попала на туфли.

Приносят огромное количество кофе и тосты, я начинаю чувствовать себя как нормальный человек, а не как пострадавший от землетрясения. Собираюсь позвонить Лейле, чтобы она провела сеанс психотерапии, но в эту минуту звонит мой мобильник. Это Барни, в отвратительном настроении, просит меня поскорее добраться до бухты и посмотреть, там ли еще лодка. У меня уже длинный список неотложных дел. Не знаю, что делать с Маком, но тут звонит местный телефон, это он, благодарит за чудесную ночь. Он нашел мою сережку в своем ботинке, может быть, я заберу ее, а то ему она не подходит? Интересно, как он узнал мой номер, но я рада, что ему это удалось, хоть это и некрасиво со стороны администрации отеля. Я отвечаю, что тоже очень рада, мы флиртуем бесконечно долго и договариваемся встретиться вечером в баре. Мак говорит, что собирается посмотреть картины в Сейнт-Ивсе, вернется к девяти. Остается надеяться, что я тоже вернусь к этому времени в отель, а не застряну в бухте, ограждая группу от перевозбужденных делегатов конференции.

Я еще не знаю, как мне быть: вся группа будет болтаться ночью, и мне придется за ними приглядывать, но решаю, что подумаю об этом позже. Может быть, просто все объясню Маку и придумаю какую-нибудь отговорку за вчерашнюю неправду. Делаю короткий звонок домой; Чарли заявляет, что бабуля совершенно глупая, заставила его съесть хлопья с молоком, и его может вырвать в любую минуту. Бабушка выхватывает трубку и говорит, что он сам попросил, более того, он наотрез отказался есть что-либо другое. Я говорю, что он часто так делает, и мы обе соглашаемся, что это отвратительно. Она предлагает мне всегда покупать одни и те же хлопья, чтобы не было проблемы выбора. Это мне напомнило, что я до сих пор ненавижу «Витабикс»[12], так что нет однозначного ответа. Я несусь в бухту и пытаюсь уговорить лодочника простоять там весь день, а сама потихоньку проверяю, сколько у него спасательных жакетов.

Барни и съемочная группа прибывают сразу после обеда и устраивают традиционную свалку из оборудования, перекрикиваются, но понемногу нам удается обсудить планы на завтра. Барни хочет начать совсем-совсем рано, чтобы застать ранний утренний свет, который, по его мнению, просто волшебный. Группу это не очень вдохновляет. Владелец лодки вообще не воодушевлен такой перспективой и постоянно переспрашивает меня, действительно ли Барни сказал, что он должен быть на месте в четыре часа утра. Очень печально, но это действительно так. Как раз в тот момент, когда мы собираемся закончить на сегодня, огромный черный «Мерседес» въезжает в бухту и направляется к нам. Я собираюсь послать кого-нибудь, чтобы отправить его назад, но тут нас осеняет, что это, должно быть, из агентства, просто приехали заранее. Как всегда. Машина останавливается, и из нее выходит Люси, режиссер агентства. Ее сопровождает странный с виду человек, наверняка заказчик. Похоже, что Барни сейчас хватит апоплексический удар, заказчик нервничает, но настроен решительно.

Мы знали, что Люси должна приехать, но никто ни слова не сказал о заказчике. Барни терпеть не может, когда приезжают заказчики, потому что они задают кучу глупых вопросов и требуют к себе исключительного внимания. А еще они частенько привозят с собой «идеи», которые просто говняные, и настаивают на их немедленном воплощении, лучше всего — использовании в каждом кадре. У Барни устойчивая скандальная репутация по умению посылать их куда подальше. Самим агентам следует отправиться туда же, если они не могут удержаться от выражения собственных идей. Был такой знаменитый случай, к счастью, до меня: во время съемок на пляже он на самом деле провел палкой на песке черту и сказал, что если кто-нибудь, будь то агент или заказчик, переступит ее, то он уйдет домой. Все подумали, что это шутка, и переступили. Он ушел домой.

Я с ужасом понимаю, что это очередная проделка Лоренса. Люси вырывается вперед и лопочет: «Знаете, мне очень жаль, что так произошло, но он настаивал, что приедет заранее, и Лоренс сказал, что предупредил вас, и все нормально, правда?» Барни уставился на меня: «Ты что, забыла сказать?» Здорово. Я уже собираюсь объяснить, что Лоренс, как всегда, мне ничего не говорил, но тут открывается задняя дверь, и выходит мужчина, который кажется удивительно знакомым.

Это Мак. Он бледнеет, не знает, что делать дальше, но потом подходит и начинает разговаривать с Барни, который его знает, и они идут смотреть лодку. Я болтаю с Люси и заказчиком, про которого чуть не забыли, и стараюсь тем временем придумать, как себя вести при этом неожиданном повороте событий. Люси говорит, что Мак — новый художественный директор агентства, который поставил нам этот заказ, и он решил приехать неожиданно, чтобы посмотреть, как Барни работает. Превосходно. Мне ужасно хочется рассказать Люси, как неожиданно развиваются события для меня лично, но удерживаюсь от этого, потому что заказчик рассказывает нам, как он хотел приехать рано, чтобы держать ситуацию под контролем и понять самому, как мы умудримся потратить все эти деньги.

Мы с Люси в течение десяти минут прилагаем нечеловеческие усилия, чтобы только объяснить ему, что держать ситуацию под контролем — не самая эффективная тактика в отношениях с Барни, потом Люси вызывает огонь на себя и уводит его поговорить с глазу на глаз, а я тем временем делаю выразительные жесты у нее за спиной, призывающие Барни быть повежливее.

Незаметно сбоку подходит Мак:

— Кому это ты машешь?

— Отвали.

— Боже мой, Энни, мне очень жаль. Поговорим сегодня вечером, хорошо?