Не то чтобы он нервничал из-за встречи с мисс Старлинг. Бога ради! Ему доводилось сиживать за столом и с особами королевской крови! Не слишком беспокоило его и возвращение в столичное высшее общество. Не важно, что о нем станут говорить. Он знал обо всех этих людях больше, чем они о нем.

Вирджил создал клуб «Инферно» уже довольно давно. Макс делал все, что от него требовалось, и скрупулезно придерживался своей дьявольской роли, не считаясь ни с чем. Он единожды дал слово и всегда исполнял свой долг.

Но сегодня, возможно, впервые он узнает истинную цену своей связи с Орденом. Не исключено, что уже слишком поздно возвращаться в свет…

Когда экипаж замедлил ход, Макс отбросил мрачные мысли. Скоро все прояснится. Он выглянул в окно и уставился на размытые очертания огромного дома Эджкомбов.

Вымокший лакей открыл для него дверь экипажа, держа наготове зонтик. Макс вышел, отбросил окурок сигары и поправил бархатный сюртук. Натянув перчатки, он с нарочитой небрежностью сказал лакею, с которого ручьями текла вода:

— Найди какое-нибудь укрытие. Я не хочу, чтобы лошади простудились.

— Да, милорд. — Подняв зонтик высоко, чтобы защитить от дождя своего долговязого хозяина, слуга проводил Макса до портика, поклонился и заторопился обратно.

Из чернильной черноты сентябрьской ночи Макс вошел в ярко освещенный роскошный вестибюль.

Пламя тысяч свечей в бесчисленных канделябрах и хрустальных подсвечниках отражалось в золоченом потолке дома Эджкомбов, отчего мраморные колонны загадочно мерцали.

Возможно, всему виной была его предвзятость, но Макс не мог не заметить, как влажность ненастной ночи проникла в дом. До блеска натертый пол отнюдь не украшали мокрые следы и комочки грязи. Воздух был насыщен влагой, от которой уныло повисали перья в женских прическах и распрямлялись кокетливо завитые локоны. Не желая привлекать к себе внимание, Макс отмахнулся от дворецкого, собравшегося объявить о его прибытии.

Благодаря своей работе ему часто приходилось появляться на самых разных вечеринках без приглашения, да и вообще бывать там, где дьяволу будет угодно. Хитрость заключалась в том, что следовало вести себя так, будто у тебя есть все права находиться в данном месте.

Руководствуясь этим правилом, которое никогда не подводило, Макс неторопливо двинулся сквозь толпу к лестнице, ведущей на второй этаж. Некоторые гости посматривали на него с любопытством, но он избегал зрительного контакта. Пройдет много времени, прежде чем общество поймет, кто он.

Конечно, кое-кто его узнал. Макс чувствовал взгляды, слышал возбужденный шепот за спиной, но продолжал медленно двигаться к бальному залу. Он заметил, что кто-то смутился, некоторых охватило смятение, но по крайней мере никто не лишился чувств. Доносившаяся до его слуха музыка становилась все громче.

Он взял бокал вина с подноса, который нес ливрейный лакей, и прошел через две комнаты, где были расставлены столы для обычного легкого ужина, подаваемого в полночь. Кстати, время трапезы приближалось.

Впереди послышался глухой топот. Контрданс. Макс прошел мимо колонн в конце коридора и наконец очутился на балконе, который выходил в бальный зал.

Он не стал спускаться по затейливо украшенной мраморной лестнице, чтобы присоединиться к танцующим, а остановился у позолоченных перил и начал пристально оглядывать толпу, так же сосредоточенно, как на континенте высматривал свою цель. Тщательно исследуя ряды танцующих, он заметил яркое пятно золотистых волос. Макс прищурился и почувствовал, как участился пульс.

Его взгляд остановился на Дафне Старлинг. Он лишь мельком посмотрел на ее худого долговязого партнера, напомнив себе, что надо выяснить, кто этот юнец с дружелюбной улыбкой и ярко-рыжими волосами.

Затем Макс сосредоточил внимание на леди номер пять, жадно всматриваясь в ее лицо, прическу, платье. Больше всего ему понравился низкий вырез ее легкого белого наряда.

Теперь он прекрасно понимал, почему она постаралась надеть самое закрытое платье и широкополую шляпу, отправляясь на Бакет-лейн. Если бы те головорезы осознали, насколько она красива, вряд ли он сумел бы с ними справиться. Один только взгляд на нее воспламенял кровь.

Макс не мог отвести глаз от этой восхитительной девушки. В ней все было совершенно — от белых сатиновых туфелек до бледно-розовой розы в волосах. Мечта любого мужчины.

Барабанный бой сердца заглушал все остальные звуки. Больше всего на свете Максу хотелось коснуться ее щеки, почувствовать мягкую шелковистость кожи. Он жаждал исследовать ее великолепное тело руками и губами, заставить ее сердце забиться быстрее. Он представил, как ее глаза затуманивает страсть… и крепче вцепился в перила. Ни один мужчина не способен хладнокровно смотреть на такую женщину. Ее красота ослепляла, сводила с ума, терзала душу. Но в его вожделении таилось что-то иное, большее, прежде неведомое. Глубокая неудовлетворенная потребность…

Она повернулась в танце, подала затянутую в перчатку руку партнеру, и Макс заметил, что девушка чем-то озабочена, поглощена мыслями, никак не связанными с контрдансом. Она послала своему рыжему партнеру очаровательную, но лишенную эмоций улыбку и обошла вокруг него, как того требовала фигура танца.

Ее тревожный взгляд скользнул по залу, и неожиданно она заметила наблюдающего за ней Макса. Их взгляды встретились, и девушка замерла.

Партнер отпустил ее руку и вернулся в ряд кавалеров, но мисс Старлинг стояла неподвижно среди танцующих и не сводила глаз с Макса, словно увидела привидение.

Он никак не отреагировал, продолжая невозмутимо смотреть на кандидатку номер пять, и лишь взглядом и легкой улыбкой показал ей, что с ним все в порядке.

Тем временем ее неожиданная остановка вызвала смятение в рядах танцующих, но мисс Старлинг этого явно не заметила.

Другие пары обходили ее, сталкиваясь друг с другом, а рыжеволосый партнер Дафны тщетно пытался привлечь ее внимание. Ее огромные голубые глаза были устремлены на своего странного спасителя. Она была охвачена бурей эмоций, но Макс, несмотря на богатый опыт, не мог понять, каких именно.

И тогда со всей отчетливостью он понял, что всех остальных потенциальных невест из списка Оливера можно вычеркнуть.

Он нашел свою единственную. Макс смотрел ей в глаза, и одна жгучая мысль постепенно заполнила его безраздельно: «Ты моя…»

«Ты…»

Наверное, какой-то древний морщинистый колдун взял тьму и бушующую за окнами непогоду и сотворил из них мужчину, поскольку Макс выглядел так, словно только что влетел в зал верхом на молнии.

Дафна всегда считала грозы неотразимо привлекательными и волнующими. Вот и теперь она не могла отвести глаз от этого одетого в черное мужчины — своего спасителя.

Увидев его невредимым, она испытала огромное, ни с чем не сравнимое облегчение, хотя все еще не могла понять, как ему удалось спастись, если все бандиты Бакет-лейн жаждали его крови. Она смотрела ему в глаза, и всю ее охватило ликование. Дафна не сомневалась: он явился на бал специально, чтобы найти ее.

Она никогда прежде не встречала его в обществе — а такого мужчину женщина не может не заметить.

Ее восхищенный взгляд скользнул по высокой мускулистой фигуре. Он не был легкомысленным лондонским денди, как Альберт. Его окутывала аура опасности.

То, как он держался, напомнило Дафне о континентальных монархах. Мужчина был высок и строен, широкоплеч и силен, но при этом весьма элегантен. В одежде он предпочитал итальянский стиль. Костюм его был черным, единственным ярким пятном на этом фоне выделялся пурпурный жилет.

Незнакомец глотнул кроваво-красного вина, его глаза загадочно мерцали в свете свечей.

С большим трудом Дафне все же удалось отвести взгляд. У нее слегка кружилась голова. Казалось, она кожей чувствовала тот самый темный, но неотразимо притягательный магнетизм, который впервые ощутила на Бакет-лейн.

Только теперь она поняла, что стоит посреди зала и мешает танцевать другим.

— Эй, Стар, ты где? Есть кто дома? Проснись! — Джонатан тщетно звал ее из мужского ряда танцующих, использовав детское прозвище — сокращение от фамилии.

— Ох, извини. — Чувствуя отчаянное сердцебиение, Дафна оглянулась, пытаясь найти свое место, но Джоно только беззаботно рассмеялся — он был таким легкомысленным.

Жизнь представлялась Джонатану Уайту веселой забавой. Это временами раздражало, но неприятные эмоции компенсировала его безусловная и абсолютная преданность. Товарищ детских игр, взяв на себя роль ее рыцаря, оставался рядом весь вечер, желая оказать моральную поддержку при встрече с отвергнутым поклонником.

Задачей Джонатана было наблюдение за Альбертом Кэрью, что для него было нетрудно, поскольку он был намного выше среднего роста. Его самого тоже всегда можно было при необходимости легко обнаружить. Яркие рыжевато-золотистые волосы были видны издалека, как маяк, и его всегда можно было отыскать по громкому заразительному смеху.

Дафна одарила его нарочито сердитым взглядом — нечего над ней смеяться. Ну и, конечно, когда ей удалось найти свое место в ряду танцующих, музыка смолкла.

Танцоры поблагодарили своих партнеров, поаплодировали музыкантам. Дафна украдкой покосилась вверх, туда, где еще несколько минут назад стоял темноволосый незнакомец, но его там уже не было.

К ней подошел, пританцовывая, Джонатан.

— С тобой все в порядке, дорогая? Выглядишь странно.

— Я в порядке, — ответила она. — Просто немного отвлеклась.

— Тебе лучше бы взять себя в руки, — тихо заметил Джоно. — Думаю, что момент, которого ты ждала, настал. Сюда идет Кэрью.

— О Боже. — Она повернулась в указанном направлении и сразу увидела Альберта, который действительно направлялся к ней в сопровождении своих двух ехидно ухмыляющихся младших братьев.

Дафна разозлилась.

Лорд Альберт Кэрью был красив. У него были классические черты лица и волнистые светлые волосы. Сам красавчик Браммель[2] однажды сделал ему комплимент, назвав вторым щеголем Лондона. У него был немного хрипловатый голос, придававший ему некий налет греховности, даже распущенности, что сводило с ума женскую часть общества. И только на Дафну его чары не действовали. Ей казалось, что именно ее безразличие привлекло его внимание.

Вероятно, Кэрью не сразу поверил, что какая-то жалкая девица посмела отвергнуть его, однако, глядя на этого человека, Дафна всегда видела только холодные глаза и надменно вздернутый красивый нос. Еще издалека он одарил ее презрительной улыбкой.

Дафна расправила плечи и выбросила из головы таинственного незнакомца, чтобы не отвлекаться. Пришло время решающего сражения.

Еще не подойдя к ней вплотную, Альберт угрожающе прищурился, сверля глазами безмятежно-веселого Джонатана.

— Какие мы грозные, — пробормотал Джоно, но Дафна, усмотрев во взгляде отвергнутого поклонника угрозу своему лучшему другу, разозлилась еще сильнее.

— Джоно, дорогой, будь добр, принеси мне пунша, — сказала она, не сводя воинственного взгляда с Альберта.

— Стар, я не боюсь…

— Отойди! Не хочу, чтобы ты оказался втянутым во все это.

— Я не оставлю тебя.

— Я справлюсь. По крайней мере он не сможет вызвать меня на дуэль.

— Дуэль? — Джонатан уставился на подругу широко открытыми глазами. — Неужели ты действительно думаешь?..

— Я действительно хочу пунша. Иди.

Он заколебался.

— Я всем сердцем люблю тебя, подруга, но моя жизнь мне тоже дорога.

— Убирайся.

Джонатан кивнул и тут же исчез. Дафна с облегчением вздохнула.

Ей вовсе не хотелось, чтобы Альберт с братьями сделали своей мишенью невинного и совершенно безобидного Джонатана. Ее друг увлекался модой, а не войной, и, кроме того, не имел к ее конфликту с Альбертом никакого отношения.

Ее руки в перчатках сжались в кулаки, слова, которые она приготовила для лорда Кэрью, так и рвались с языка. Дафна ждала, когда он наконец подойдет, чтобы высказать все наболевшее.

Совершенно неожиданно, когда Альберту с братьями оставалось сделать всего несколько шагов, на их пути возник вчерашний незнакомец.

Без предупреждения и вроде бы случайно он сильно толкнул Альберта плечом, так что вино выплеснулось из его бокала.

— О, прошу извинения, мне очень жаль, — вежливо извинился незнакомец.

— Смотри, куда идешь!

Дафна с шумом втянула воздух. Надо же, опять он!

Альберт в ярости повернулся к человеку, посмевшему ему помешать.

— Ты что, ослеп?

— Я не хотел ничего плохого. Все получилось случайно. Приношу свои извинения, — тихо, но отчетливо проговорил незнакомец.

Дафне почудилось что-то иное, волнующее и грозное в этих якобы примирительных словах.