Лейла — крестная Чарли, мы дружим с ней уже много лет — с тех пор, когда мы вместе работали в крупном рекламном агентстве, которое, к счастью, перестало функционировать, потому что было совершенно идиотским. Она очень серьезно относится к своим обязанностям крестной мамы и была страшно возмущена, когда я отказалась от обычной процедуры крещения. Она хотела публично «отречься от дьявола»; скорее всего, она видела это в кино, и даже уже купила новую шляпу. Она пришла в больницу, когда родился Чарли, с замечательной ложкой от «Тиффани»[7] с выгравированной надписью «Для Чарли». Видимо, в магазине выразили обеспокоенность, и ей пришлось объяснить, что ложка предназначалась для двухдневного младенца, а не для запрещенного вещества. Лейла работает главным менеджером огромного рекламного агентства, получает кучу денег и прекрасно умеет их тратить. Но ей приходится очень много вкалывать, она все время грозится бросить все, свалить и начать новую жизнь. Ее последняя идея — взять в аренду надел земли на отдаленном шотландском острове. План — купить несколько овец, прялку и вязать замечательные свитера. Она уже начала вязать шарф, но он почему-то все отчетливее приобретает треугольную форму.

Я желаю ей успеха в предстоящем деле, а она говорит, что если в бассейне станет совсем плохо, то мне можно будет пойти в сауну, или на массаж, или еще куда-нибудь. Я думаю, что она плохо представляет себе разнообразие услуг, предоставляемых местным бассейном. Скорее всего, она ориентируется на свой спортивный зал, в котором чего только нет: и ресторан, и фруктовый бар, и удобные кожаные кресла в приемной. В приемной нашего бассейна — потресканный линолеум и одна металлическая скамейка.

Чарли отказывается надевать школьную форму и хочет идти в школу в пижаме, но мне вовремя приходит блестящая идея: я предлагаю ему взять на обед суп во фляжке. Он очень увлечен этой неожиданной новостью, перебирает неимоверное количество вариантов супов, выбирая, какой взять с собой. Мы добираемся до школы, я возвращаюсь домой в рекордно короткое время. Начинаю копать клумбу, из которой планирую сделать маленький огородик, где Чарли сможет выращивать морковку. Через пять минут я понимаю, что земля еще промерзшая, поэтому я оставляю лопату, вожусь некоторое время с травами и болтаю с Баз и Вуди. Они такие милые, что мне очень хочется выпустить их побегать на воле, но я понимаю, что это будет большой ошибкой: в выходные у меня ушел почти час, чтобы загнать их обратно в клетку, и теперь мне не хочется рисковать пропустить плавание из-за того, что я гонялась по саду за кроликами.

Я появляюсь в школе, готовая ехать на занятия по плаванию, а там еще не закончился обед. Работница столовой собирается уходить, и я говорю ей, что еду сегодня с детьми в бассейн. Она отвечает мне, что они скоро закончат, но мне все это не очень нравится. Я предусмотрительно надела купальник под джинсы, чтобы сэкономить время и избежать неловкости в раздевалке: я четко представляла себе, как четырнадцать маленьких девочек удивленно и пристально рассматривают мою огромную попу. Из-за купальника я не могу стоять прямо, потому что лямки впиваются и нарушают кровообращение в руках. Мне приходится ходить, слегка согнувшись, Чарли думает, что я это делаю специально, чтобы насмешить его одноклассников. Миссис Оливер опять болеет, так что с нами едет мисс Пайк. Она выглядит довольной. Мы рассаживаемся в автобусе после небольшой задержки, потому что сегодняшний водитель, которому лет под девяносто, не может сразу вспомнить, как открыть двери. Мне остается только надеяться, что он еще помнит, как доехать до бассейна. Мисс Пайк садится рядом со мной, в руках у нее пластиковый пакет. Он выглядит как-то угрожающе. В подтверждение моих страхов мисс Пайк говорит, что обычно по дороге кого-нибудь тошнит, так что лучше подготовиться заранее. Замечательно.

Мы наконец-то приезжаем в бассейн, дважды проехав кружным путем. Водитель, похоже, очень устал; он говорит, что подождет нас в автобусе и немного поспит. Дети толпой вываливают из автобуса и берут штурмом раздевалки. Появляется инструктор по плаванию, очень сурового вида, стрижка ежиком, свистит в свой свисток и по-армейски марширует. Дети игнорируют все его просьбы построиться в ряд, пока мисс Пайк не хлопает в ладоши и сама не просит их построиться, что дети выполняют незамедлительно. Инструктор явно недоволен. Я иду в дальний конец бассейна и нахожу там двух других инструкторов, которые прячутся. Детей разделяют на «утопающих», «медленно утопающих» и «почти плавающих». Чарли относится к «почти плавающим», и мисс Пайк посылает меня в группу «утопающих»: горький опыт подсказывает ей, что нельзя объединять родителей и детей в одной группе. Мне нравится в группе «утопающих», потому что они идут в детский бассейн, который пятнадцать сантиметров в глубину, и вода теплая. Отец Тома, друга Чарли, который сегодня тоже дежурит, приставлен к группе «почти плавающих», и ему придется идти в главный бассейн с гораздо более холодной водой и все время оттаскивать детей от ныряльной вышки.

В сопровождении постоянных свистков и собственных судорожных хватаний за полистироловые поплавки дети учатся, как правильно держать голову под водой и при этом не вдыхать. Все это проходит замечательно в группе Чарли, где все ребята вполне охотно ныряют. Но одна девочка в моей группе ни за что не хочет этого делать, и у нее начинается истерика. Я никак не могу решить, нужно ли мне вмешаться и не стоит ли ударить инструктора, который смотрит на нее совершенно беспомощно, но тут подходит мисс Пайк и говорит: «Ничего страшного, Сесилия, если ты не хочешь это делать, просто скажи вежливо: нет, спасибо».

Сесилия прекращает вопить и приободряется. Жаль, что мне самой это не пришло в голову: бедняжка была напугана до смерти, а я не сумела помочь. Затем она буквально поражает нас всех, когда говорит, что хочет попробовать, если мисс Пайк будет держать ее за руку. Мисс Пайк садится на колени на краю бассейна и берет девочку за руку, рискуя в любой момент просто грохнуться в воду. Сесилия наклоняет голову очень близко к воде, и раздается гром аплодисментов. Меня это трогает до слез, и я понимаю, что, хотя в основном детские групповые мероприятия проходят в духе Повелителя мух, иногда они бывают по-настоящему добрыми.

Это впечатление, тем не менее, ослабевает по мере того, как урок подходит к концу и мы пытаемся одеть тридцать дрожащих мокрых детей. Огромное количество времени уходит на то, чтобы воссоединить наших подопечных с их собственными носками, и я уверена, что некоторые дети в конце концов оказываются одетыми не в ту одежду, в которой пришли. Похоже, что девочкам это все-таки удается лучше, и только Сесилия не может надеть туфли и снова начинает плакать. Я помогаю ей, и она одаривает меня взглядом безграничной преданности и шепчет мне в ухо, что у нее есть конфеты в сумке и она даст мне одну, если я сяду рядом с ней в автобусе по дороге домой. Я не уверена, что могу одобрительно отреагировать на конфеты, но все равно говорю ей спасибо и обещаю сесть рядом с ней, тем более что Чарли четко дал мне понять, что лучше умрет, чем разрешит мне сидеть где-нибудь поблизости от него. Несмотря на то что он не замечал меня весь день, теперь он решает, что я могу оказаться полезной и завязать ему шнурки.

— Видела, как я плаваю, мама?

— Да, дорогой, ты просто молодец.

— Мы купим шоколадку в автомате, как в прошлый раз?

— В прошлый раз мы были одни, Чарли, а сегодня мы с целым классом, мы же не можем купить шоколад всем.

— У Сесилии конфеты в сумке, она всегда ест конфеты, а потом ее тошнит.

Ну, замечательно просто. Я быстренько договариваюсь поменяться местами и обещаю Сесилии сесть с ней в следующий раз, потому что сегодня мне нужно сесть с Чарли, чтобы он не шалил. К счастью, все это звучит вполне разумно, и она соглашается без возражений.

Водитель автобуса заснул, и нам приходится барабанить в двери, пытаясь его разбудить. Мисс Пайк спрашивает, умею ли я выводить людей из обморока. Я не умею, она тоже. Мы стучим немного тише, я достаю свой мобильник, чтобы быть готовой набрать 999, если он начнет синеть. Слава богу, он просыпается, и, после того как находит очки и вспоминает, как открыть двери, мы все забираемся в автобус. Мне немного стыдно оттого, что рядом с Сесилией садится папа Тома, но это единственное свободное место. Некоторое время я обдумываю, стоит ли его предупредить, но в конце концов решаю, что не нужно; скорее всего, обычно больными детьми занимается его жена, так что немного опыта ему не повредит.

Дорога в школу длится вечность, дети совсем расшалились. Мисс Пайк вынуждена дважды вставать с места и хлопать в ладоши. Папа Тома приобретает обильный опыт по использованию пакетов для тех, кого укачивает. Наконец мы въезжаем в школьный двор, заполненный взволнованными родителями. Кейт говорит: «Ну и вид у тебя», мы рассаживаем детей по машинам и едем домой. Занятие в бассейне совершенно обессилило Чарли, так что мы проводим замечательный спокойный вечер перед телевизором, и даже домашнее чтение он выполняет без пререканий. Укладывание в постель тоже проходит довольно мирно, и только в последнюю минуту он совершает отчаянный рывок к свободе. Оказывается, ему просто жизненно необходимо проверить, не спрятался ли оборотень под кроватью в свободной спальне.

К несчастью, под кроватью он находит давно пропавшую деталь от «Лего», и это меняет все, потому что теперь он может закончить установку опускаемой решетки в замке. Напряженные переговоры заканчиваются конфискацией коварного элемента; если я это не сделаю, он просидит до полуночи.

— Я ненавижу тебя, мама.

— А я — нет. Уже поздно, а завтра в школу. Давай так: мы встанем пораньше, достроим замок перед школой, а на завтрак я приготовлю бекон с хрустящей корочкой?

Последующее молчание означает, что Чарли оценивает преимущества сделанного предложения по сравнению с собственным вариантом продолжать настаивать на своем, рассчитывая, что я сдамся. Я делаю особенно строгое лицо в надежде, что это решит его колебания в мою пользу. Решает.

Я просыпаюсь поздно, и Чарли тоже, он всю ночь проспал в своей постели. Я готовлю бекон в гриле, как всегда, подача дыма превышает норму, и мне приходится отдирать бекон от решетки деревянной ложкой. Скрежет такой невыносимый, что от этого у меня поднимается давление и вскоре начинается страшная головная боль. Бекон объявляется достаточно хрустящим, и с замком «Лего» все в порядке, хотя несколько раз раздаются восклицания «Пидер!» и «Твою мать!». Я делаю вид, что не слышу, потому что обе фразы он позаимствовал у меня, когда мы в последний раз собирали «Лего» вместе; мы отправляемся в школу вовремя, и только в последний момент меня охватывает паника, когда я вспоминаю, что совершенно забыла дать ему с собой поесть. Я наспех делаю бутерброды с сыром, стараясь не думать о тех образцовых мамочках, которые дают детям с собой свежеприготовленную пасту и молодой зеленый салат. В бардачке Чарли обнаруживает пачку жвачки и совершенно счастлив.

— Почему это называется бардачком?

— Я не знаю, просто так называется.

— Очень глупо, его должны называть отделением для жвачки.

— Хорошо, в любом случае тебе нужно ее дожевать до того, как мы приедем. Ты же знаешь, что в школе это запрещено.

— Почему?

— Чарли, перестань задавать глупые вопросы.

— Это не глупый вопрос. Мама, ты грубишь. Ой, смотри, вон Джеймс! Останови!

— Я не могу остановить машину посередине дороги, Чарли.

— Почему же?

Мне удается припарковаться, и я напоминаю ему, что нужно выплюнуть жвачку; у меня даже есть чудесным образом найденная в кармане куртки салфетка. Но у него есть идея получше: выплюнуть ее на крышу проезжающей мимо машины. Он так возбужден обсуждением преимущества своего плана, что проглатывает жвачку, чуть не подавившись и очень рассердившись.

— Ты специально это сделала, мама.

— Я вообще ничего не делала, Чарли, ты сам. Ну все, успокойся. Смотри, Джеймс ждет тебя. — На этом он демонстративно выходит и проводит с Джеймсом брифинг о моем ужасном поведении.

Еду домой и звоню Эдне, чтобы договориться с ней, что она придет и посидит с Чарли завтра, пока я на работе. Эдна живет в деревне одна, после того, как умер ее муж, хотя ее взрослый сын часто заходит к ней — обычно попросить денег. Она не любит свою невестку, которую называет «эта женщина». Не без основания, в общем-то: женщина действительно ведет себя как дура. Эдна добрая и мягкая и просто обожает Чарли. И деньги ей нужны, потому что приходится «подкидывать» сыну. Она любит наводить чистоту, особенно отбеливать и полировать, и может навести блеск на любую поверхность. Так что мне придется подсуетиться, чтобы ничего не выглядело слишком запущенным к ее приходу.

Мы договариваемся, что она придет завтра в семь, как обычно. Она говорит, что все равно рано встает, любит начинать день с раннего утра. Мне остается надеяться, что когда-нибудь буду думать так же. Она предлагает погладить белье, и это просто замечательно. Я мою полы на кухне, а потом забываю об этом и, возвращаясь из сада, иду по мокрому полу: остаются грязные следы. Отлично. Пока я перемываю, снова звонит Эдна и спрашивает, нужно ли что-нибудь купить: она как раз идет за покупками. И вот уже не в первый раз я говорю ей, что англиканская церковь должна официально признать ее святой Эдной, покровительницей всех работающих матерей. Она очень довольна.