— Но ты же никогда не любил студень, произнес он с сомнением. — Такая еда для меня. Это ели во время Великой депрессии.

— Ну… просто я по нему соскучился.

— Студень? По нему никто бы не соскучился, а уж тем более ты.

— А что такое студень? — спросила Чейси, смахивая с жакета последние капли воды. Дерек загляделся на нее. Подкрасив губки, она выглядела такой же свежей и привлекательной, как утром, когда вошла в кабинет Госдепартамента и он поцеловал ее. Тогда ее губы были словно…

— Что такое студень? — снова спросила Чейси, оборвав его воспоминания о вкусе ее губ.

Он поперхнулся. «Не расслабляйся», скомандовал сам себе.

— Студень — это такое национальное блюдо в этой части Кентукки, — объяснил он. — В Багдаде я страшно тосковал по нему.

Папаша хмыкнул.

— Знаешь, сынок, наберется штук двадцать разных вещей, по которым, как мне кажется, ты мог соскучиться, но только не по студню.

Но все же старик свернул на боковую расхлябанную дорогу и припарковался перед заведением Вайноны, как раз тогда, когда дождь прекратился. Чейси открыла дверцу и посмотрела на жидкую грязь под ногами. Подумав, она закрыла дверцу. Но такой оборот Дерека не устраивал.

— Я тоже собираюсь выйти с вашей стороны, произнес он с самой невинной улыбкой. — Дама вперед.

Она снова глянула вниз, потом намекающе посмотрела на открытую дверцу рядом с сиденьем водителя, потом — на Дерека. Он приказал себе не двигаться.

— Какие красивые у вас туфельки, — как бы между прочим заметил он. — От Феррагамо?

— Шанель.

— Ну и ну! Наверное, вы выложили за них целую кучу денег. Будет жаль, если вы их еще больше испачкаете.

— Но ведь так и случится, не правда ли? холодно спросила она.

— Тут все зависит от вас. Я могу попросить папу отвезти вас в Падуку или назад в Этаун, сказал Дерек. — Вполне цивилизованные места. Там полно дамских магазинов. Отели, мотели — если вы не захотите жить на нашей ферме. Прекрасные рестораны с хорошей кухней. Но, конечно, как мы уже раньше говорили, это свободная страна, и вы можете оставаться там, где захотите…

Не дослушав его, она вышла из машины и сразу увязла в раскисшей глине. Стоило ей вытащить одну ногу, как другая тут же ушла еще глубже.

Дерек начал считать до двадцати, чтобы подавить жалость. Он ждал, что она попросит отвезти ее назад, к цивилизации. Это непременно должно было случиться. Но не случилось.

Он досчитал до семнадцати, когда она вытащила ноги из увязших в глине туфель и босиком направилась к крыльцу, возле которого ее ждал старый Маккенна.

— Эй, а как же Шанель? — растерянно воскликнул Дерек. Он выпрыгнул из машины, подхватил перепачканные туфельки и зашагал к ней по грязи, мокрому песку и лужам.

— Все в порядке, — ответила она с ласковой улыбкой, способной смягчить самого сурового мужчину. — Я буду ходить босиком, как они, — девушка указала на двух стоявших на крыльце чумазых подростков в шортах и майках с эмблемами рок-групп. Дерек выронил туфельки от Шанель. Краем глаза он заметил, как папаша покачивает головой.

— Упертые, — приговаривал он. — Какие же вы оба упертые!

Он распахнул стеклянную дверь и вошел.

— Вот так выглядит студень, — объяснил он Чейси.

— Блюдо делается из свиных голов? — с замиранием сердца спросила девушка.

— Да, дорогая, — ответил пожилой мужчина, галантно придерживая перед ней дверь. — Студень — это свиные мозги, требуха и прочие внутренности в желатиновом желе.

— Просто «в желе», — машинально поправила она. — Правильно говорить просто «в желе».

— Да, конечно, конечно. Здесь мы едим студень с крекерами, сыром и острым соусом. Запиваем колой. Хотите попробовать?

Дети смотрели на Чейси так, словно она была с другой планеты. Бэнкс Бейли так и выглядела: волосы тщательно уложены, на руках — маникюр, элегантно одета — от колен и выше. Правда, ниже просматривались рваные чулки и грязные босые ноги, но какие…

«Красивые ножки», — отметил про себя лейтенант Маккенна.

— Дерек, ты собрался жениться? — спросил один из мальчишек. — Я слышал про то, что отец не разрешал тебе приводить в дом женщин просто так.

— Нет! — рявкнул в ответ Дерек и пропустил Чейси вперед.

Войдя в помещение, он огляделся и почувствовал себя в своей стихии. В конце концов, все то, что он перенес, не было чрезмерной платой за безопасность этих людей. Он вдыхал запах жарящегося попкорна, разглядывал знакомые красно-белые обои. Навстречу ему вышла хозяйка.

— Дерек Маккенна, мой малыш! — пышнотелая блондинка в фартуке обвила его руками. — Ах ты, мой мальчик!

Краем глаза он заметил пристальный взгляд Чейси и нахмурился.

— Вот, Вайнона, тебе маленький подарочек, — сказал Дерек, осторожно высвобождаясь из ее объятий. Из кармана джинсов он достал крошечный хрустальный флакончик.

— «Бал в Версале»! — воскликнула Вайнона. — Ты не забыл!

— Я никогда не забуду свою первую девушку — Всякий раз он привозит мне эти духи, объяснила Вайнона Чейси. — Здесь их не купишь, а выезжать мне некогда. Но ты же не в Багдаде их купил?

— В Вашингтоне, — ответил Дерек.

— А ее ты тоже там подцепил? — спросила Вайнона, оглядывая Чейси.

— Да.

— По-моему, ей недостает туфель.

— Она следует местным традициям.

— Только дети ходят у нас босиком, — уточнила Вайнона.

— Не думаю, что ей понравится наша ферма.

— Когда свадьба?

Папаша вышел из задней комнаты, неся с собой коробку с солеными крекерами, бутылку с острым соусом и ящик кока-колы в банках.

— Они не собираются жениться, — сказал он.

— Тогда что тебе здесь надо? — неприязненно спросила Вайнона, глядя на Чейси.

— Студня. Дерек сказал, что вы делаете его лучше всех. Мне так расписали это блюдо… Последние полмили я только о нем и мечтала.

Лицемерка. Настоящая лицемерка, способная на все ради достижения своей цели. Но Дерек видел ее насквозь. На него такие штучки не действовали.

А на Вайнону наоборот. Та заулыбалась и даже вздохнула от удовольствия, убрала флакончик в карман и прошла за прилавок. Она достала кастрюлю со свежим студнем и выставила его на обозрение. Выглядел он как неаппетитная расплывчатая масса, состоящая из желе и кусочков мяса.

К горлу Дерека подступила тошнота.

— Замечательно! — воскликнула Чейси. — Дерек сказал, что его подают с сыром, крекерами и острым соусом. Мне бы хотелось попробовать. И колу, пожалуйста.

Вайнона искоса глянула на Дерека, желая убедиться, что он не против. Потом принялась накладывать студень на тарелку. Несколько раз хлопала по руке папашу, пытавшегося ухватить кусочек. Чейси взяла один крекер и надкусила его. Артистка! Она даже зажмурила глаза, словно от удовольствия.

Черт! Она на самом деле все съела! Прожевала и проглотила, а потом еще попросила добавки!

Эту бабу ничем не напугаешь.

— Дерек, а ты не попробуешь? — спросила Вайнона.

Он посмотрел на Чейси. Почему она не воротит нос от студня? Почему ее не мутит? Почему она не умоляет отвезти ее в Этаун?

Он мужественно взял крекер. Посмотрел на сыр и на желеобразную массу. Соус должен забить вкус студня.

Дерек поднес ложку ко рту.

И тут же вспомнил про маленького поросенка, с которым играл в детстве.

Он мгновенно выскочил на крыльцо, на свежий воздух. Голова у него кружилась. Он держался за перила, пытаясь прийти в себя.

Дверь позади приоткрылась.

— Лейтенант, я отдаю должное вашим усилиям.

Он обернулся. Чейси держала в руке банку с кока-колой, которую протянула ему.

— Правда? — он взял у нее банку и сделал глоток.

— Да. Но вам не удастся напугать меня. Я никуда не уеду. Я собираюсь выполнить свою работу, а вы выполните свою. Когда я ее закончу, вы будете чувствовать себя на приемах, в телестудиях и в престижных танцевальных залах так же непринужденно, как я. Это называется этикетом, я зарабатываю на нем деньги.

Он снова ощутил на губах вкус студня.

— Вам придется посвятить его изучению следующие тридцать дней, — продолжала Чейси.

— Нет. Я не собираюсь этого делать. Я нравлюсь себе таким, какой я есть, — ответил он, угрожающе тыча в нее пальцем. — Завтра же утром вы сядете на первый же рейс из Этауна. Одна.

Глава 4

Маккенне принадлежало десять акров сельскохозяйственных земель, дом с выбеленными стенами и амбар из красного кирпича. Все это было построено еще прадедом старшего Маккенны, променявшим свою картофельную ферму в Ирландии на табачную плантацию в Америке. Отец старшего Маккенны вместо того, чтобы выращивать табак, занялся животноводством, а сам папаша перешел на сою, когда это стало более выгодным. Но независимо от того, чем они занимались, все поколения Маккенны были тесно связаны с землей.

Семейную традицию прервал Дерек, захотев приключений. И все объяснялось не тем, что он не был способен трудиться на ферме так же упорно, как его отец, — Дерек в десять лет научился управлять трактором, в двенадцать планировал ирригационную систему, в пятнадцать вел бухгалтерию, — а тем, что все это не отвечало потребностям его души. Учеба в колледже также не удовлетворяла его. Молодого человека тяготил рутинный распорядок дня. И еще ему не нравилось ложиться и подниматься рано, жить простой, будничной, изолированной жизнью фермы.

Как ни любил Дерек своего отца, навещал он его прежде всего из чувства долга. Букет цветов на могилу матери, умершей, когда он был еще ребенком, флакон духов для Вайноны, неделя на то, чтобы привести в порядок ферму, — и он снова с радостью отправлялся на военную базу.

Никто из тех, кто знал его, и даже он сам, никогда не думал, что он захочет остаться на всю жизнь фермером. Но теперь все изменилось: когда он съехал с шоссе и вывел пикап на проселочную дорогу, ему захотелось остановиться, выйти, упасть на колени, разрыдаться и поцеловать эту землю.

Наконец-то он был дома!

Дом — это такое слово, которое человек всегда помнит и всегда носит в своем сердце. Оно может становиться большим и тяжелым, оно может не давать дышать, говорить. Но оно может и поднимать ввысь, превращать обычные слова в стихи и вдохновлять художников на создание настоящих шедевров. Все, что казалось будничным, привычным и скучным, в таких случаях наполняется особым смыслом.

Он вернулся домой. Да, его домом всегда была эта ферма, и он станет служить ей так же, как поступали его отец, дед, прадед и прапрадед. Он станет истинным фермером. Он и не переставал им быть.

— Папа…

— Знаю, сынок. Ты хочешь сказать, что больше никуда не уедешь, так?

— Именно так. Я никуда никогда больше не уеду, — ответил Дерек, чувствуя, как ритмы Кентукки входят в его жизнь. Забыть свой дом невозможно, так же невозможно, как нельзя, например, разучиться кататься на велосипеде.

Белокурая кудрявая головка появилась из-за плеча его отца.

— Мне неприятно прерывать вашу идиллию, лейтенант, но вы забыли, что через три дня должны быть в Нью-Йорке.

— Черт! Про вас я совсем забыл, — огрызнулся Дерек. — Вы можете оставить меня в покое хотя бы на десять минут?

— Не могу. Доставить вас в Нью-Йорк моя работа. А потом — в Балтимор.

— Мисс Бейли Бэнкс, Бэнкс Бейли или как там вас, — ответил Дерек, — я никуда с вами не поеду. Ну разве только довезу вас до аэропорта в Этауне завтра утром.

— Вы заключили с правительством соглашение, — назойливо продолжала она, все так же высовываясь из-за плеча его отца. — Начальник службы персонала ждет, что вы с уважением отнесетесь к этому соглашению.

— Жаль расстраивать вас и генерала. Я сам позвоню ему, если вы при этом будете себя лучше чувствовать. Но я остаюсь дома. А вы уезжаете. Я попросил отца вернуться и подобрать вас, потому что я и бездомную дворнягу не бросил бы под таким ливнем.

И тут выдержка оставила ее. Чейси по-настоящему разозлилась. Дерек понял, что оскорбил ее не на шутку: она побледнела, на ее щеках выступили ярко-красные пятна, сапфировые глаза метали молнии.

— Я не дворняга! Я специалист по протоколу Государственного департамента…

— Детки, детки! — вступил отец. Он сделал жест, словно рефери, разводящий боксеров в разные углы ринга. — Перестаньте препираться. Леди, не надо портить встречу с моим единственным сыном, вернувшимся оттуда, куда его бросили умирать.

— Извините, мистер Маккенна, — потупилась Чейси.

— Прости, папа.

— Веди машину, сынок. Очень хорошо успокаивает, Позволяет вспомнить все, что забыл, насладиться природой и поблагодарить Бога за то, что он помог тебе найти путь домой…

Дерек всегда делил мужчин на два типа: на тех, кто подчиняется женщинам, и на тех, кто подчиняет их себе. Себя он всегда причислял к последним. Сейчас он решил попрактиковаться на Чейси — без определенной цели, ради удовольствия. Красотка сидела, насупившись и поджав губы. Он так засмотрелся на нее, что почти перестал слушать отца.