Когда она встала, Корбетт ласково пожелал ей спокойной ночи, поцеловал обе ее руки, а когда она попробовала освободиться, сильнее сжал ее пальцы.

— Разбудить тебя, когда я приду в спальню?

Лиллиана отвела глаза, чтобы не встретиться с его горящим взглядом, и почувствовала, что краснеет.

— Да.

— Это может быть очень поздно. Ты не слишком устала?

Тогда Лиллиана все-таки взглянула в его серьезное лицо.

— Я никогда не бываю слишком усталой, если могу услужить вам, милорд.

Снова наступило недолгое молчание.

— В последнее время ты очень утомилась.

Значит, он заметил. Лиллиана решилась. Вот тогда она и скажет ему об их ребенке. Сегодня ночью, после того как они насладятся друг другом, она ему признается. И тогда она будет знать, кто она для него.

— Я буду ждать тебя, — пообещала она.

Оказавшись у себя в спальне, Лиллиана начала рассаживать по комнате, не находя себе места. Она волновалась, как новобрачная. Наверняка это грешно — так желать своего мужа. Хотя, с другой стороны, она не знала ни одного церковного установления, которое прямо запрещало бы ей такое глубоко укоренившееся влечение к Корбетту.

Он, конечно, придет не скоро. Она знала, что многие мужчины с удовольствием засиживаются за игрой чуть ли не до рассвета. При мысли о такой возможности Лиллиана нахмурилась и обхватила себя руками за талию. Ее драгоценный секрет находился где-то глубоко внутри нее. Корбетт об этом не знал.

Но он не мог не знать о ее любви к нему. Даже если он не слышал ее слов любви, которые она шептала так тихо, он, по меньшей мере, должен был догадываться о ее чувствах. В отличие от него, ей никогда не удавалось скрывать движения своей души — они были у нее как на ладони.

Он никогда по-настоящему не искал ее любви. Однако иногда случалось, что он смотрел на нее таким необычным взглядом… или говорил что-нибудь неожиданное. Она не знала, на что решиться. Может быть, пора точно сказать ему, что она чувствует.

По спине у нее пробежал холодок, когда она подумала, к чему это может привести. Может быть, она добьется всего, на что надеется… но возможно и другое: все ее мечты будут разбиты вдребезги.

Лиллиана вновь начала мерить шагами комнату. Потом вдруг остановилась. Может быть, ей лучше провести час-другой с Элизой. Ферга все еще заходила по ночам в детскую, чтобы покормить малышку, но сегодня она сама это сделает. Обрадованная возможностью отвлечься, Лиллиана снова надела тунику поверх рубашки. Когда она вспомнила, что волосы у нее распущены по плечам, как у какой-нибудь шлюхи, она надела короткую накидку с капюшоном и быстро упрятала волосы под шерстяную повязку.

Потом она спокойно спустилась по лестнице и через галерею прошла в пристройку, где помещалась детская.

Сцена, которая предстала ее глазам, была отнюдь не умиротворяющей.

— Ферга! Ферга!

Лиллиана кинулась к связанной женщине, лежащей на застеленном коврами полу.

— Ее нет, миледи! Он забрал ее! — Крик вырвался у служанки вместе с рыданием, как только Лиллиана вытащила у нее изо рта кляп — кусок какой-то ткани.

— Элизу?!! Кто-то ее забрал? Но кто? Кто?

— Сэр Уильям! Он сказал, что она его дочь и никакой дьявол из компании короля Эдуарда ему не помеха!

— О, Господь всеблагой, — шептала Лиллиана, помогая перепуганной женщине подняться на ноги. — Он, должно быть, совсем спятил, если потащил такую крошку ночью на мороз! Скорей, Ферга. Мы должны сейчас же пойти к Корбетту. Он может…

— Нет, миледи, подождите! Сначала прочтите вот это. — Ферга схватила ее за руку и показала на клочок пергамента. — Сэр Уильям очень настойчиво требовал, чтобы я вам это отдала, когда никого больше тут не будет.

Лиллиана читала записку Уильяма, не в силах унять дрожь в руках.


«Она моя дочь. Она была отдана тебе, чтобы ты ее воспитала. Мы еще можем заняться этим вместе. Жду тебя у развилки на Бергрэмское аббатство, милая Лиллиана. Мы слишком долго отказывались от своего счастья. Но теперь мы должны действовать. Приезжай ко мне сейчас же. Никому не говори, куда направляешься. Не бойся бросить все, потому что я намерен освободить тебя и Оррик от твоего жестокого мужа раз и навсегда. Уильям.»


Лиллиана долго еще не отрывала глаз от пергамента уже после того как перечла послание. Он намерен избавить ее от Корбетта? Боже мой. Боже мой! Он, как видно, действительно безумен! Неужели он в самом деле думает, что она так легкомысленно относится к своим брачным обетам? Даже если бы она была замужем за человеком, который внушал ей отвращение, она не предала бы его с такой легкостью. Но Корбетта она любила всем сердцем, всей душой, каждой частичкой своего существа. Она никогда не покинет его! И не позволит Уильяму причинить Корбетту зло — никоим образом! Лиллиана взглянула на Фергу.

— Как он выглядел? Может, он был вне себя, или словно в горячке?

— Нет, нет, он был очень даже спокойный и вежливый. Он даже извинился за то, что связал меня. Но вы же знаете, он никогда не был грубым.

Лиллиана не ответила. Да, грубостью Уильям не отличался. Но его угроза заставляла задуматься. Она скомкала пергамент и бросила его в огонь, не зная, на кого она сейчас злится больше: на Уильяма или на самое себя. Она ведь так ни разу и не объяснила Уильяму, как глубоко она привязалась к Корбетту. До чего же глупо было с ее стороны допустить, чтобы Уильям до сих пор питал к ней чувства, которым давно уже следовало бы угаснуть! Он имел полное право распоряжаться судьбой своей дочери, и Лиллиана это понимала. Но как же он посмел забрать Элизу таким образом и тем самым подвергнуть ее жизнь опасности? Да еще и эти угрозы насчет Корбетта!

В крайнем возбуждении она пыталась сообразить, что же ей делать. Но, принимая во внимание ненависть Уильяма к Корбетту, хрупкое здоровье Элизы и зловещий намек Уильяма, Лиллиана могла прийти только к одному решению. Как там ни рассуждай, а ответ получится один и тот же. Она должна последовать указаниям Уильяма, встретиться с ним и там уже попытаться объяснить ему, как бессмысленна его затея. Если ей удастся задобрить его, он, может быть, сможет отказаться от своих глупых злобных замыслов. И, может быть, он даже согласится оставить Элизу в Оррике до весны. Она пообещает Уильяму, что отправят девочку в Дирн. Она обязательно вернет малышку Уильяму, как бы ни была сама к ней привязана.

Набравшись решимости, Лиллиана обернулась к Ферге:

— Ложись, отдохни, Ферга, тебе нужно успокоиться. Уильямом и Элизой займусь я.

— Может быть, позвать милорда?

— Нет! — закричала Лиллиана.

Ферга отпрянула, услышав этот отчаянный выкрик. С большим трудом Лиллиана заставила себя заговорить более спокойно.

— Нет, будет лучше всего, если он вообще об этом не узнает. Да, любовь к дочери толкнула Уильяма на такой безрассудный шаг. Но если я повстречаюсь с ним, как он просил, я смогу развеять его опасения и добьюсь, что он вернет Элизу. Ты же понимаешь, у моего мужа такой характер, что Уильяму лучше не попадаться ему под горячую руку.

Именно последнее соображение оказалось для Ферги достаточно убедительным. Кроме того, Лиллиана пообещала ей, что возьмет с собой двух стражников. Но, дав это обещание, она не собиралась его выполнять. Не тратя времени на обдумывание возможных последствий, она поспешила в конюшню, оседлала свою любимицу Эйри и, не бросив ни слова двум окоченевшим стражникам, вырвалась за ворота замка.

Глава 22

Ночь была морозной и непроглядно темной. Если бы Лиллиана не так хорошо знала дорогу, она наверняка сбилась бы с пути. Ни единый проблеск лунного света не падал на стебли поникших трав. На небе не показывалась ни одна звезда, которая могла бы выхватить из мрака оголенные сучья дубов и буков, нависающих над дорогой. Такая ночь годилась для ночных хищников — волков и сов, и для их злополучных жертв.

Лиллиана старалась не думать о том, что может помешать выполнению её плана. Эйри могла поскользнуться и упасть, хотя Лиллиана скрепя сердце заставляла кобылку плестись довольно медленно; из леса могли выскочить воры и напасть на нее… хотя было маловероятно, что в такую ночь даже грабители с большой дороги высунут нос из своих укрытий.

О том, что она может вообще не найти Уильяма, или о том, как разъярится Корбетт, узнав о ее выходке, она даже и помыслить не смела. Она должна найти Уильяма и объясниться с ним, и только. А уж потом она уладит все с Корбеттом.

Только твердая решимость добиться своего заставляла ее продолжать путь. По знакомым поворотам дороги она догадывалась, что уже близко река, потом Миддлинг-Стоун, а там и до развилки недалеко.

Лошадка бежала довольно резво, но тут откуда-то из темноты донесся жалобный звук. Лиллиана сразу придержала Эйри и прислушалась. Может быть, это всего лишь крик ночной птицы? Или кролика, схваченного острыми когтями? Лиллиана даже задержала дыхание, чтобы лучше слышать. Звук повторился — и сомнений не осталось. Это был ребенок! Ребенок, плачущий от страха, холода и голода! Она снова воспряла духом и послала Эйри вперед.

— Уильям! Уильям, пожалуйста, подожди! Это я, Лиллиана!

Когда он отозвался, у Лиллианы отлегло от сердца. Она свернула с дороги в сторону — в том направлении, откуда слышался голос Уильяма. Она не видела ничего вокруг и только едва различала очертания высокого древнего тиса.

Уильям заговорил снова:

— Остановись здесь, Лиллиана. Сойди с лошади. — Затем он помолчал. — Надеюсь, ты приехала одна?

— Ну конечно, я одна. А как Элиза? Я слышала ее плач.

Словно в подтверждение, ребенок захныкал, и Лиллиана немедленно рванулась в ту сторону. Однако Уильям преградил ей дорогу и положил руки на плечи.

— Я знал, что ты придешь, — тихо сказал он и тут же заключил ее в объятия.

— Пожалуйста, Уильям, отпусти, дай мне вздохнуть, — запротестовала Лиллиана, пытаясь вырваться из этих нежеланных рук.

Она была утомлена, и сердита, и перепугана до полусмерти. Рванувшись еще раз, она освободилась и отступила на шаг назад, но он тут же шагнул вперед, не давая ей отойти.

— Прости мою пылкость, любовь моя, — начал он. — Ведь я так долго мечтал об этом дне.

Первым побуждением Лиллианы было как следует отчитать его: как он посмел надеяться на ее соучастие в своих мерзких планах! Какой он себялюбец, если его так мало заботит жизнь Элизы!.. Но что-то остановило ее: то ли тон его голоса, то ли чувство самосохранения; с ним следовало вести себя осторожно. Лиллиане пришлось напомнить себе, что ее цель — вернуть Элизу в безопасное место. А для этого нужно было не раздражать Уильяма, а убедить его.

— Я… я знаю, что ты ждал… — борясь с собой, прошептала Лиллиана. — Но прежде всего нужно заняться твоей дочкой. Может быть, она замерзла или проголодалась. У тебя есть с собой запасные пеленки?

— Запасные пеленки? — Уильям повернул голову в ту сторону, откуда слышался плач Элизы. — Гарольд! У нас есть запасные пеленки?

Лиллиана мгновенно насторожилась: значит, Уильям здесь не один. Это могло намного усложнить ее задачу, и без того не простую.

Вперед выступил плотно сложенный мужчина с большой корзиной, из которой слышался сердитый детский плач. Не теряя времени даром, она опустилась на колени и осторожно вынула маленькую Элизу из вороха одеял. Лиллиана все проделала молча: быстро сняла промокшие простынки и запеленала малютку в сухие, а потом аккуратно укутала ее теплым шерстяным одеялом, снова уложила в корзину и прикрыла сверху еще одним одеялом — меховым.

Тем временем ум у Лиллианы лихорадочно работал: надо было придумать, как выпутаться из трудного положения. Небо уже не было затянуто сплошными тяжелыми тучами, сквозь поредевшие облака иногда пробивался слабый лунный свет, и в этом скудном свете стало видно, что за Уильямом маячат двое мужчин.

— По-моему, она уже простудилась, — солгала Лиллиана. — Она еще слишком мала, чтобы в такую холодную ночь увозить ее из дома. Если ее не положить поближе к камину, и как можно скорее, она не выживет. Младенцы — создания очень хрупкие. Нельзя таскать ее по дорогам…

— Ничего, выживет. А если и нет, не отчаивайся. Я знаю, что ты подаришь мне сына.

Чудовищная бессердечность этих слов поразила Лиллиану даже сильнее, чем оскорбительные намерения Уильяма. Элиза его вообще не интересовала. Он просто использовал ребенка как наживку, чтобы выманить Лиллиану из дома.

С огромным трудом она подавила свою ярость. Она встала и взяла корзину в руки.

— Уильям, мы должны найти для нее укрытие.

— Мы едем в Бергрэмское аббатство. Там о ней прекрасно позаботятся.

— Но, Уильям, я и представить не могу, что мать Мария-Екатерина примет нас, если узнает, что я бросила мужа.

— Тебе не придется долго беспокоиться об этом, Лиллиана. И ведь ты забываешь, что он убийца. Он погубил твоего отца и не понес за это никакой кары. Но он заплатит за все, я об этом позаботился.