— Я не уверен насчет всего этого. Я хочу сказать, что не так уж это и смешно.

Барни смотрит на него с полным презрением и говорит:

— Извини, Адриан, а должно было быть смешно? Никто мне не говорил, что должно быть смешно.

Все падают от смеха, а заказчик взбешен.

— Послушай, Адриан, почему бы тебе не пойти сейчас в агентство и не придумать, как сделать, чтобы было смешно? А завтра расскажешь нам. А мы бы пока продолжили снимать, идет?

Адриана быстро спроваживают в агентство, а я спрашиваю Барни, что он задумал.

— Что мы будем делать завтра, когда он придет с кучей хреновины, которую захочет, чтобы мы сняли, а бюджет пустой?

— Ничего не будем делать, абсолютно ничего. Ролик получится замечательный, я точно знаю. Раз они говорят, что не смешно, значит, мы на полпути к получению первого приза, тебе пора бы это уже знать. Я бы волновался, если бы он сказал, что ему понравилось.

— Да, но…

— И не нокай мне. Завтра мы ему скажем, что у нас нет времени, а в последний день мы вообще не будем с ним разговаривать. А потом мы все сваливаем, и, если ему не нравится, пусть выбрасывает. Так, начинаем следующую сцену, время идет!

Домой приезжаю посреди ночи, чуть живая. Только заснула — время вставать и отправляться назад в студию, но зато я повидалась с Чарли, который в какой-то момент забрался ко мне в постель и которого я все-таки успеваю обнять, прежде чем он снова засыпает. Второй день проходит нормально, за исключением эпизода со шторами, которые загораются очень хорошо, но плохо гасятся, так что вся студия чуть не сгорела, прежде чем затушили огонь. Появляется заказчик с какими-то типами из агентства, которые приготовили парочку действительно дерьмовых идеек. Барни говорит, что посмотрит, что мы можем сделать, а потом целый день не обращает на них никакого внимания.

Под конец дня я громогласно заявляю, что наши планы на сегодня выполнены и что хорошо бы завтра иметь про запас немного времени, а потом загоняю Барни в угол и заставляю его хотя бы сделать вид, что он слушает. Он говорит, что сегодня вообще потерял все ориентиры, после всех этих разговоров с заказчиками, и вообще, лучше бы я заткнулась, потому что он как раз обдумывает следующую сцену. Я уезжаю во вполне приличное время, но заказчик, совершенно очевидно, взбешен, так что я предвижу завтрашний нагоняй.

О том, что день предстоит тяжелый, догадываюсь сразу, как только вижу, что Лоренс приехал рано. Завидев его, вся команда начинает ворчать, потому что знает: беды не миновать. Так и есть: заказчик требует провести встречу прежде, чем мы начнем, ведь Лоренс сказал ему, что проблем не будет. Всю встречу Барни хранит глубокое молчание, а потом говорит:

— Спасибо, Адриан, все это очень интересно, — потом встает и уходит обсудить детали с осветителем.

Заказчик выглядит очень довольным, и люди из агентства вздохнули с облегчением. Они уводят его пить кофе, а в следующее мгновение Барни возвращается и накидывается на Лоренса:

— Ах ты, сукин сын! Немедленно уезжай обратно в офис! Если мне понадобится провести новые встречи, я тебе сообщу.

Лоренс собирается что-то сказать, потом понимает, что лучше не надо, и стремительно уходит. Барни перекидывается на меня:

— Теперь ты. Чем ты, твою мать, занималась, когда он, твою мать, устраивал эти встречи с этими, твою мать, заказчиками?

Я выбираю свой специальный бодрый тон голоса, который обычно использую в кризисных ситуациях с Чарли:

— Послушай, Барни. Я прекрасно понимаю, что ты устал, но не нужно на меня кричать, иначе я пойду домой. Давай выпьем кофе и обсудим, что будем делать дальше.

Я чуть было не взяла его за руку, как сделала бы с Чарли, но вовремя остановилась. Барни смотрит на меня с презрительной усмешкой, и я прекрасно понимаю, что он собирается кричать дальше. Когда-то у нас уже был такой разговор, и я действительно ушла, правда, только до своей машины, где сидела дрожала и пыталась придумать, где же мне теперь искать работу. Но тогда Барни вышел, сел на заднее сиденье и сказал, чтобы я не думала, что больше с ним не работаю. Это у него такая манера извиняться, так что мы вернулись и закончили работу. Наконец Барни произносит:

— Не говори со мной как с трехлетним малышом. Достало все.

— Хорошо, возвращаемся к испытанным способам. Если ты еще будешь разговаривать со мной таким тоном, я тебя отшлепаю, и тебе станет стыдно. Скажешь мне, что ты собираешься делать дальше, или мне нужно сделать привал, пока ты будешь думать?

Я понимаю, что перегибаю палку, но я так устала, что мне уже все равно, да и Барни успокоился и уже смеется. Остаток дня проходит гладко, заказчику скоро все надоело, и он уходит рано. Он так глуп, что возомнил, будто бы Барни «принял к сведению» некоторые его идеи, в то время как тот полностью их игнорировал.

Мы освобождаемся довольно рано, и у меня есть реальный шанс приехать домой как раз ко времени укладывания Чарли спать, к чему я совершенно не готова, поэтому я останавливаюсь и медленно-медленно пью кофе в ближайшем «Макдоналдсе». Замечаю, что несколько женщин явно делают то же самое. Это наводит меня на мысль, что все эти женщины — работающие матери, предпочитающие переждать полчаса, только чтобы не появиться дома в разгар скандала перед укладыванием спать. Так можно задать новое направление в барах и кафе: не то чтобы «Счастливый час», а скорее «Не приезжай домой, пока их не уложили спать». Дорога пустая, пока я еду домой, мама приготовила на ужин «пастуший пирог»[21], он в духовке и еще теплый. Блаженство. Звонит Мак, он уже вернулся, поездка была утомительной, но очень интересной; можно приехать в выходные? Да, конечно. Лейла должна появиться в воскресенье, так что Мак приедет в субботу и исчезнет незадолго до Лейлы, что вполне удобно, потому что в понедельник ему ехать обратно в Штаты. Долго разговариваем с мамой о проведении Рождества, обсуждение бурное, но нам удается договориться, что все приедут ко мне. Так и не поняла, как это случилось, потому что втайне я надеялась, что мы все двинемся к маме.

На следующее утро просыпаюсь и вижу, что Чарли приготовил мне завтрак в постель. Пять диетических печеньиц, намазанных медом, которым намазана также и вся кухня, и пакетик чая, залитый холодной водой. Да-а-а. Спускаюсь на кухню, прилипаю к полу. Стараюсь быть благодарной, но не получается. Чарли дуется:

— Ты знаешь, мама, мед очень трудно намазывать. Почти все печенье раскрошилось на кусочки, пока я понял, как надо.

В мусорном ведре и вправду полно сломанного печенья и, кажется, целая банка меда. Мягко пытаюсь сказать, что, может, в следующий раз стоит попробовать обычное сдобное печенье, но Чарли говорит, что я просто ужасная, и он никогда больше не будет готовить мне завтрак. Чувствуя вину, заставляю себя съесть печенье; вкус отвратительный. Чарли заметно повеселел и отправляется смотреть мультфильмы. Я так долго пытаюсь смыть мед со всех возможных поверхностей, что мы выкатываем в школу позже, чем нужно.

Мы приезжаем, когда уже звенит звонок, и я тут же попадаю в клещи членов родительского комитета, которые организуют аукцион. Машу Чарли рукой на прощание с застывшей улыбкой на лице, а затем в течение десяти минут пытаюсь объяснить, почему я не могу устроить что-нибудь такое, что ощутимо пополнит школьный бюджет. Разве я не работаю в киноиндустрии? Разве я не могу устроить экскурсию на киностудию, чтобы можно было посмотреть, как снимают фильм? Это очень понравится. Я говорю, что на самом деле это очень утомительно, и режиссеры не любят, когда посторонние на площадке. Представляю себе лицо Барни, когда сообщаю ему, что я выставила его на школьный аукцион. В конце концов я обещаю подумать, хотя уже сейчас знаю, что ничего не получится, но им я пока ничего не говорю.


Воскресенье. Чарли приглашен на день рождения. Маленький мальчик, зовут Джастин, с довольно нервными родителями, которые по какой-то непонятной причине пошли по традиционному пути и пригласили пятнадцать детей к себе домой на чай и игры. Твою мать! Когда я привожу Чарли и собираюсь уезжать, мне так и хочется предложить им принять успокоительное. Я забираю его в пять в состоянии, близком к истерике после принятия избыточного количества сахара и игры «Музыкальные стулья». Так случилось, что папа Джастина что-то напутал с музыкой, и Джастин с самого начала остался без места, поэтому всю остальную игру он только и делал, что сгонял других со всех стульев, и его в конце концов отправили с позором наверх.

— Бедный Джастин!

— Так ему и надо. Он толкнул Джеймса по-настоящему сильно. Джеймс мог сломать себе ногу. Ему даже пришлось поначалу прыгать, и я помог ему добраться до стула. Я хорошо сделал, правда, мама?

— Правда, дорогой, молодец.

— Я знаю, как быть вежливым. Мы тренировались вчера в школе. Мисс Пайк говорит: «Добрые ноги и добрые руки». Мы с Джеймсом думаем, что это скукотища страшная. А потом мисс Пайк сказала, что мы плохо себя ведем, и заставила нас убирать домашний уголок. Неправильно она сделала, правда, мама? Ты бы ей сказала.

Я считаю, что лучше это проигнорировать и сменить тему.

— А потом бедняжке Джастину разрешили вернуться к ребятам и играть дальше?

— Да. Мы играли в «Передай пакет», Джастин выиграл и получил приз.

Еще бы. Папе, скорее всего, сделали внушение, чтобы он уж постарался не перепутать музыку на этот раз и не рисковал провести остаток вечера на втором этаже дома с бьющимся в истерике именинником.

— А чай тебе понравился?

— Да. Вполне. Были такие маленькие сардельки. Но желе было ужасным. Зеленого цвета.

Он ненадолго замолкает, видимо, вкус был отвратительный.

— Джастин уронил свое желе на ковер.

Нужно запомнить и никогда не приглашать Джастина на чай.

Когда приезжает Мак, Чарли уже в постели. Мы поднимаемся наверх пожелать ему спокойной ночи и оказываемся втянутыми в марафон «Говори не останавливаясь», обсуждая, что такое электричество и как работает телефон. Впрочем, Мак и сам не знает точно, он обещает узнать получше и объяснить завтра, так что Чарли все-таки укладывается спать. Мы идем готовить ужин.

— Как поездка?

— На самом деле хорошо. У меня есть новости.

— Какие?

Смотрю на него и понимаю, что он нервничает. Мысленно перебираю возможные сценарии с участием супермоделей, и уже представляю себе четырехстраничную статью с фотографиями Мака и его новой жены в «Хелло!», когда он говорит:

— Мы купили американское агентство, отличная сделка. Я действительно не мог рассказать тебе об этом раньше, потому что не был уверен, что решим все проблемы. Теперь все определилось, и меня хотят назначить директором. Работа трудная, но интересная. Но, понимаешь, для этого я должен жить в Нью-Йорке. Я имею в виду, что мне придется много ездить, многие офисы здесь, но основная работа в Штатах. Я хочу спросить: ты поедешь со мной? То есть ты и Чарли, конечно. Поедем со мной в Нью-Йорк, там будет большая квартира, и все такое!

— Боже мой, Мак, все это как-то так неожиданно.

— Да, все решилось быстрее, чем я сам предполагал. Ну, что ты думаешь? Хочешь пожить немного в Нью-Йорке?

— Мак, ты шутишь! Не могу же я все бросить и уехать в Нью-Йорк. А как Чарли, его школа? Он не готов сейчас к серьезным переменам. А как Дейзи и Альфи?

— Я понимаю, время неподходящее, но ведь так всегда и бывает. Я разговаривал с Лорой, я думаю, что буду видеть детей даже чаще, чем сейчас. Они будут приезжать на каникулы, и я могу звонить каждый день. Еще много вопросов. Не торопись, подумай.

— Хорошо.

Наступает молчание, мы оба смотрим на кухонный пол, который, ко всему прочему, явно грязноватый.

— Мак, я не представляю, что могу вот так переехать на другой конец света и заставить Чарли пройти через такое потрясение. Это просто несправедливо, и мы совершенно не готовы.

— Что ты имеешь в виду под «не готовы»? Я думаю, что готовы. Я хочу сказать, я готов. Послушай, если это важно, мы можем пожениться, если хочешь.

— Мак, перестань, это смешно. Люди не женятся только потому, что один из них получает новую работу. И вообще, я не хочу замуж. Я имею в виду, если бы я выходила замуж, то за тебя, но мы знакомы всего несколько месяцев. Мне нравится моя жизнь здесь. Чарли любит свою школу. Серьезно, ты же не думаешь, что я все брошу только потому, что твое гребаное агентство вдруг расширилось до международных масштабов и тебе хочется поехать и поиграть с большими мальчиками в Нью-Йорке. Смешно!

— Я люблю тебя. Я это еще не говорил?

Опять долгое молчание, опять смотрим в пол. Мне хочется взять метлу, но я понимаю, что это классический пример смещенной активности, и вообще она сломана после того, как Чарли использовал ее в качестве меча, и щетка отлетела. У меня такое чувство, что я совершенно неожиданно и совершенно необъяснимым образом оказалась на самой верхушке огромной волны. Я спокойно готовила ужин, а в следующее мгновение должна принять решение, от которого зависит вся моя дальнейшая жизнь.