Алена Филипенко - Мой лучший враг (СИ)

Я не стала медлить. Развернулась и побежала прочь.

Глаза застилала пелена слез.

Я бежала через лес и железнодорожные линии. Оказавшись в городе, я перешла на шаг. Куда мне идти? Домой не хотелось. Я пошла к дому Ромы, выбрала самую дальнюю лавочку, скрытую от чужих глаза деревьями, и легла.

По небу проплывали облака.

Они были похожи на чьи-то следы.

Я чувствовала себя виноватой во всем, что произошло. Стас мучил моих друзей только из-за меня. Для того чтобы что-то доказать мне, что я – полное ничтожество. Ему это удалось.

Вскоре я услышала знакомые голоса. Голоса моих друзей. Я пошла на голос, окрикнула их.

Выглядели они не очень. Но друзья старались держаться. Антон сильно хромал. Держась за бок и морщась от боли, Рома помахал мне рукой.

– Смотри! У меня теперь нет куска переднего зуба, – Серега улыбнулся мне кровавой дырявой улыбкой.

– Мне очень жаль, – пробормотала я.

– Да ты чего! Это же круто! Я теперь свистеть буду громко. Всю жизнь завидовал тем, кто через дырки свистит так громко-громко. И я теперь Игорьку покажу! А то он все хвастается своей щелкой между зубов… Ух, я ему как покажу свою дырку, он обзавидуется… Эй, Том, ты чего, плачешь?

Но вместо того, чтобы заплакать, я засмеялась. Мои друзья непонимающе уставились на меня. Я смеялась так громко и заразительно, что они не выдержали и тоже принялись смеяться.

Смех – единственное, что помогало нам не сойти с ума.

Насмеявшись вдоволь, мы попытались прийти в себя.

Заикаясь от смеха, Серега пробормотал:

– У меня полный рот крови. Цап, ты обещал меня вылечить.

– Ах да, сейчас я быстро, – Рома скрылся в своем подъезде. Вернувшись, он протянул Сереге стеклянный пузырек и кусок ваты.

– Перекись водорода. Сделай ватную затычку, чтобы кровь не шла. Пойдемте на лавочку.

Серега сел на лавочку. Я легла на траву. Антон и Рома сели возле меня. Мы смотрели, как Серега смачивает кусок ваты и затыкает себе дыру.

– Они отпустили нас сразу, как ты ушла, – сказал Рома. – Не понимаю, почему. Просто взяли и отпустили.

Я кивнула.

Повисла тишина. Все ушли в свои мысли. Как оказалось, все думали об одном и том же.

Первым тишину нарушил Серега.

– Ружье? – прошепелявил он. – Эффективно и быстро.

– Не, слишком киношно, – покачал головой Антон. – Где ружье-то взять в реальной жизни?

– У моего бати пневматическое только, – подал голос Рома.

– Не вариант, – отмел предложение Антон. – Убить – не убьем. Покалечим и только разозлим.

– Нож? – предложила я. – Нож у каждого есть.

– Тоже не вариант, – забраковал Антон. – Ножом – это нужен тесный контакт… Нас двадцать раз отмудохают, пока мы до Шутова с ножом доберемся. Еще варианты?

– Нанять киллера, – предложил Серега.

– Эффективно, но опять же киношно, – ответил Антон. – Где его найти? И дорого…

– Лук? – предложила я.

– Хм. Уже ближе… Луки везде продаются. И убить им запросто можно. Эффективно. И близкий контакт не нужен. Но…Из лука уметь стрелять нужно. Кто-нибудь стрелял хоть раз? А я да. И хреново я стрелял. Очень сложно… А если не лук, а…

– Арбалет! – догадался Серега.

– Точно. Арбалет – вещь крутая. Стрелять просто, убить можно. Цапа, ты у нас любишь всякие списки вести, ну-ка возьми тетрадку, напиши – «Список подходящего оружия для убийства Стаса Шутова». Пунктом первым напиши арбалет.

– С собой нет, где записать. Я запомню, – сказал Рома.

Мы стали думать о следующих пунктах. Я посмотрела на мальчишек. У всех были серьезные лица. Вроде бы, это была всего лишь игра, занятие для того, чтобы отвлечься от всего, что с нами произошло. Воображаемая смерть Стаса – этакая жалкая попытка успокоить нервы и облегчить свою жизнь. Но с другой стороны…

Игра иногда переходит за свои границы.

Когда мы разошлись по домам, я вылезла через окно на крышу терраски.

Вдыхая весенний вечерний воздух, я пыталась разобраться со своими мыслями.

Я запуталась.

Еще несколько дней назад, после встречи с Яной, я думала, что справлюсь с этим. Что смогу вытерпеть его жестокость, буду бороться, стиснув зубы, но…

Одно дело – размышлять об этом на кровати в тепле и безопасности. Размышлять о том, что терпеть придется очередные насмешки и оскорбления. Совсем другое – быть заживо сваренной в кипятке. И видеть, как твоих друзей жгут и впечатывают в бетонные плиты. Терпеть подобные вещи – выше моих сил. А жестокость Стаса прогрессирует с каждым днем, я это вижу.

Что же мне делать?

Держаться от него подальше – не могу.

Подойти близко – боюсь.

Что я чувствую? Что я вижу?

Я вижу железное сердце, вокруг которого – огненное кольцо. Я хочу добраться до этого сердца, хочу пробраться сквозь огонь – но обжигаюсь и отступаю. И опускаю руки.

Но даже если я проберусь сквозь огонь и дотянусь до сердца – я все равно не удержу в руках раскаленное железо. И выроню из рук.

Мои мысли возвращаются к прошлому. К тому моменту, когда я бросила Стаса одного. Убежала домой и спряталась под одеялом. Много раз я задавала себе этот вопрос – почему? Почему я не позвала на помощь? Но я так и не смогла дать ответ. Наверное, страх – самое сильное чувство, на которое способен человек. Это чувство парализует все тело, заглушает все остальные ощущения. Страх вытравливает понятия о совести и чести. О дружбе и любви. Ты не думаешь ни о чем другом, кроме как оказаться подальше от этого кошмара. Уйти от него. И пускай даже ценой чужих жизней.

Я пыталась доказать Стасу, что изменилась, что я больше ни за что бы так не поступила… И все повторяется снова. Он поймал нас там, на промзоне, чтобы доказать – что я все та же маленькая пугливая девочка. Он прав. Все повторилось снова. Когда он навис надо мной там, возле плит, я снова ощутила себя во власти парализующего ужаса. Мне хотелось одного – проснуться.

Этой ночью мне приснился кошмар.

Кролик пищал. Он пищал в совей колыбельке и никак не мог заснуть. А я душила его, душила, чтобы он замолчал. Я не могла выносить его писк. Я проснулась от собственного крика. Вцепившись руками в подушку, часто-часто дышала. Была глубокая ночь. Было очень жарко, лоб покрылся испариной. Я взяла подушку и одеяло и перелезла за окно. Завернулась в одеяло, села на крышу терраски. Смотрела в ясное ночное небо. Я почувствовала себя девочкой из прошлого, которая так любила смотреть на звезды. Закрыла глаза и попыталась представить, что мой друг из детства рядом со мной. Стоит только протянуть руку – и я дотронусь до него. Потреплю его мягкие курчавые волосы. Стоит только напрячь слух – и я услышу его голос.

– Где ты? – тихо заплакала я и открыла глаза. Посмотрела вдаль. – Где ты? Мне так плохо без тебя. Ты мне так нужен…

Но мой друг детства меня не услышит. Ведь он просто перестал существовать.

– Бабушка, я не пойду в школу, у меня голова болит! – крикнула я со второго этажа бабушке в ответ на ее крик о том, что уже без пятнадцати восемь. Я стояла на лестнице и смотрела в окно. Лестничное окно выходило на дорогу, в отличие от моей комнаты, где окно выходило в сад. Я только что увидела, как по дороге прошел Стас. Нет. В школе сегодня нет места для нас двоих.

– Померь давление! – закричала бабушка. – Может, оно высокое, и надо таблетку пить! Нет, бабушка. Это не давление. И таблетка тут не поможет.

Я знала, что рано или поздно мне придется выйти из дома. Но только не сегодня.

Я снова легла спать. Проспала целый день. Периодически я просыпалась, вздрагивая от кошмаров, и снова проваливалась в полусон, полубред. Точно такие же сны мне снились всю ночь.

Я проснулась под вечер. Надо мной нависло лицо дедушки. Он улыбался.

– На вот, я это… тебе бульончик сварганил. Бабка занята, пришлось мне варить.

Дедушка протянул мне тарелку. Золотистый бульон с кусочками мяса и морковки. Дико тошнило, но легкий бульон – как раз то, что нужно.

– Спасибо, – я с благодарностью взяла тарелку. Дедушка смотрел, как я ем.

– Как себя чувствуешь? Температуры нет? – он потрогал мой лоб. – Нет, вроде лоб холодный.

– Не очень хорошо, – сморщилась я. – Вся разваливаюсь. А завтра школа…

– Ну и сиди дома. Ну эту школу. Никуда не убежит. Врача вызовем и все.

Я отдала дедушке тарелку. Откинулась назад. Не идти в школу… Это звучало так соблазнительно.

Хотя бы неделю я проведу в безопасности. Это радует. Конечно, от своих неприятностей я не смогу избавиться. Я смогу просто отсрочить их. На неделю.

– Расскажи мне какой-нибудь стишок, – попросила я дедушку.

– Какой-такой стишок? – растерялся он.

– Как в детстве, помнишь? Я приходила в твою каморку, а ты рассказывал мне разные стишки. Они были такие странные. Грустные. Совсем не детские. Это даже не стихи, а баллады. Английские баллады. Ты их много знал. Я помню балладу об английской королеве. И о Робин гуде. Ты помнишь хотя бы одну? Расскажи мне!

Дедушка почесал седую голову.

– Ух и задачку ты мне задала внука… Ну, хорошо, ложись, укрывайся одеялом и слушай.

Я легла, закрыла глаза.

– Спешите на улицу, добрые люди,

Послушайте песню мою.

О славном стрелке, удалом Робин Гуде,

Для вас я сегодня спою...

Я заснула быстро, несмотря на то, что целый день итак провалялась в постели. Я провалилась в тревожный сон. Перед глазами бешеной каруселью вертелись злобные лица.

Обеспокоенные бабушка с дедушкой вызвали врача. Врач поставил единственный диагноз, на постановку которого, как мне кажется, запрограммированы все врачи – ОРВИ.

Несколько дней я провалялась в кровати.

Есть не хотелось. За два дня поела орешков, пару бананов, попила кефир и впихнула в себя одну котлету. Просмотрела все возможные передачи и ток-шоу по телевизору. Я перестала причесываться и одеваться. А потом перестала мыться.

У меня было не ОРВИ, а обыкновенная депрессия.

В этом состоянии меня застала Дашка.

Подругу впустила бабушка. Я слышала из своей комнаты, как кто-то позвонил в звонок. А потом услышала Дашкин бодрый голос.

– Фу, ну и воняет у тебя тут, – Дашка ворвалась ко мне в комнату, как ураган. Сразу же подошла к окну и открыла его настежь. – Плесневеешь потихоньку?

– Хватило бы просто привета, – сказала я.

Дашка стала собирать со стола грязные чашки, банановые шкурки и пакет из-под кефира.

– Я отнесу на кухню.

Она вернулась с тряпкой.

– Не помешало бы и убраться, – и стала протирать стол. – А ты иди в душ. Скоро танцы.

– Танцы? – ужаснулась я. – Нет. Я не пойду.

– А тебя кто-нибудь спрашивает? Пойдешь и точка. Но для начала – марш в душ, а то смотреть на тебя противно. До чего расклеилась.

Мы с Дашкой не виделись с того дня, как Стас устроил нам адский денек. Но я написала ей обо всем в переписке.

На танцы я не пойду, но относительно душа я с Дашкой соглашусь. Он мне не помешает.

Я взяла полотенце и пошла в ванную.

После душа, намотав полотенце на голову, я вернулась в комнату. Дашка привела комнату в относительный порядок.

– Ну ты и свинья! – выдала подруга. – Дружба с мальчишками ничему хорошему тебя не научит.

– Ну, почему же? – стала спорить я. – Я умею чеканить мячик восемь раз. А еще я научилась здорово плеваться, хочешь, покажу?

– Нет, верю тебе на слово. Вообще-то я пришла к тебе по делу. Ты тут устроила себе дополнительные каникулы, а у нас на носу защита реферата. Ты вообще про него помнишь?

– Конечно! – соврала я. Реферат начисто вылетел из головы.

– Я тебе скинула по почте. Тебе сделать первый пункт. Там про историю рекламы что-нибудь посмотришь. А еще тебе расчетная часть. Посчитать эффективность по тем данным, которые мы собрали. Их, правда, немного, но остальное я от себя добавила. Формулу мы с тобой выписывали, у тебя она есть. Вот, хоть проведешь с пользой время своей депрессии.

Я вздохнула.

– А теперь – собирайся!

– Что? – не поняла я.

– На танцы. Одевайся!

– Но я не пойду!

– Пойдешь как миленькая! Не пойдешь – потащу за волосы. Одевайся! Где твоя одежда?