– Сюзанна, дорогая, неужели это и впрямь вы?

У Сюзанны перехватило дыхание: она узнала эту привлекательную брюнетку.

– Мадлен де Севиньи! Сколько лет!..

Женщины бросились в объятия друг друга, после чего, повернувшись к мужу, Сюзанна объяснила:

– Мы с Мадлен соседствовали на протяжении нескольких лет, милорд.

– Я слышала, вы погибли вместе с мужем при нападении пиратов, – сказала Мадлен, чуть отступая, чтобы хорошенько оглядеть подругу. – А вы прямо-таки цветете! Как и ваш муж… – Она повернулась к Симону – и вдруг в растерянности заморгала: – Но вы… не Жан-Луи. У того были карие глаза.

Симон вежливо поклонился.

– Я его кузен, мадам, этим и объясняется сходство. Мы с Сюзанной познакомились еще до ее свадьбы и стали друзьями. И к моей великой радости, здесь, в Лондоне, мы нашли друг друга.

Мадлен одобрительно кивнула.

– Браво, месье! А теперь я непременно должна познакомить Сюзанну с моими подругами. Нам надо столько всего обсудить!..

Сюзанна тотчас удалилась, а де Шорри протянул:

– Повезло вашей жене встретить здесь друзей… Позвольте мне представить вас новоприбывшим. – Он поманил к себе двух мужчин. – Монкутан, Рубе, идите сюда и познакомьтесь с полковником Дювалем – возможно, графом де Шамброном… а может, и нет.

Монкутан напоминал хитрого гладкого лиса, бдительного и непредсказуемого. Вежливо склонив голову, он, как когда-то Сюзанна, спросил:

– Полковником какой армии?

– Британской. Такой способ противостоять Наполеону казался тогда наилучшим. Но сейчас, когда войны закончены, я продаю свой патент. – Он сухо улыбнулся. – Предположительно закончены. Но слухами земля полнится. Как думаете, останется ли корсиканец в изоляции?

– По-моему – маловероятно. – Рубе нахмурил брови. Он казался довольно жизнерадостным, если не присматриваться к глазам. – Корсиканец – человек недюжинных способностей и огромных амбиций. На Эльбе ж он постепенно теряет терпение. Тем более что наш монарх, Бурбон, не посылает ему условленного содержания.

– Какая недальновидность… – отозвался Симон. – Лев, которого не кормят, с большей вероятностью вырвется из клетки. И как, по-вашему, это может произойти?

Де Шорри поджал губы.

– Одна надежда на то, что Королевский флот не выпустит его с Эльбы. Но у императора слишком много сторонников, готовых ради него на все. Боюсь, рано или поздно его тюремщики утратят бдительность. И тогда лев явится, чтобы вновь вступить в борьбу.

Симон вздохнул.

– А нашу несчастную Францию ждут новые страдания.

– Может, да, а может, и нет, – ответил Рубе. – Не думаю, что он вернется во Францию. Более вероятна Италия. До нее от Эльбы всего несколько миль, и там сопротивление будет не так велико.

– Любопытная мысль. Но если он прибудет в Италию и его провозгласят правителем, то много ли времени пройдет, прежде чем амбиции подтолкнут его к новым завоеваниям?

– Вряд ли много, – предположил Монкутан. – И если он вернется во Францию, то всемерная поддержка ему обеспечена. Сердца солдат, служивших под его началом, по-прежнему отданы ему.

– Пожалуй, во многом его успех объяснялся тем, что он выступал за демократию и простых людей, но при этом правил как тиран, – высказался Рубе. – Человек о двух лицах.

– И оба лица опасны, – язвительным тоном подхватил де Шорри. – Я не прочь вернуться домой, на свои земли в Лотарингии. Но политическая обстановка остается неопределенной, вот почему я предпочитаю безопасность здесь, среди унылых британцев.

– Немало наших соотечественников разделяют вашу точку зрения. – Симон указал на стайки элегантно одетых гостей.

– Да, но еще больше тех, кто не так осторожен, как я. Многие уже вернулись во Францию, так что мои званые вечера не столь многолюдны, как в былые времена. – Де Шорри истинно галльским жестом пожал плечами. – А вы намерены вернуть себе фамильные владения, Дюваль?

– Об этом я пока не задумывался, – признался Симон. – Ведь я совсем недавно вернулся из армии после того, как несколько лет провел в Португалии и Испании. Пока мне хорошо и в Англии. Я же наполовину англичанин, как вам известно, так что мои корни пущены здесь так же глубоко, как и во Франции.

– А ваша жена? Она-то чистокровная француженка.

– Мы все еще новобрачные… – многозначительно улыбнулся Симон. – Нам не хватает времени как следует поговорить о будущем.

Хозяин и гости понимающе усмехнулись, и Монкутан воскликнул:

– И неудивительно! Она прелестна. А это правда, что в гареме она научилась особым уловкам, предназначенным для того, чтобы довести мужчину до грани помешательства?

Симон с трудом подавил желание впечатать кулак в похотливую физиономию собеседника.

– Моя жена – леди, – заявил он. – Я не стану обсуждать ее ни с кем.

– Это в вас сказывается английская кровь… – Де Шорри был явно разочарован. – Впрочем, не важно. Пойдемте, я познакомлю вас с остальными гостями.

Вскоре Симон убедился, что большинство гостей придерживались тех же взглядов, что и де Шорри: во всеуслышание признавались в своей ненависти к Наполеону, но стареющий и беспомощный король из династии Бурбонов, сидевший на троне, не внушал им доверия.

Большинство были бы рады вернуть себе состояние и привилегии, какими они были до революции, но все понимали, что за прошедшие годы Франция изменилась. Оставалось лишь надеяться, что в тот момент, когда политическая обстановка станет более определенной, у них по-прежнему будут деньги и привилегии – пусть даже меньшие, чем раньше. И все присутствующие сходились во мнении, что Наполеону недолго осталось томиться в его узилище на Эльбе.

Вечер выдался занимательным, хотя Симон и не услышал ничего такого, что могло бы заинтересовать Киркланда. Впрочем, Сюзанне, возможно, повезло больше, чем ему.


К собственному удивлению, Сюзанна наслаждалась вечером. Приемы у де Шорри предполагали, по-видимому, беседы, приятную негромкую музыку, легкое и изысканное – совершенно французское – угощение и превосходное вино. Киркланд оказался прав: героический муж, вдобавок аристократ, а также роскошное новое платье – все это обеспечило ей в кругу эмигрантов гораздо более радушный прием, чем прежде.

Да, кое-кто из мужчин поглядывал на нее маслеными глазами, а некоторые женщины поспешно отходили, лишь бы не знакомиться с ней, но большинство эмигрантов вели себя учтиво. Неожиданным подарком судьбы стала встреча с Мадлен. Несколькими годами старше Сюзанны, она взяла на себя роль заботливой сестры, долг которой – ввести юную девицу в высший свет.

Они обменялись новостями, и Мадлен выразила соболезнования в связи с гибелью Жана-Луи. Причем ни Мадлен, ни ее подруги не позволили себе ни единой насмешки или оскорбления, узнав о пленении Сюзанны, но очень заинтересовались повседневной жизнью гарема – спрашивали, что едят наложницы, как одеваются, как коротают время, действительно ли турецкие бани так великолепны, как о них рассказывают, и часто ли хозяева требуют обитательниц гарема к себе на ложе.

Сюзанна знала, что такие вопросы неизбежны, и заранее приготовилась к ним.

– Бани и впрямь великолепны. – Она сокрушенно вздохнула. – Может, мне удастся уговорить мужа построить здесь такую для меня. А что касается частной жизни наложниц, то она может быть какой угодно. Мой хозяин любил женщин с необычной внешностью: например, с такими, как у меня, зелеными глазами, каких раньше никогда не видел. А в остальном… – Она покачала головой и принялась вдохновенно сочинять: – Меня считали слишком маленькой и худой и потому непривлекательной. Но даже если бы я обладала такими же пышными и соблазнительными формами, как женщины, которых предпочитал мой хозяин… Ну, знаете ли, даже самому отъявленному распутнику любой страны никогда бы не хватило времени, чтобы уделять достаточное внимание такому множеству женщин! – На ее лице заиграла лукавая улыбка. – Поверьте, дорогие, собственный муж, который живет с тобой в одном доме и проявляет к тебе интерес, гораздо ценнее!

Это заявление вызвало безудержный смех и неиссякающие рассказы о медовых месяцах, мужьях и любовниках, и истории эти отвлекли внимание от Сюзанны.

Разумеется, она не стала упоминать о том, что самым важным для жизни навыком, который она освоила в гареме, оказалось умение врать не моргнув глазом. На самом же деле ее жизнь в плену была совершенно неподходящей темой для светской беседы.

К ее облегчению, никто не назвал ее в лицо распутницей, хотя кое-кто из присутствующих дам, в том числе графиня де Шорри, когда-то так и заявляли. Сегодня они избегали Сюзанну, но открыто не оскорбляли.

Изредка они с мужем переглядывались, и она взглядами давала понять, что с ней все в порядке. Симон же то и дело переходил от одного кружка мужчин к другому – и беседовал, слушал, выяснял мнения собеседников.

Час был уже поздний, когда кто-то неосторожно наступил на подол платья Сюзанны и оторвал ленту, которым оно было отделано. Она давно пыталась придумать предлог, чтобы ненадолго отвлечься от разговора, и теперь, пользуясь возможностью, извинилась и поспешила наверх, в дамскую уборную. Услужливая камеристка приколола ленту обратно и нанесла ей на виски лавандовую воду.

Несколько минут Сюзанна сидела, расслабившись, положив ноги на обитый парчой пуфик и радуясь, что можно помолчать. А когда вновь была готова ринуться в бой, поднялась и оправила платье. Зеркало заверило ее, что сегодня она выглядит прекрасно – элегантная и невозмутимая, как и полагалось графине. Но от постоянной настороженности, необходимости быть начеку визит к соотечественникам получился утомительным. Пожалуй, им с Симоном следовало бы попрощаться и уехать.

Уборная располагалась этажом выше гостиной, в глубине дома, поэтому Сюзанне пришлось пройти по длинному коридору и свернуть за угол. Светильники на стенах, дававшие мягкий свет, выхватывали из темноты отдельные предметы изящной мебели, явно французской. У поворота она остановилась полюбоваться искусно сработанным столиком и подумала с усмешкой: «Де Шорри, должно быть, бежал из Франции, нагрузив имуществом целый корабль».

– А, так это шлюха из гарема… – Сиплый и протяжный голос прозвучал так неожиданно, что Сюзанна вздрогнула.

Резко обернувшись, она увидела перед собой одного из гостей. Кажется, это Морле… Когда она побывала у эмигрантов сразу после своего приезда в Лондон, он домогался ее, загнав в угол. В тот раз ее спасло только появление в коридоре двух девушек-служанок.

Но на этот раз поблизости никого не оказалось, а сам Морле, широкоплечий и коренастый, был сильно пьян. Надеясь образумить его и выкрутиться, Сюзанна вскинула голову и ледяным голосом чопорной графини произнесла:

– В гаремах нет шлюх, месье. Только измученные скукой женщины, которым нечем заняться, чтобы скоротать время.

– Зато теперь нет причин скучать, мадам, – отозвался Морле, медленно надвигаясь на нее. – Давно хотел узнать, как шлюхи из гарема ублажают мужчин. – Внезапно он рванулся к ней, схватил за руки и попытался поставить на колени, надавив одной ладонью на плечо, а другой неловко расстегивая брюки. – Я слышал, они способны свести мужчину с ума.

На миг ужас парализовал Сюзанну, и она по привычке сказала себе: «Подчинись, или он причинит тебе боль. Может, даже убьет. Ты бессильна, ты должна покориться…»

Нет, ни за что! Ведь она уже не покорная жертва, которая боится за свою жизнь и вынуждена только повиноваться. Теперь она жена воина, научившего ее защищаться.

Морле все еще возился с пуговицами, когда Сюзанна резким движением вскинула вверх колено. Он не ожидал сопротивления, и ее колено угодило в самое уязвимое у мужчины место. Взвыв от боли, Морле согнулся пополам, так что его шея оказалась прямо перед Сюзанной. И в тот же миг она рубанула по ней ребром ладони с такой силой, что руку пронзила острая боль.

Морле громко завопил – и рухнул на ковер. Пылая ненавистью ко всем мужчинам, когда-либо издевавшимся над нею, Сюзанна изо всей силы ударила негодяя ногой в живот и поморщилась от боли, пожалев, что обута не в сапожки для верховой езды.

Не обращая внимания на ноющие пальцы, она нанесла еще один удар ногой – и еще; она готова была продолжать до бесконечности, но тут вдруг чьи-то сильные руки обняли ее и остановили.

– Довольно, ma chérie, – прозвучал над ухом низкий голос Симона. – Вы сполна рассчитались с ним, но убивать его незачем. Власти этого не одобряют.

Сюзанна обернулась и прижалась к мужу.

– Он… он хотел… – пробормотала она с дрожью в голосе.

– Знаю. – Симон похлопал ее по спине. – Вы держитесь на ногах?

Сюзанна кивнула, и муж, сделав шаг вперед, с легкостью поднял с пола грузного Морле и прижал к стене.

– Никогда, ни в коем случае не вздумайте снова беспокоить мою жену, – процедил он сквозь зубы, глядя на Морле в упор. – Если она сейчас не убила вас, то это сделаю я. Вам ясно?

Морле все еще хватал ртом воздух, и вид его был страшен, но все же пробормотал, что все понял.