Отец нервно ходит по гостиной, его голос грохочет подобно раскатам грома.

– Зачем? Зачем ты пришел к этим людям? – кричит он на Стаса. – В первую очередь тебе нужно было бы прийти ко мне! Тогда бы мы еще смогли что-нибудь придумать… Ты сам все им выложил! А вдруг они записали все на диктофон? Это же прямые улики против тебя! Просто слова этой девки ничего не значат. Нет никаких доказательств… А ты поступил как идиот. Пришел в это волчье логово и все им выложил. На хрена? Облегчить свою гадкую душонку? Совесть сгрызла? О, боже, мой сын идиот. Подумал бы о коммерческой составляющей. Мы потратили бы гроши на это дело, пока ты не поперся туда. Теперь же придется тратить на адвокатов бешеные бабки. Мало того, что мой сын псих, так он еще и дебил…

Стас равнодушно слушает отца. В этом весь отец – никогда ничему не ужасается, никогда не огорчается и не радуется. Он просто во всем ищет «коммерческую составляющую». Смотрит на мир под каким-то своим углом.

– Твой переезд откладывается, – говорит отец Стасу таким тоном, как будто подводит все итоги. – Запру тебя в доме и будешь тут сидеть, пока не ясно будет, что из всего из этого выйдет. – А потом он переводит взгляд на Ирину. – Где моя дочь?

– Не знаю, – пожимает она плечами. – Наверное, у себя.

– Оторвалась бы от бутылки да посмотрела бы. Что это за мать, которая не знает, где находятся ее дети… – ворчит отец и делает шаг в сторону комнаты дочери. Яна отскакивает от двери, садится на кровать. Ей будет стыдно, если отец узнает, что она подслушивала.

– Так что же не хочешь забрать ее себе, а? – кричит ему разъяренная женщина. – Потому что не нужна она тебе! Никто тебе не нужен! Семью новую завел!

– Истеричка! – огрызается отец и открывает дверь в комнату Яны.

– Привет, пап, – спокойно говорит девочка.

– Привет, дочь. О, боже, что это на тебе надето? – ужасается он и входит в комнату.

– Смирительная рубашка. Мы со Стасом играли просто…

Он помогает ей развязаться.

– Нет случайно еще одной такой же? Вашу мать усмирить?

Яна качает головой. Отец снимает с нее рубашку.

Яна потирает руки и с удовольствием чешет нос.

– Малыш, я спрячусь у тебя тут ненадолго. Хоть в тишине побуду, – Отец закрывает глаза и начинает массировать виски.

– Пап, – тихо говорит дочь. – А что теперь будет со Стасом?

– Не знаю, малыш, – озабоченно говорит он. – Знаю только, что он в большой беде. И что его надо спасать.

– А мы спасем его?

– Мы сделаем все, что сможем, – отец целует девочку в макушку.

***

Удивительно, насколько быстро две тупых разъяренных курицы могут превратить официальную встречу в балаган.

Зря они все это затеяли. И для чего? Обе стороны наняли раздутых и напыщенных адвокатов, чтобы пустить пыль в глаза.

Две семьи захотели встретиться и все обсудить, чтобы к чему-то прийти, решить, нужно ли доводить дело до суда, и местом встречи почему-то сделали дом Мицкевич. Зря это все. лучше бы встретились на нейтральной территории, или вовсе бы не встречались.

Обе стороны в полном сборе. Вот, сидят на кухне за большим обеденным столом. Адвокаты, родители Стаса, Томкины родители… И сама… Она.

Стас морщится. Зачем они взяли ее, ну? Ей итак не слабо досталось. А здесь, в своем доме сидеть в присутствии врага… Это больно для нее. Но кажется она на удивление спокойной. Ведет себя будто приглашенный гость – просто наблюдает да слушает. Как будто все, о чем здесь говорят, не относится к ней напрямую. Она будто думает о чем-то своем. Ей плевать на все, что происходит. Это странно. Неужели она не хочет, чтобы все было по справедливости? Или задумала чего-то? Стас иногда посылает ей короткие взгляды, тщетно пытается прочитать ее мысли. Она не смотрит на него. Не разговаривает. Делает вид, будто его не существует.

На счет двух тупых куриц…

Разъяренные и красные от злости мамашки сидят и кудахтают друг на друга. А начиналось все довольно мирно. Обе женщины сидели белые, как мел, и своими плотно сжатыми губами показывали всем, что разговаривать «с этими людьми» ниже их достоинства. Лучше бы они продолжали в том же духе. Естественно, эти павлины с клеймом юриста на лбу не смогли решить вопрос мирно, хотя бросались друг в друга какими-то заумными фразами. Мамашкам стало скучно их слушать, и они стали бросаться друг в друга фразами попроще да покрепче. Стасу стало смешно – просто цирк вокруг! Только девчонку жалко… На хрена же все-таки ее сюда притащили?

Исход встречи Стасу был понятен еще до ее начала. Все переругаются, да разойдутся. Другая сторона пообещает Стасу двадцать лет тюрьмы, а Томе, в свою очередь, посоветуют меньше врать да обратиться к психотерапевту. Примерно этим и оканчивается встреча. Только Томина мама все портит. Когда Стас встал с места и пошел к двери, она обращается к нему:

– Стас, пожалуйста, скажи мне, за что? Я – мать. Мне нужно это знать. За что ты так обошелся с моей дочерью?

В ее голосе слышится не злость и ненависть, а полная безнадега, и это заставляет Стаса остановиться. Пару секунд он стоит спиной ко всем. Потом оборачивается. Ухмыляется и дерзко смотрит в глаза матери Томы:

– Да просто потому, что я злобная психованная мразь и только-то.

Он выходит за дверь, не дожидаясь ответа. Там, на улице, где никого нет, его взгляд поменялся. Его взгляд теперь отражает одно единственное чувство, которое заполонило сейчас целиком его сущность.

Он рассказал им все. Он сделал это не потому, что раскаивался или таким образом хотел получить прощения. Нет. Ему плевать на то, что с ним будет. Плевать на адвокатов, на деньги своего отца. Плевать на исход дела и на решение суда. Он сделал то, что хотел сделать, ничего не прося взамен. Он всегда делает то, что хочет.

Он с удивлением прислушивается к новому чувству. Несмотря на то, что это дело связало его по рукам и ногам, несмотря на то, что он привязан к дому и к суду, и черт знает к чему еще… Что теперь его мечта уехать отсюда и начать жизнь заново развеялась, как дым… Несмотря на все это он чувствует, что ничто больше не держит его. Ничто не сдавливает внутренности железным кольцом. Это чувство – освобождение.

Да. Он наконец-то отпущен.

Глава 42

Яростно пилю прутья. Вымещаю на них всю свою злость. В голове снова и снова проигрывают воспоминания об этой бредовой встрече двух воюющих семейств. Лучше бы меня не было там. Лучше бы я не видела Его там. Его вид, его взгляд – все говорило о том, что Оно ничуть не раскаивается. Зачем, зачем я согласилась присутствовать на встрече? Наверное, потому что где-то там, в глубине души, еще сомневалась – правильно ли я поступаю? Мне хотелось убедиться в этом. И встреча доказала мне в десятый, нет, сотый раз, что Оно представляет собой на самом деле.

Ненавижу! Ненавижу Его! От мыслей о Нем все тело пробирает неприятная дрожь.

Очень жарко, солнце будто прожигает кожу. Пахнет сосновыми иголками и строительной пылью. Запах щекочет нос, я часто чихаю.

Откидываюсь назад.

– Устала, – говорю я.

– Давай я тебя сменю, – приходит на помощь Серега. Я отхожу в сторону, сажусь под тень от бетонных плит. Ура! Прохлада!

Здесь же под плитой сидит Рома.

– Водицы? – протягивает он мне бутылку.

Я жадно пью.

Завтра родители отвезут меня в Москву, где я пробуду какое-то время. Мама считает, что смена обстановки пойдет мне на пользу. Она уже расписала план моих визитов к разным врачам и в настоящее время упорно работает над планированием моего оставшегося свободного времени. Я с тоской смотрю вокруг. Там, в Москве, моя цель будет так далеко от меня…

Сколько еще нужно времени, чтобы распилить прутья? Мысли об том забивают всю мою голову. Я хочу, чтобы побыстрее наступил конец. Мой отъезд затормозит все дело, а я не могу этого допустить.

Друзья обещают мне продолжать работать. В конце дня мы прощаемся. Вечером я собираю рюкзак с вещами. Ложусь под кровать – бабушка стерла глаза на стене, но я знаю, что они все еще там. И только под кроватью они не наблюдают за мной. Ночью я просыпаюсь от собственного крика, вскакиваю и больно ударяюсь об дно кровати. Снова снился какой-то сон. Глаза, кролики и черная земля – все это вертелось в голове бешеной каруселью.

Вещи подготовлены. Я прощаюсь с бабушкой и сажусь в машину.

Я вхожу в квартиру, которая стала мне совсем чужой. Все здесь чужое, мне не хочется оставаться здесь.

Дни, которые я провожу здесь, напоминают мне череду ночных кошмаров. Меня будто разрывают на части. Меня водят по врачам – терапевты, психологи, невропатологи сменяются один за другим. Они проводят со мной какие-то дурацкие тесты, задают глупые вопросы, исследуют мое тело, мою реакцию на те или иные вещи.

Бесконечные речи, нагромождение пустых фактов… Мне это не нужно.

Хочу куда-нибудь спрятаться, чтобы никого не видеть и не слышать.

В свободное от врачей время дома мама судорожно начинает выдумывать разные способы меня развлечь, чтобы целиком занять меня каким-нибудь делом.

– Я придумала, – радостно кричит она и вскакивает с дивана. – Мы будем делать ремонт!

Я лишь тяжело вздыхаю.

– Конечно же! Ремонт – это то, что нам сейчас нужно больше всего! Эти обои давно пора менять!

Мама подбегает к стене и срывает довольно большой кусок обоев. Вопросительно смотрит на меня и срывает еще один.

– Ну же! Давай, попробуй!

Я неуверенно подхожу к стене и отрываю маленькую полосочку. Ощущение мне нравится. Я тут же хватаю за другую полосу и тяну ее вниз. Улыбаюсь. Мама воодушевляется.

– Ну же! Давай сорвем их все!

Мы начинаем рвать обои. Потом мама подбегает к окну.

– А эти занавески давно пора освежить!

Я тоже подхожу к окну. Мы возбужденно тянем за ткань вниз, и занавеска слетает вместе с карнизом.

Мы с мамой удивленно смотрим друг на друга и начинаем смеяться. Эту картину застает дядя Костя, когда приходит домой после работы.

Кажется, мамина идея приходится ему по вкусу.

На следующий день мы идем в строительный магазин выбирать новые обои и занавески.

Мы ходим по магазину стройматериалов. Мама с дядей Костей впереди, я тоскливо плетусь сзади. Выбирать обои мне скучно. Я тихонько ускользаю от них. Медленно прохаживаюсь по разным отделам. Мимо меня проплывают инструменты, ламинат, напольная плитка… Дохожу до ванн. Не очень понимая, зачем я это делаю, я ложусь в одну из ванн и смотрю вверх. Над головой висят десятки люстр. Светящиеся лампочки напоминают мне звезды.

Я слышу шаги – ко мне подходит продавец. Он неуверенно топчется на месте.

– Девушка, что вы делаете?

– Жду, – спокойно отвечаю я.

Мой ответ на некоторое время ставит его в ступор.

– Чего ждете?

– Следующего поезда.

Опять молчание в несколько секунд.

– Девушка, в ванне лежать нельзя. Давайте выбирайтесь. Посидите лучше на лавочке возле касс, если устали.

– Но я не хочу выбираться. Я жду. Поезд еще не пришел.

Я все еще смотрю вверх.

– А может быть, я считаю звезды.

– Какие звезды? – продавец начинает сердиться.

– На небе.

– Девушка, это потолок и на нем люстры. Нет звезд. Давайте вылезайте из ванной, этот образец не для продажи...

– Я вижу созвездие стрельца, видите?

– С кем вы пришли? В магазине есть ваши близкие?

Голос его становится спокойнее. Наверное, решил, что я сумасшедшая.

Слышу торопливые шаги. Голос мамы:

– Ох, она с нами. Простите за доставленное неудобство… Тома, давай вылезай. Чего ты удумала?

Они выковыривают меня из ванной. Я спокойно встаю и медленно иду дальше. Все происходящее будто плывет мимо меня. Мне нет ни до чего абсолютно никакого дела.

***

Каждая минута расписана строго по расписанию. Врачи, тесты, обязательные прогулки, ремонт, книги… От всего этого кружится голова да слегка подташнивает. Скоро мама понимает, что ее терапия не дает результатов, а делает только хуже, и отправляет меня назад, к бабушке.

Здесь, в этом на вид тихом и спокойном городе, мне становится лучше. Здесь – моя цель.

Мы снова пилим замок на решетке. Ладони огрубели и превратились в наждачную бумагу. Мне кажется, об кожу рук я даже смогу точить ногти. От неудобной позы под ночь дико ноет спина. Стиснув зубы, терплю. Как оказывается позже, это – всего лишь начало. Наши трудности начинаются гораздо позже. А именно тогда, когда Рома в свою смену вдруг начинает радостно кричать: