Алена Филипенко - Мой лучший враг (СИ)

– Что мы будем рисовать?

Я задумалась.

– Я нарисую тебе улыбку, а ты мне – смех!

Стас возмутился:

– Но это же нечестно! Улыбку рисовать гораздо проще. Как я нарисую смех?

– А я нарисую не такую улыбку. Я нарисую сложную.

– Ну ладно…

Мы сели за стол и стали рисовать. Я нарисовала водопад из множества капелек, а каждой капельке пририсовала улыбающееся лицо.

Стас первый протянул мне свой рисунок. Он нарисовал рот, из которого вылетают маленькие птички, крендельки и сахарная вата, карамельки, маленькие котята, облака, радуга и разноцветные бабочки.

Художник из него был так себе, глядя на рисунок, можно было подумать, что невидимому человеку плохо, и его рвет бабочками, птичками и карамельками. Но рисунок мне очень понравился.

Я протянула ему свой рисунок.

– Это водопад, – недовольно сказал он, – где же тут улыбка?

– А ты смотри внимательно! – улыбнулась я.

И он увидел лица на капельках. И восторженно сказал:

–Ого! Улыбки! Очень круто, спасибо!

Мы отдали друг другу свои рисунки.

Время было уже позднее, и Стасу пора было домой.

– Не забудь, – сказала я на пороге, провожая его, постучав по своему карману, –поймать мою улыбку!

– А ты поймай мой смех! – постучал Стас по своему карману.

Я побежала на второй этаж. Одну половину второго этажа занимала моя комната, вторую – чердак. Я пробиралась через старую мебель, кастрюли и цветочные горшки. Еле-еле открыла окно. Вдохнула вкусный вечерний воздух.

Стас встал прямо под фонарь, чтобы я видела его.

– Я здесь! – крикнул он.

Я засунула руку в карман и вытащила кулачок.

– Ты готов?

– Готов! Ловлю!

И я бросила ему невидимую улыбку. Он поймал ее и налепил себе на рот. Улыбнулся широко-широко.

– Теперь лови мой смех!

Он бросил мне смех.

Я поймала его, открыла рот, бросила смех туда, как следует разжевала и проглотила. Потом засмеялась.

– До завтра! – помахала я ему.

– До завтра! – улыбнулся он и пошел вдоль улицы.

В своей комнате на подушке я нашла записку.

Я сразу узнала почерк Стаса. Большие корявые буквы заваливались влево, а не вправо, как у всех.

–В ОКОШКО – УЛЫБКУ, А ИЗ ОКОШКА – СМЕХ!

Я улыбнулась. Когда он успел написать ее и подсунуть мне? Я не заметила.

Это записка до сих пор лежит у меня. Сложенный в четыре раза лист бумаги хранится в отдельном файлике.

Я просто не могу выбросить ее. То же самое было с пачкой мармеладок, подаренной отцом, которую я хранила столько лет.

Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что того мальчика, который был частью моей Вселенной, больше нет.

Кто-то трясет меня за плечо. Моя соседка по палате. Та женщина с книгой. Она улыбается.

– Просыпайся! Медсестра сказала тебе сдать мочу. И кровь. Натощак.

Я поежилась. В больнице я лежала один единственный раз. С почками. Это было полгода назад. А ощущение, как будто это было только вчера. Только в тот раз я лежала в детской больнице. В отделении урологии. Сейчас меня поместили во взрослую больницу. В отделение травматологии, но оно идет смежно с урологией – в палате лежат пациенты обоих отделений.

Я иду в процедурную. Медсестра занимается моим глазом – отодвигает повязку, смотрит, поправляет обратно.

– Можно хоть посмотреть? – спрашиваю я.

Она качает головой.

– Сейчас рано. Но у меня для тебя хорошие новости. После обеда тебя посмотрит врач, и он ее снимет уже насовсем.

Я выдыхаю от облегчения. Залепленный глаз меня изрядно напрягает.

– Зачем вообще залеплять ожог? – спрашиваю я. – Только хуже ведь…

– Пластырь не соприкасается с поврежденной кожей. Заклеили то, что вокруг, чтобы инфекция не попадала. Создали воздушную подушку, чтобы подсыхал.

Я киваю.

– А зачем сдавать кровь и мочу? – недовольно морщусь я, когда она втыкает в меня иголку. – Ведь со мной же все в порядке.

– Никто не знает, сколько ты пролежала в лесу. На сырой земле. Может быть, ты простудилась. Нужно понять, нет ли микробов.

Чувствую я себя не очень хорошо. Знобит. Наверное, я все-таки простудилась.

Сколько я пролежала в лесу? Кто меня нашел?

Последнее, что я помню, лицо Стаса. Что же все-таки он сделал со мной?

«Думаю, ты не захочешь помнить о том, что мы с тобой сделаем. Поэтому просто выпей это».

Помню горящие угли.

«Я уничтожу тебя».

И больше я ничего не помню.

Он бросил меня там, в лесу? А потом меня нашел какой-нибудь случайно проходивший мимо грибник?

Надо спросить у родных о моем чудесном спасении.

Я прохожу в свою палату. У меня две соседки. Женщина, с которой я немного успела пообщаться, и девушка чуть постарше меня.

Раздается звон колокольчика. Сердце екает. Полгода назад, когда я лежала в больнице, я слышала точно такой же колокольчик. Это так зазывают на завтрак.

Я прохожу в коридор, держа в руках тарелку и чашку. В конце коридора очередь. Толстая женщина в белом чепчике охраняет телегу, на которой стоят два ведра. Каждый подходит к ней, она плюхает в тарелку кашу, сверху кидает брусок масла. В кружку наливает чай. В руку кладет сырок.

Я дожидаюсь своей очереди и иду в свою палату. Мысленно сравниваю две больницы. В прошлый раз моя палата располагалась рядом со столовой, и я завтракала за столом. Сейчас я сажусь на свою кровать, ставлю посуду на тумбочку.

Мои соседки разговаривают друг с другом. Я молча жую кашу. Мне не хочется с ними общаться.

После завтрака я немного оживляюсь. Беру в руки телефон – тридцать шесть пропущенных вызовов. Двадцать пять из них – от мальчишек. И одиннадцать – от Дашки.

Я пишу Роме и Даше. Говорю, что со мной все хорошо. Чтобы не волновались за меня.

Отправляю сообщения. Ложусь на кровать.

Я целиком погружаюсь в свои мысли. Думаю о том, чем можно отпилить эти чертовы решетки.

Мне нужна эта яма.

Я хочу похоронить этого ублюдка.

Утром меня разбудила Умка, которая ходила по мне лапами. Стоп! Умка? Она должна быть в клетке! Я разлепила глаза и увидела перед собой Стаса, который положил Умку на меня. Крольчиха легонько стучала лапками по одеялу.

Его, наверное, впустила бабушка.

Я замычала и зарылась с головой под одеяло.

Стас завозмущался.

– Ну уж нет! Вставай, Спящая красавица!

– Сколько времени?

– Время смотреть фильм! Побежали ко мне завтракать! И у меня такой фильм есть, обалдеешь!

– А какой?

– Про привидения.

– Пойдем. – Я оживилась. Фильмы про привидения я обожала. – Только давай сначала в магазин забежим быстренько, бабушка еще что-то вчера просила купить, а я забыла.

Мы со Стасом были заядлыми киноманами. Фильмы мы смотрели почти каждый день. Вечером, когда темнело, мы уходили к нему, ложились на пол в его комнате и смотрели фильм на огромном приогромном экране. Конечно, на самом деле экран был обычный, средних размеров, но у нас с бабушкой был только старый пузатый телевизор, и все современные модели казались мне настоящими кинотеатрами.

В магазине, еле-еле дотянувшись до прилавка, я протянула продавщице продукты.

Стас стоял рядом и смеялся. Ух, как я злилась, когда он подшучивал над моим ростом. Ну погоди, когда я вырасту, я тебе устрою!

Был самый разгар нашего последнего предшкольного лета. Осенью мы должны пойти в школу. В первый класс. Мне было шесть, а Стасу семь. Мама хотела отдать меня в школу на следующий год, но я безумно хотела попасть в один класс со Стасом. Пока что нам не было никакого дела до будущей школы – ведь это лето будет длиться целую вечность.

Мы возвращались из магазина, и тут я заприметила двух девочек, которые играли в какую-то странную игру.

Девочки были постарше меня года на два. Их было трое. Двое натянули резинку и стояли по бокам, а третья девочка прыгала в середине. При этом она прыгала в определенной последовательности. Как будто это был какой-то танец.

– Пойдем! – недовольно сказал Стас и потянул меня за руку.

– Подожди! Я хочу понять, что они делают!

– Они играют в какую-то ерунду! Девчачьи игры всегда странные. Пойдем смотреть фильм.

Но мне безумно понравилась эта игра.

– Я хочу также! – заныла я.

– Ну что я могу сказать? Иди знакомиться, они тебя научат.

Я вся сжалась, мне было страшно идти знакомиться, я боялась девочек. Все еще помнила, как девочки нашей улицы отказались со мной играть, потому что у меня были мальчишеские игрушки. Я неуверенно подошла к девочкам. Ни к чему хорошему это не привело. Девочки посмеялись надо мной, сказали, что я еще маленькая, а в эти игры играют только большие девочки. Я вернулась вся в слезах.

– Не плачь! Я сам к ним пойду! – сказал мне Стас.

Он ушел к девчонкам, а я пошла домой относить продукты.

Когда я разобралась с пакетами и убрала все в холодильник, пришел Стас. Довольно протянул мне резиночку тех девчонок.

– Я все узнал! Я тебя научу.

– Они тебе рассказали? Вот так просто? И отдали резиночку? – поразилась я.

Я восторженно смотрела на белый моток резинки.

– Они мне подарили, – гордо сказал он. – Я с ними поздоровался, улыбнулся им, попросил научить в нее играть, они все рассказали и даже отдали резиночку.

В тот момент я очень гордилась моим другом. Гордилась тем, что у него так здорово получалось со всеми дружить.

Но спустя несколько лет, когда мы стали врагами, я узнала настоящую тайну резиночки. Одну из тех девочек звали Дашей. Впоследствии Даша стала моей одноклассницей, а потом – лучшей подругой. Именно она рассказала мне эту тайну. Что Стас, чтобы выведать тайну игры в резиночку, стал пытать их крапивой. Стас уже тогда внутренне был склонен с жестокости и агрессии, но я этого не видела. Для меня он был просто моим Стасом. Самым лучшим и красивым мальчиком на Земле.

– Ну что, пойдем научу тебя прыгать через резиночку? А потом посмотрим фильм?

Мы вышли в огород, один конец резиночки перекинули через стоящие рядом два столбика, а на другой конец встала я. Стас встал сбоку от двух резинок и показывал мне разные прыжковые комбинации. Вскоре я выучила движения и стала прыгать сама.

Больше всего мне удавалась та часть, где надо так быстро выпрыгнуть из резинки наружу и попасть ногами прямо на сами резинки. Я почему-то всегда попадала четко на линии, даже если резинки натянуты до самых бедер. А вот та часть, где надо было прыгнуть внутрь, у меня никак не получалась. Даже если резинки натянуты низко, до колен. Почему так, я понять не могла. Может, не хватало быстроты? Или ноги коротковаты?

После этого мы постоянно играли в резичноку. Продвинулись мы в этом здорово. У нас стало получаться очень быстро. Мы даже от себя добавили пару движений. Мы играли каждый день и по многу раз, и мне кажется, я так отработала движения, что никогда их не забуду. Только, когда мы играли, я замечала, что Стас часто осматривался по сторонам, нет ли кого рядом? Я понимала, что это девчачья игра, и если какие-нибудь мальчишки увидят его, потом будет много насмешек. Но игра и мне и ему понравилась безумно.

Мы пришли к нему домой и стали смотреть «Корабль-призрак». Мама Стаса сделала на завтрак блинчики с малиновым вареньем.

Фильм нам очень понравился. Морскую тематику просто обожали, и привидений тоже. Там было очень много пугающих моментов. Стас сказал мне, что я очень похожа на Кэтти, маленькую девочку-призрака из фильма, только волосы другие. У Кэтти они рыжие, а у меня какие-то непонятные, то темно-серые. Такой оттенок в салонах красоты называют «лесной орех», но я бы назвала его просто: цвет мокрой пыли. За «Кэтти» Стас получил по носу. Как же он мог забыть, я же ненавижу девчачьи роли. И сравнение с маленькой доброй девочкой-привидением привело меня в бешенство. После просмотра я была в восторге от Джека, главного злодея, оказавшегося в конце фильма кем-то вроде демона из Преисподней, и который всех лихо обманул, притворившись человеком. Чтобы помириться, Стасу пришлось соврать, что он все перепутал и на Кэтти я не похожа ни капли, и да, он как следует рассмотрел и понял, что у меня есть что-то общее с Джеком. Глаза такие же и также улыбаюсь. После его слов я сидела довольная. Для меня это было самым лучшим комплиментом.