Его слова, а главное, их тон привели Лиллиану в такое бешенство, что она, забыв про всякую осторожность, размахнулась и изо всей силы резко ударила его.

Возможно, от этого удара было больнее ее ладони, чем его щеке. Но когда он схватил ее за запястье и грубо прижал к холодной стене, сердце у нее ушло в пятки. Глаза у него стали темными и угрожающими, а губы, перед тем изогнутые такой обманчивой улыбкой, теперь были злобно сжаты.

— Ты перешла границы дозволенного, — рявкнул сэр Корбетт.

Он наклонил к ней лицо, так что их разделяли лишь жалкие дюймы.

— Пустите, — прошептала она с отчаянием. — Пожалуйста, отпустите меня.

Ее широко открытые янтарные глаза смотрели прямо ему в лицо. Ей некуда было укрыться от его упорного взгляда.

— Интересно, лорд Бартон допустил бы, чтобы служанка — даже такая, которая пользуется его особой милостью, — посмела ударить его и ушла безнаказанно? — Он скептически поднял изуродованную бровь. — Мне почему-то трудно поверить в такую возможность. — Он еще крепче сжал ее запястье, но не настолько, чтобы ей стало по-настоящему больно.

Она с ужасом сознавала, что лишь мокрое полотенце прикрывает его чресла, и по этой причине не опускала взгляд. Но и его глаза, пронзающие ее насквозь, в равной степени заключали в себе угрозу.

Лиллиана перепугалась насмерть. Теперь-то ей стало ясно, насколько безумен был ее план — уличить его в бесчестной выходке; теперь она понимала, что находится всецело в его власти. Если он задумает поступить с ней бесчестно, у нее не будет способа остановить его. В отчаянии она ухватилась за надежду, что он отпустит ее, если узнает, кто она такая. Но прежде чем она успела вымолвить хоть слово, он придвинулся еще ближе и прижался к ней всем телом.

— Я имею в виду не совсем обычное наказание, — прошептал он ей в самое ухо.

— Нет… нет, вы не должны это делать, — умоляла она дрожащим голосом.

— В самом деле? А мне кажется, что должен. Под этим простым платьем, как я подозреваю, можно найти весьма лакомый кусочек. — Его губы придвинулись к самому ее уху, и она почувствовала тепло его дыхания. Она пыталась высвободиться, но тщетно. — Давай освободим твои волосы от этих тряпок, которыми ты их связала.

— Нет! — Она подняла на него глаза, задохнувшись от его наглости, и бросила ему в лицо самые страшные слова, какие только могла придумать: — Вы человек без чести!

На мгновение он окаменел, и она с ужасом ожидала, какой ответ последует на ее выпад. Но, к ее крайнему изумлению, он отстранился от нее и отступил на шаг. В течение нескольких долгих мгновений они не отрывали друг от друга глаз. В ее глазах вспыхивали золотые искры живых противоборствующих чувств; его дымчато-серые глаза оставались непроницаемыми. И все-таки она знала, что в душе у него бушует буря; она знала это по тому, как он стоял и смотрел на нее. Потом он горько улыбнулся:

— Я бы хотел, чтобы все случившееся осталось между нами. Других не стоит в это посвящать.

— Что?.. — Лиллиана недоверчиво взглянула на него.

— Леди Лиллиане незачем знать об этом, — жестко пояснил он.

— Сейчас уже несколько поздно думать о вашей суженой вы не считаете? — насмешливо спросила она.

— Если ей рассказать, это только огорчит ее, — нахмурившись пояснил он.

— И может быть, даст ей основание прекратить этот фарс в который вы превратили ее замужество? — не удержалась она от колкого замечания.

Тут он улыбнулся.

— Этого можешь не опасаться. Бракосочетание состоится во что бы то ни стало. — Лицо у него стало более серьезным. — Хотя я без всякого восторга предвкушаю, что твоя засидевшаяся в девах госпожа окажется в моей постели, она тем не менее будет моей женой. Ты, конечно, можешь рассказать ей, как мы тут с тобой забавлялись, — и тем только осложнишь ее супружескую жизнь с самого начала. Но ты окажешь ей лучшую услугу, если промолчишь… Кто знает? — добавил он. — Пройдет время, и ты, может быть, отнесешься ко мне более благосклонно.

— Никогда! — выкрикнула она с ненавистью. — А теперь отпустите меня.

Он наконец шагнул в сторону, и она осторожно двинулась к двери. Платье у нее было мокрым — там, где он прижимался к ней; платок распустился и съехал набок. Когда она проходила мимо него, смущенно прижимая руки к мокрому лифу платья, он на прощанье слегка дернул ее за свисающий конец платка.

Ее волосы как будто того и ждали, чтобы свободно упасть на плечи пышной завесой каштаново-бронзового цвета, доходившей до талии.

При этом зрелище он оцепенел. Но пока он взирал на ослепительный каскад, обрамляющий ее бледное лицо, Лиллиана не колебалась. В мгновение ока она распахнула дверь и вылетела в коридор.

Он подошел к двери, чтобы посмотреть ей вслед, но она уже бежала по каменной лестнице вниз, и услышал он только эхо от ее быстрых шагов.

Глава 4

Она уже достаточно долго оттягивала свой выход к вечернему застолью. С того момента, как Лиллиана укрылась в безопасных стенах своей комнаты, гнев ее только нарастал. Этот сэр Корбетт оказался еще хуже, чем она воображала! Он самонадеянный и совершенно бессердечный наглец. Он хочет получить Оррик, а не ее.

Впрочем, нет, поправила она себя. Он хотел бы заполучить ее, как, вероятно, любую хорошенькую служанку, которая попадется ему на пути. Но не леди Лиллиану Оррик.

Она так и кипела от раздражения, втыкая тонкую деревянную шпильку в плетеный убор, который удерживал на месте пышные пряди ее каштановых волос, кольцами уложенных вокруг головы. Она не получила никакого удовольствия от своего собственного купания в ванне, почти не ощутив прикосновения теплой воды с ароматом роз. Одна только мысль занимала ее: как бы поставить на место этого дикаря. Он-то полагал, что его ждет встреча с невестой — костлявой старой девой, унылой и непривлекательной, если не считать весьма привлекательного приданого — замка с угодьями. Что ж, она предвкушала удовольствие от того, какой сюрприз ему преподнесет.

Она решила надеть самое великолепное из своих платьев на эту встречу — их первую настоящую встречу. В конце концов, размышляла она со злобной язвительностью, для невесты вполне естественно желание произвести впечатление на будущего супруга. Но теперь, когда пришла пора спуститься в парадную залу, она заколебалась.

Она нервно провела руками по юбке, разглаживая воображаемую складку; затем пригладила прическу.

В платье из дорогой парчи она выглядела изысканной и значительной. Шелк цвета морской волны почти сплошь был расшит узорами из золотых нитей, и искусно сплетенная золотая тесьма окаймляла вырез и плотно перехваченные шнуровкой рукава. Светло-коричневый шелковый пояс, также расшитый золотом, подчеркивал ее тонкую талию; он заканчивался двумя длинными кистями, свободно спадавшими почти до пола. Удовлетворенная своим видом, она еще раз перебрала в памяти все грехи, в которых собиралась уличить претендента на ее руку, чтобы избавиться от этого немыслимого замужества.

У нее оставалась единственная надежда: надо было убедить отца, что сэр Корбетт Колчестерский не станет достойным хозяином Оррика. Ей следовало доказать, что этот человек зауряден и груб. Что он корыстолюбив и жаден и, скорее всего, доведет Оррик до разорения.

Она глубоко вздохнула и слегка приободрилась. Отец должен согласиться с ее доводами, если только у него будет возможность их обдумать. Значит, надо постараться дать ему такую возможность.

Еще не спустившись в залу, едва ступив на галерею, Лиллиана почувствовала что-то новое в общем настроении. Веселый гомон предыдущих вечеров, наполнявший замок со времени прибытия многочисленных гостей, сменился более приглушенным гулом. Люди тихо переговаривались, то и дело поглядывая на хозяйский стол. Когда Лиллиана спустилась до нижней ступени каменной лестницы, ей сразу стало ясно, в чем дело: во главе стола сидели рядом ее отец и сэр Корбетт, разглядывая многолюдное общество.

Она не ошибалась: собравшиеся в зале действительно притихли еще до ее прихода; но безмолвие, воцарившееся при ее появлении, и ничем не нарушаемое, пока она проходила через лабиринт столов, было поистине ошеломляющим. Волна безмолвия катилась впереди нее и поэтому к тому моменту, когда она достигла возвышения, где сидела за трапезой ее семья, тишина в зале стояла полнейшая. Впору было подумать, что даже собаки, бродившие в поисках случайно упавшей косточки или кусочка сала, почувствовали возникшее напряжение и забились в уголки по дальше.

Конечно, Лиллиану не могло не порадовать впечатление, которое она произвела: ведь именно на это она и рассчитывала. Но, с другой стороны, она почувствовала себя неловко из-за того, что стала частью какого-то зрелища. Каждый присутствующий, затаив дыхание, ожидал церемонии представления помолвленной пары. Каждому хотелось увидеть, как послушная дочь лорда Бартона поведет себя с рыцарем из враждебной семьи, которому отец отдает ее в жены.

Она смотрела только на человека, сидящего рядом с отцом, и, захваченная упорным взглядом его потемневших глаз, не могла отвести свои.

Она вполне насладилась его изумлением; к тому же было очевидно, что он оценил ее красоту. Ее губы даже слегка изогнулись в надменной улыбке. Однако его легкая ответная усмешка неожиданно заставила ее встревожиться. Перед столом она замедлила шаги, почувствовав где-то в глубине души возникший страх, но все равно была не в силах уклониться от его взгляда.

За хозяйским столом он казался невероятно могучим, как будто имел все права на это почетное место. Голубовато-стальная туника еще усиливала впечатление непобедимости, которое он производил, и придавала еще больше выразительности его дымчато-серым глазам.

Умытый и причесанный, нарядно одетый, он действительно выглядел как знатный вельможа. И все-таки Лиллиана не желала допустить, чтобы эта светская личина ввела ее в обман. Она знала, что за этим фальшивым фасадом скрывается грубый задира. Он мог сейчас изображать благородного рыцаря, но ведь совсем недавно он обнаружил перед ней свою истинную природу. Он — самовлюбленный, наглый, упрямый, бесчувственный человек, которому нет дела ни до чего, кроме самого себя.

Она смогла отвести от него глаза только тогда, когда лорд Бартон встал и поднял свой тяжелый кубок. Однако на лице отца было написано столь явное удовлетворение, что у нее сжалось сердце. Он по-настоящему счастлив от задуманного союза, вынуждена была признать Лиллиана, чувствуя, как рушатся все ее надежды. Он убежден, что для Оррика так будет лучше всего.

Но для Оррика так не будет лучше всего, с тоской думала Лиллиана. Не будет! И уж точно — так не будет лучше для нее.

— Лиллиана, — начал сэр Бартон и, взглянув на старшую дочь, с нежностью ей улыбнулся. — Я знаю, что ты была с ним знакома раньше, Лилли, но сейчас я хочу должным образом представить тебя сэру Корбетту из Колчестера. — Он обернулся к высокому рыцарю, чье лицо было обезображено шрамами, и тот тоже поднялся на ноги. — Сэр Корбетт, я представляю вам леди Лиллиану Оррик.

Пока жених и невеста смотрели друг другу в лицо, в зале было так же тихо. Но все глаза обратились к сэру Корбетту, когда он поднял кубок, этим жестом воздавая честь Лиллиане. Все уши насторожились, чтобы расслышать его слова. Но только Лиллиана могла распознать сардонический блеск в его глазах и легчайший отзвук сарказма в голосе, когда он возгласил тост:

— Я приветствую леди Лиллиану, самую прекрасную… девушку в Уиндермир-Фолд… нет, во всей северной Англии. Я хотел бы, чтобы вы все выпили за наш счастливый союз.

Все руки взметнулись вверх, поднимая кубки в честь будущих супругов, и только Лиллиану не воодушевил этот общий порыв. Да, она преуспела в намерении удивить его — и своим видом, и своим тождеством с несговорчивой служанкой, с которой он так недавно расстался. Но теперь успех отдавал горечью: ведь она уже знала, что означает этот блеск у него в глазах. В поединке воли победителем оставался он, ибо теперь он обретал возможность отвести строптивую девчонку, которая привлекла его внимание, именно туда, куда хотел: в постель.

С самым мрачным выражением на лице она преодолела три ступени, ведущие на возвышение, и прошествовала к приготовленному для нее креслу с высокой спинкой. Помогая ей усесться, сэр Корбетт являл собой просто образец учтивости, но в каждом его движении сквозила насмешка над нею, и она это видела совершенно ясно. Когда он снова уселся на свое место рядом с ней, опасный блеск в его глазах стал совсем невыносимым.

— Вот мы и встретились снова, — шепнул он, так чтобы его слышала только она. — И так скоро. Я-то думал, что найти тебя будет гораздо труднее.

Она молчала, уставившись в солонку на столе, и тогда он придвинулся еще чуть-чуть ближе.

— Не могу передать, с какой радостью я предвкушаю нашу свадьбу.

— Раньше вы предвкушали ее без всякой радости, — отрезала она.