Он пожал плечами.

– В ее письме ни о чем не говорится, – сказал он. С Луизой он всегда был откровенен, но на этот раз… На этот раз все по-другому.

– Ты поедешь?

– Да.

Луиза промолчала. Она вообще никогда не донимала его расспросами. Даже не спросила, почему последнее время Макс свел их отношения к чисто дружеским.

– Вот был бы здесь Росс… – проговорил он неожиданно и заходил по комнате. – Уж очень долго это все длится.

– Ты беспокоишься из-за Росса, потому что решил присоединиться к герцогу, я угадала? – произнесла Луиза с невеселой улыбкой. – И не решаешься уехать, не узнав прежде, что с Россом все в порядке.

– Все так запуталось, а я ничего не могу поделать, пока дело не прояснится. С этим титулом… Герцогу нужны ветераны, а я не могу поехать. Сражение может состояться со дня на день… Черт побери, Луиза, меня все это просто душит.

Луиза налила в бокал вина и подошла к Максу.

– Хочешь совет?

Он остановился.

– Ты беспокоишься из-за Росса и из-за графского титула и всего, что с ним связано. За Росса можешь не бояться, я уверена в этом. Что же до остального… Ты сам мне не раз говорил, что, кроме забот, он тебе ничего не принес, что ты с удовольствием избавился бы от него. Так возьми и откажись, пусть хоть в пользу этого француза. В этом ничего постыдного нет, правда.

Макс одним глотком осушил бокал. Он ни в чем не был уверен. Да и беспокоил его не только титул.

– Думаю, тебе лучше не торопиться. Поезжай к баронессе, послушай, что она тебе скажет, а потом решай. Бонапарт пока что в Париже, пройдет какое-то время, прежде чем он встретится с герцогом, так что можешь особо не спешить.

– Умница ты моя, спасибо. – Макс чмокнул ее в щечку и пошел к двери. – Я поступлю, как ты советуешь, а когда вернусь, обязательно скажу тебе, что я решил. До свидания, дорогая.

Когда дверь за ним закрылась, Луиза еще с минуту стояла, потом села и сжала голову руками. Он ушел. Что бы ни случилось дальше, она была уверена – Макса она потеряла.

Глава семнадцатая

Ехать в закрытой карете было неприятно, Макс с куда большим удовольствием поехал бы верхом, но сержант Рэмзи настоял на карете – дескать, графу следует ездить в экипаже.

Макс ухмыльнулся. Вот пусть теперь сам и расплачивается, сидя на облучке под дождем. Так ему и надо.

Карета свернула к придорожной гостинице, чтобы сменить лошадей. Макс не двинулся с места, предоставив позаботиться обо всем Рэмзи и гостиничному конюху. Еще один перегон – и он приедет в Роузвейлское аббатство и увидит ее.

Черт, ну что за женщина! Стоило только подумать о ней, как его бросило в жар. Может, и он действует на нее таким же странным образом?

Ладно, хватит об этом. Что его ждет в аббатстве? Она пригласила его, чтобы сообщить о том, что беременна от него. Или не беременна. Второе более вероятно. Прошло слишком мало времени после их встречи, чтобы она полностью уверилась в своей беременности. А вот для того, чтобы понять, что ничего нет, времени прошло вполне достаточно.

Если она скажет, что никакого ребенка не будет… У Макса засосало под ложечкой – наверное, из-за сочувствия, ведь она так хочет ребенка. Репутация ее будет спасена, но какой ценой! Это же станет еще одним доказательством ее ущербности как женщины. Надо помнить об этом и ни в коем случае не произносить слово «бесплодная». Он будет вежливым, добрым, пожелает ей счастья. А трогать не станет – это самое главное.

Если же она забеременела, что маловероятно, но все-таки возможно, он заверит ее, что их бракосочетание состоится без промедления и что он будет ей хорошим мужем – намного лучше, чем она думает. А потом они станут привыкать друг к другу, он научит ее любви. Да нет, что он знает о любви? И вообще, он не любит Эйнджел Роузвейл, эту мегеру.

– Граф Пенроуз, миледи.

Сердце Эйнджел подпрыгнуло, жаркая волна накрыла ее с головой.

Макс кивнул дворецкому и вошел в гостиную. Эйнджел стиснула руки, чтобы скрыть, как они дрожат.

– Доброе утро, кузен, – заговорила она, слегка приседая в реверансе. – Очень мило с вашей стороны приехать, особенно в такую ужасную погоду. – Она старалась не встречаться с ним взглядом. Уже само его присутствие было тяжелым испытанием. – Не изволите ли присесть? Тетя будет через минуту.

Он удивленно дернул головой.

– В чем же дело, мадам? Вряд ли вы прислали мне письмо, чтобы поговорить в присутствии леди Шарлот о пустяках.

Эйнджел оглянулась на дверь и торопливо сказала, понизив голос:

– Обещание, которое я вам дала, теряет силу, это так, но я пригласила вас по другому поводу. Дело в том, что… – Дверь открылась. – А вот и тетя, – громко сказала Эйнджел, вставая.

Макс поклонился.

~ Тетя, вы помните кузена Фредерика?

Макс заметил, что имя она произнесла с некоторым отвращением, но теперь он понимал почему. Так звали бессердечного мужа Эйнджел. Неудивительно, что она до сих пор с трудом произносит это имя.

– Я прекрасно знаю, кто он, – ворчливо проговорила леди Шарлот. – И уж во всяком случае, не нуждаюсь в представлении. – Не удостоив Макса даже кивком, словно его и не было в комнате, старуха прошла к очагу и села на диван.

По лицу Эйнджел было видно, что она чувствует себя неловко.

– Я пригласила вас, кузен, – заговорила она, продолжая стоять, – чтобы поговорить о графском титуле. Мне стало известно, что существует доказательство правомочности притязаний моего кузена Пьера. Сомнений больше не остается, сэр. Пьер – законный граф Пенроуз и, конечно, станет маркизом. Я хотела сообщить вам это лично, пока новость не распространится.

Это было совсем не то, чего ожидал Макс.

– Я должна попросить вас, сэр, как можно скорее начать процедуру передачи титула Пьеру. Мне жаль. Вам это будет неприятно.

Ну нет, им так просто от него не отделаться.

– Если вы решили так беспардонно лишить меня титула, то должны по крайней мере дать мне взглянуть на эти ваши доказательства. Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в том, что вы сказали, но… – Макс холодно улыбнулся.

– Это письмо, сэр, – сказала Эйнджел. – От моего дяди лорда Джулиана Роузвейла. В нем он поручает нам своего сына. Оно не оставляет никаких неясностей.

Улыбка Макса стала шире.

– Не хочется говорить об этом, но вы уверены, что это рука вашего дяди? Такие вещи порой подделывают, знаете ли.

Эйнджел снова залилась краской, ее глаза метали молнии.

– Об этом и речи быть не может, – послышался голос леди Шарлот. – Это бесспорно почерк моего брата. Больше того, он упоминает о… кое о чем сугубо личном, известном только ему и мне. Никто, кроме Джулиана, не мог это написать.

Макс ничего на это не сказал. Он просто стоял и ждал. Было ясно – он не уйдет, не увидев собственными глазами это письмо.

Эйнджел подошла к тетке и ободряюще погладила ее по плечу.

– Он имеет право, тетя, – сказала она мягко. – Я уверена, вы можете положиться на его скромность.

Леди Шарлот бросила гневный взгляд на Макса, но тот, не отводя глаз, требовательно протянул руку.

Сердито тряся головой, леди Шарлот вытащила из кармана письмо.

Макс взял его и пробежал глазами. «Дражайшая сестра, – говорилось в нем, – пишу тебе в спешке. Отца Амели уже взяли и, боюсь, вот-вот придут за мной и Амели. Если ты получишь это письмо, это будет означать, что нас с Амели уже нет на свете. Обращаюсь к тебе с просьбой, предсмертной просьбой, прими и обогрей мое дитя, которое явится к тебе с этим письмом. Прошу тебя в память о Шарле, который был мне другом, а тебе еще ближе. Клянусь, это не я выдал вашу любовь. В память об этой любви умоляю тебя, Шарлот, позаботься о моем дитяти. Джулиан Роузвейл».

Ну что ж, коротко и ясно, подумал Макс. А старая леди старалась скрыть, что у нее был возлюбленный, некий Шарль. Да ведь уже лет тридцать прошло, не меньше, все давно позабыли про древний скандал. Важно другое.

Макс чертыхнулся про себя и бросил письмо на столик.

– И давно у вас это письмо, мадам?

– Я… – пролепетала Эйнджел.

– Пьер вручил его мне в первый же день, как только приехал, – перебила ее леди Шарлот. – Но я не считала нужным знакомить с ним кого бы то ни было, полагая, что моего слова, слова леди Шарлот Роузвейл, должно быть достаточно, даже для вас.

Максу хотелось просто задушить старуху. Это проклятое доказательство в ее руках уже несколько месяцев, еще до побега Бонапарта, а она его скрывала. Это неслыханно!

– Господи, мадам! – закричал он. – Вы сами не понимаете, какую медвежью услугу оказали своему семейству, да и стране! Меня только это дело и держало здесь! А сейчас выясняется, что напрасно. Да простит вас Бог, а я не прощу.

Макс решительным шагом вышел из гостиной, с крыльца донесся его громкий голос, требующий карету. Если погода исправится, через пару дней он будет уже на пути в Брюссель. Капитан Макс Роузвейл надеялся еще успеть.

Эйнджел была потрясена. Она видела Макса сердитым, но чтобы так! И из-за чего, если разобраться? Какая разница, когда потерять титул – в феврале или в июне?

Леди Шарлот взяла письмо и, аккуратно сложив, спрятала в карман.

– Нет, ну что за язык! Безобразие! Хотя чего от них ожидать.

– Я одного не понимаю, – говорила Эйнджел то ли самой себе, то ли тетке, нервно вышагивая по комнате, – что он имел в виду, говоря про страну? Какое это имеет отношение к требованиям Пьера?

– Самое важное сейчас, дитя мое, поскорее сообщить добрую весть Пьеру. Кузен Фредерик больше не будет настаивать на своем, так что Пьер в скором времени сможет занять свое законное место. Знаешь, я, пожалуй, вернусь в Лондон, ему понадобится поддержка.

Эйнджел нахмурилась. Ей было наплевать на Пьера. Она думала, что начала понимать Макса, и вот на тебе…

– Ты уж прости меня, Эйнджел, но ты вроде бы поправилась…

– Не беспокойтесь, тетя. Можете спокойно уезжать.

– Спасибо, Эйнджел. Пойду укладываться. – Леди Шарлот встала и пошла к двери.

Эйнджел задержала ее.

– Знаете, тетя, наверное, делом о наследстве лучше заняться мне самой. Да и потом, кто знает, на что способен кузен Фредерик, если встретится с Пьером. Мы поедем в Лондон вдвоем. Сегодня же.

Они выехали поздно, было ясно, что до ночи в Лондон не попасть, но Эйнджел потребовала не останавливаться и гнать вовсю, даже когда уже начало темнеть. Макс был в бешенстве и нес ерунду. Что, если он найдет Пьера и вызовет на дуэль?

Перед закрытыми глазами Эйнджел возникла страшная картина: Макс, мертвый, лежит на мокрой земле. И она никогда больше не увидит его, не услышит его ласкового голоса…

Господи, да она любит его! Почему она не понимала этого раньше? Любит этого человека, который ненавидит ее, и умчался в Лондон, и бог весть что может там натворить! Надо остановить его!

Эйнджел обхватила руками голову. Ох, Макс…

– Тебе нехорошо, Эйнджел? Неудивительно при такой гонке. Куда мы так торопимся? Впрочем, я тоже хочу поскорее увидеться с Пьером, ему понадобятся мои советы, как себя вести… теперь, когда… – Она осеклась, наткнувшись на предостерегающий взгляд Эйнджел, брошенный на горничную, но тут же, не утерпев, принялась снова за свое: – Я думаю, теперь ты пригласишь Пьера поселиться у нас в Роузвейл-хаусе, дорогая?

Эйнджел сжала кулаки. Эта упрямая тетя Шарлот со своим Пьером… У Эйнджел не было ни малейшего желания селить Пьера у себя. Он… ненадежный. По-видимому, он действительно законный граф Пенроуз, но это еще ничего не значит.

– Я пока не думала об этом, тетя. Дальше будет видно. – Эйнджел откинула голову на спинку сиденья. – Бентон и тряска не мешает, спит себе как ни в чем не бывало. Пожалуй, я тоже посплю. – Она закрыла глаза.

Спать Эйнджел не собиралась, но это был единственный способ заставить тетю замолчать. И чего она носится со своим Пьером? Эйнджел вдруг стало стыдно. Она не права. Тетя пережила гибель любимого брата, а теперь вот появился его сын. Это показалось ей настоящим чудом, а еще если вспомнить, что все это связано с ее возлюбленным…

Эйнджел ни за что не поверила бы в такое, если бы не услышала из уст самой тети. Трудно себе представить, что строгая, чопорная тетя Шарлот могла влюбиться и вступить в тайную связь с французом, который возил ее письма к брату и обратно. Только тайна существовала недолго, отец Эйнджел положил конец этой любви. Тетя Шарлот обвиняла во всем Джулиана – ведь только он знал, как она считала, ее тайну, но письмо Джулиана из могилы показало, что это не так. Пьер, наверное, сказал то же самое, когда впервые встретился с тетей. От своих слуг он узнал, что ее выследил Огастес Роузвейл. Во всем был виноват Огастес. Неудивительно, что тетя Шарлот приняла Пьера с распростертыми объятиями, ведь он восстановил ее доверие к младшему брату, заставив одновременно возненавидеть еще сильнее всю родню Макса.