— Да туда ему и дорога! — отозвалась какая-то грузная женщина, запихивая в корзину груду сосисок. — У нас на работе говорили, что Король этот — негодяй, каких поискать! Они на востоке гаремы себе разводят — так он и здесь свои порядки решил установить: забрал у родителей какую-то девчушку молоденькую — а отцу её целый чемодан денег заплатил! (Чтобы в милицию не жаловался). Уж как он над бедной девочкой со своими дружками измывался! Вот и покарал его Господь — пусть в аду теперь горит!

— Да брешут у вас на работе! — вступила в спор очередная «всезнайка». — У моей соседки сестра живёт через дом от его родственницы. Король с этой девочкой всё лето там жил — на руках её носил, как вазу фарфоровую! Уж чего она только не вытворяла… — покачала она головой. — Всё ей прощал!

— А я слыхала, что девчонка-то с ума сошла! — вновь перевела инициативу на себя зачинщица разговора. — Я-то на похоронах не была, (в саду картошку копала), а соседи рассказывали, что ТАКОГО страху насмотрелись! Девица эта в платье свадебное оделась — да так к гробу и вышла! (Совсем умом тронулась). Говорят, за руки его к себе тянула, чтобы встал, да звала: «мой Король… мой Король…»

Лика почувствовала себя так, будто ей резко перекрыли кислород: безжизненный вакуум окутал её своей пустотой и начал душить в смертельных объятьях… Выронив из рук корзину с продуктами, она опрометью бросилась к выходу на улицу.

— Куда это она…? — удивлённо посмотрели ей вслед пенсионерки и неодобрительно покачали головой: — Вот молодёжь…

На девятый день гибели Каро, братва не сговариваясь собралась в доме Фаины. Ребята молча пили горькую водку, заедая её куском чёрного хлеба. Настроение у всех было такое, что кусок в горло не лез, и спирт вставал поперёк желудка…

Поднявшись из-за стола, Макс молча вышел на улицу и присел на ступеньки крыльца. Достав сигареты, он долго не мог прикурить из-за дрожавших рук…

…Уходящее за горизонт солнце ярко озарило вечернее небо багровым цветом.

— Красиво… Правда…? — тихо спросил Каро.

— Красиво… — согласился Макс. — Жаль, отец этого уже не видит… — вздохнул он и признался: — Я скучаю по нему…

Каро молча обнял друга, положив руку ему на плечо.

— Как думаешь: он меня видит…? — глядя на темнеющее небо, тихо спросил Макс.

— Конечно! — уверенно ответил Каро. — Тёть-Фая говорит, что те, кто ушёл к Богу, смотрят на нас с высоты — и радуются, если у нас всё хорошо. Она говорит, что до тех пор, пока мы их помним — они живут в наших сердцах…

— Я помню… — прошептал Макс…

— Я — ПОМНЮ… — вторя своим воспоминаниям, прошептал Макс и сглотнул стоявший у горла комок.

Тихо скрипнула дверь, и на пороге показалась Фаина. Присев рядом с Максом, она устало прислонилась к его плечу и тяжко вздохнула…

— Ничего, тёть-Фай, ничего… — бережно, по сыновнему, приобнял её за плечи Макс. — Даст Бог — справимся…

На улице было пасмурно и сыро… Мрачное небо орошало землю холодным, едва заметным глазу, мелким моросящим дождём, похожим на влажную пыль. Вокруг было так тихо и печально, словно сама природа надела в этот скорбный для людей день траурный убор…

Забившись в конуру, Лорд тоскливо поскуливал, словно плакал от боли… По двору неторопливо бродили куры, разгребая лапками слипшиеся комья земли в поисках червячков. Глядя на них, Макс с тоской вспоминал те дни, когда вокруг звучал звонкий смех Лики, и он видел счастливые глаза своего друга…

…Каро никогда не изменял своим привычкам: проснувшись в семь утра, он вышел во двор, по-быстрому сполоснул лицо холодной водой и почистил зубы. Вернувшись в дом, Каро тихонько прошёл на кухню, открыл холодильник и достал с полки парочку куриных яиц.

— Не пей! — раздался сзади встревоженный голос Лики.

— Почему? — удивился Каро, с улыбкой глядя на своё сонное чудо. — Это полезный белок.

— Откуда ты знаешь, что он полезный…? — проворчала Лика, подходя ближе и подставляя лицо для поцелуя. — Может там сальмонеллёз…? Или ещё что… Не хочу, чтобы ты заболел! — нахмурилась она.

— И что ты предлагаешь? — лукаво улыбнулся Каро, бережно прикасаясь губами к её губам.

— Давай своих кур заведём, а…? — умоляюще посмотрела на него Лика. — Так ведь надёжнее будет… Правда…?

— А что…? Это мысль! — слегка усмехнувшись, согласился с ней Каро. — Давай-ка по-быстренькому одевайся: позавтракаешь — и поедем закупать твоих кур! — улыбнулся он.

Уже к обеду во дворе Фаины появилась дюжина чистеньких беленьких кур, с большими толстыми гребнями, ниспадающими набок. Покупку сразу показали ветеринару, который заверил Лику, что никакого сальмонеллёза и других заболеваний у птиц нет — Каро мог спокойно пить сырые яйца, не опасаясь за своё здоровье…

— Максимушка… — тихо позвала Фаина.

— Что, тёть-Фай…? — отвлекаясь от грустных, щемящих сердце воспоминаний, так же тихо отозвался Макс.

— Кур забей…? — едва сдерживая слёзы, попросила она. — Не могу я на них смотреть…

— Забью, тёть-Фай… — тяжко вздохнув, пообещал он. — Забью…

За забором послышался топот бегущих ног… Лика буквально влетела в распахнутую настежь калитку — и увидев тёть-Фаю резко остановилась, будто врезалась в невидимую стену: Фаина была в трауре, а в глазах застыла такая скорбь, что никакими словами не передать…

Лика всё поняла… Земля ушла у неё из-под ног, а душу пронзила такая боль, что она закричала: дико, невыносимо — БЕЗНАДЁЖНО… Мир вокруг разрывался на части: она буквально рухнула на землю, захлёбываясь от крика и этой невыносимой боли…

Тёть-Фая и Макс уже были рядом:

— Кричи… КРИЧИ, милая… — тихо шептала пожилая женщина, по-матерински заботливо прижимая Лику к себе. — Уж я-то знаю, как это больно…

Она до сих пор помнила тот день, когда потеряла любимого мужа, и как никто другой понимала, ЧТО сейчас чувствует эта девочка, потерявшая своего Короля.

Ребята гурьбой выбежали из дома на улицу и застыли: им всем было безумно больно смотреть, как убивалась Лика, было невыносимо больно и страшно видеть, как она страдала — и понимать, что они ничем не могли ей помочь… Бережно подняв Лику на руки, Макс занёс её в дом и отправил ребят за Орифом.

Тёть-Фая ни на шаг не отходила от Лики. Она всё время что-то шептала ей, шептала, шептала… Внезапно Лика успокоилась и замолчала. Страшное это было молчание: она смотрела перед собой невидящим взглядом — и совсем не реагировала на окружающих…

Довольно быстро приехал Ориф. Угрюмо поздоровавшись с мужиками, он подошёл к дочери, но она его даже не узнала. Безвольно и равнодушно Лика дала усадить себя в машину, не видя и не замечая ничего вокруг: отныне душа и разум этой девочки были далеко-далеко… Она больше не принадлежала этому миру…

Лика полностью погрузилась в себя: «мой Король… мой КОРОЛЬ…» — невыносимой тоской разрывало сердце и душу на мельчайшие крохотные частички… Она никого не видела… не слышала… не реагировала на прикосновения рук… Всегда живая и подвижная, она словно окаменела, превратившись в безжизненную ледяную статую…

— Дурёха ты… Зачем так убиваться? У тебя ещё всё впереди! — откуда-то издалека доносились чужие незнакомые голоса. — Знаешь, сколько ещё у тебя будет таких мужиков? Ты молодая… красивая… Ты ещё встретишь свою любовь! Вот увидишь, дочка — ты будешь счастлива…

Чужие незнакомые голоса с силой вонзались в мозг, причиняя своими словами мучительную боль. Она НИКОГДА не будет счастлива… В этом холодном бездушном мире уже НИКОГДА не найти такую родную, до боли любимую усмешку — и ласковую, как весеннее солнышко, улыбку… Она ПОТЕРЯЛА своё счастье…

Больше всего на свете хотелось закрыть глаза — и умереть… Уйти ТУДА, в другой мир — вслед ЗА НИМ… Идти рядом с ним по тропинкам мироздания, крепко держась за руки — и никогда не расставаться…

«Мой Король…» — захлёбываясь от горечи, стонало израненное сердце… — «мой КОРОЛЬ…» Он был единственным, рядом с кем она хотела прожить свою жизнь: просыпаться рядом с ним по утрам… готовить ему завтрак… Встречать его у порога в конце дня… растить детей… Она не раз видела в своих мечтах, как на склоне лет они вместе сидят на лавочке в парке, приглядывая за внуками… Ничего этого никогда НЕ БУДЕТ…

Какое может быть счастье, когда все надежды и мечты разбиты в прах…? Безжалостная судьба отняла у неё самое дорогое, что было в её короткой жизни, лишив тем самым всякого смысла жить… ОН был этим смыслом! Она смотрела на мир ЕГО глазами: любила только то, что нравилось ЕМУ — увлекалась только тем, чем нравилось заниматься её Королю… Она ДЫШАЛА им — и жила только ради НЕГО…

Люди даже не понимали, что такое возможно: отдать своё сердце, (раз и навсегда), одному-единственному — тому, кого никто и никогда уже не сможет заменить. Он ушёл из этого мира — и унёс её сердце с собой… Какими словами можно выразить ту боль, когда это сердце разорвалось на части…? Какими словами можно описать ту муку, когда душа разлетается на куски — и медленно умирает от безысходной тоски…? Никто и никогда уже не сможет изъять эту жгучую боль из её разбитого сердца…

…Обнимая друг друга так крепко, будто не виделись целую вечность, Каро с Ликой молчали, не в силах подобрать подходящих слов. Душа дрожала от ликования: он ЗДЕСЬ, рядом — он ВЕРНУЛСЯ…

— Не оставляй меня, пожалуйста… — уткнувшись лицом в надёжную сильную грудь, едва слышно прошептала Лика, задыхаясь от безумной нежности и любви. — Не оставляй меня одну — я этого больше не вынесу!

— Ну что ты, малышка… — ласково улыбнулся Каро. — Я тебя НИКОГДА не оставлю! Помнишь, я говорил тебе: моё сердце бьётся для ТЕБЯ… Слушай моё сердце — слушай, как оно стучит в твоей груди и тихо шепчет: «Малышка… девочка моя любимая… Мы всегда будем вместе!» Я с тобой, маленькая моя… ВСЕГДА… Даже если ты меня не видишь, я с тобой — РЯДОМ…

«Малышка… девочка моя…» — ласково шептал чарующий голос…

— Мой Король… — радостно улыбнулась Лика, и открыла глаза: сидя на краешке кровати, Каро смотрел на неё безумно нежным взглядом…

«Пора вставать, маленькая моя…» — ласково улыбнулся он. — «Пойдём умываться…?»

Лика согласно кивнула и послушно поднялась с постели.

— Не смотри на меня… — капризно попросила она, заходя в ванную комнату и становясь перед зеркалом. — Я ещё не накрашена.

«И не надо…» — медленно покачал головой Каро. — «Ты у меня очень красивая…» Его взгляд был полон пронзительной нежности и бесконечной любви, а в их глубине залегла ядовитая горечь…

— Ты грустишь…? — встревожено посмотрела на него Лика.

«Нет, маленькая моя, нет…» — вновь покачал головой Каро и улыбнулся. — «Всё хорошо… (Я же с тобой!)… Пойдём завтракать…»

В приподнятом настроении, порхая как бабочка, Лика прошла на кухню.

— Доброе утро! — приветливо улыбнулась она всем. — Что у нас сегодня на завтрак?

Не веря своим глазам, Ориф с Хельгой молча смотрели на радостное лицо своей дочери. Неужели Господь услышал их молитвы, и она наконец-то пришла в себя…?

Не дожидаясь ответа, Лика подошла к кухонному шкафчику.

— Чай будешь…? — спросила она, обращаясь к Каро, и достала две кружки.

«Нет…» — в очередной раз покачал он головой. — «Ты ешь, а я посижу с тобой…»

— Как скажешь… — послушно улыбнулась Лика, убирая одну кружку назад, и присела за стол.

Ориф с Хельгой молча переглянулись: их дочь окончательно СОШЛА С УМА… (Она разговаривала с Каро!) И судя по её поведению, ВИДЕЛА того, с кем говорит…

— Пойдём, погуляем…? — глядя в пустоту рядом с собой, предложила Лика и замерла, вслушиваясь в тишину…

«Давай побудем вдвоём…» — донёсся ласковый ответ, и лицо Лики озарилось счастливой улыбкой.

— Давай… — согласилась она. — Нам ведь никто не нужен. Правда…?

«Конечно, маленькая моя… Только ты — и я…» — прошептал любимый голос, и Лика почувствовала бережное прикосновение горячих губ…

Закрывшись у себя в комнате, она до поздней ночи сидела на кровати, беседуя сама с собой, а на её губах блуждала счастливая умиротворённая улыбка…

День проходил за днём… Общаясь с тенью Каро, Лика почти не выходила из комнаты, мало обращая внимание на окружающий мир. Иногда она заглядывала на кухню, чтобы перекусить, или подолгу лежала в ванне, нежась в пышной пене. Но даже в такие минуты из ванной комнаты доносился тихий голос, ведущий неторопливый разговор…

Ориф с Хельгой места себе не находили от отчаяния… Они совершенно измучились, переживая за обезумевшую дочь, и всеми силами искали пути к её выздоровлению. С тех пор, как погиб Каро, вся семья жила в сильнейшей тревоге и страхе за Лику — нервы Хельги просто не выдержали такого напряжения:

Занимаясь хозяйством, она со страхом вслушивалась в бормотание дочери, как вдруг внутри что-то щелкнуло — и сжатая до предела пружина резко распрямилась.