Мэри Патни - Мой любимый шпион

– Ведение переписки и организаторская работа. Хороший денщик не просто заботится об одежде того, кому служит, но и берет на себя более широкий круг обязанностей. Ему, например, необходима здравость суждений, а вы, Джексон, кажетесь мне вполне здравомыслящим.

– А если вы ошибаетесь и у меня нет способностей к секретарскому делу? Уволите меня и не дадите рекомендаций?

Симон решительно покачал головой.

– Нет, разумеется. Я выясню, чем еще вы могли бы заняться.

– Я думал, вам нужен просто камердинер… Почему вы даете мне шансы на большее?

Судя по голосу, Джексон не очень-то понимал, что происходило, и потому не торопился принять неожиданное предложение. «Еще один признак ума», – отметил Симон.

– Мои предки считали, что образование необходимо для всех, поэтому открывали школы в нашем фамильном поместье, – объяснил Симон. – Способным юношам предоставлялась возможность продолжить учебу. Их успех шел на пользу и им самим, и их семьям, и всему обществу. Один из них стал местным лекарем, другой открыл в деревне торговую лавку, чтобы никому не приходилось ездить в город за покупками. Я убедился, что на свете много одаренных людей, которым нужен лишь шанс, чтобы их способности раскрылись. Вот я и продолжаю семейные традиции.

– Тогда я с радостью соглашусь. И буду стараться изо всех сил для вас, сэр. – Улыбка Джексона была искренней. – И, конечно, ваши сапоги всегда будут начищены до блеска!

Сюзанна с нетерпением ждала, когда они с Симоном улягутся в постель, особенно потому, что день выдался хлопотный и после возвращения от Киркланда они не успели толком поговорить. Едва Симон скользнул к ней под одеяло, она перекатилась к нему в объятия и умиротворенно вздохнула.

– Вот теперь у нас полный штат прислуги. Как только я узнала, что Дженни раньше служила камеристкой, мне стало ясно: она вполне нам подойдет. Очень хорошо, что и вам подошел мистер Джексон. В момент знакомства он показался мне не слишком дружелюбным.

– Он чувствовал себя неловко, но после разговора со мной немного успокоился. Умный и дисциплинированный, Джексон наверняка будет трудиться на совесть. – Симон привлек жену поближе к себе. – Мое сообщение о скором отъезде в Брюссель он выслушал не моргнув глазом.

– А Дженни обрадовалась предстоящему путешествию. Тем более что и Джексон едет с нами. – Сюзанна вздохнула. – Интересно, чем увенчаются наши поиски – и Лукаса, и Шамброна…

– По крайней мере Шамброн мы непременно найдем на прежнем месте – там, где вы его оставили. А вот с Лукасом гораздо сложнее.

– В этих местах должно быть множество религиозных орденов. Что, если друг вашей семьи обознался и то был вовсе не Лукас? Но мы хотя бы предпримем попытку…

Симон провел ладонью по спине жены.

– Так вы не передумали насчет поездки в Брюссель? Ведь однажды вы сказали, что во Франции вам больше не на что рассчитывать. А Брюссель – самый что ни на есть французский город, хоть и относится к «нижним землям».

– Благодаря вам у меня прибавилось смелости, и я уже не так боюсь встречи с прошлым, – ответила Сюзанна. – Мало-помалу избавлюсь от страха. Хоть я и не желала бы снова жить во Франции, мне хочется побывать там и вспомнить прежнюю жизнь без боли. Брюссель – один из первых шагов по пути во Францию, и там я подготовлюсь к поездке в Шато-Шамброн.

– А вы готовы сделать еще несколько шагов к избавлению от других своих страхов? – Симон осторожно подхватил ладонью ее правую грудь.

Сюзанна замерла, сердце ее часто забилось, но муж больше ничего не предпринимал, и, сделав несколько глубоких вдохов, она сумела расслабиться и почувствовала, что прикосновение его теплой ладони доставляет ей удовольствие.

– А ведь неплохо… – заметила она. – Даже приятно.

– Можно мне сделать еще шажок?

Внутренний голос настойчиво советовал ей отказать, но она опять глубоко вдохнула и прошептала:

– Только совсем крошечный.

Симон передвинул ладонь так, чтобы касаться большим пальцем соска сквозь ткань ночной рубашки. От этой ласки взрыв ощущений пронзил ее до низа живота. Тихо ахнув, она отстранила руку мужа – и словно окаменела.

Придерживая ее за плечо, он спросил:

– Прикосновения такого рода вам ненавистны?

Она перевернулась на спину, пытаясь понять, что именно почувствовала.

– Это… сложно объяснить. Они отчасти доставляют удовольствие и напоминают о Жане-Луи, который гордился своим искусством в любви, хотя и мало думал о моих предпочтениях. Но к этим воспоминаниям примешиваются другие, мучительные – о Гюркане. Сочетание этих чувств… вызывает тревогу.

Некоторое время Симон молчал. Наконец тихо сказал:

– Даже не знаю, что на это ответить.

Он хотел было отстраниться, но жена остановила его, накрыв его ладонь своей. Закрыв глаза, она попыталась успокоиться. «Это же Симон – не Жан-Луи и не Гюркан», – говорила себе Сюзанна. И этот человек всегда был добр к ней. Думая о нем, она слышала, как успокаивается тревожное биение ее сердца.

Не говоря ни слова, Сюзанна провела его ладонью по своему бедру. Ощущения оказались очень приятными и совершенно не внушали страха.

Подчиняясь ее руке, он продолжал осторожно ласкать ее, и она чувствовала, как тепло распространялось по всему телу, продвигаясь выше, к груди, и… к низу живота. А она ведь и забыла, каково это…

Наслаждаясь ощущениями, Сюзанна направила руку мужа к своей талии и, чуть помедлив, подтолкнула еще ниже, но вдруг заметила, что он приблизился к ее самому сокровенному местечку. Она замерла, потом прошептала:

– Это уже слишком. По крайней мере – пока.

– Согласен, – отозвался Симон.

Высвободив свою руку, он обнял жену и прижал к себе.

Заметив, как он возбужден, она воскликнула:

– Ох, простите меня! О вас я не подумала, только о себе.

– Ничего страшного. – Его голос потеплел. – Сегодня была ваша очередь.

– А теперь поменяемся. – Сюзанна отстранилась от мужа, но лишь для того, чтобы просунуть руку под его ночные одеяния.

Едва она достигла цели, он судорожно вздохнул, и его возбуждение усилилось. Она улыбнулась в темноте. Ей нравилось доставлять Симону удовольствие, а ему – позволять ей это.

Дальнейшее стало более чем удовлетворительной прелюдией к крепкому сну.

Брюссель

Сюзанна проснулась рано в незнакомой постели и тихонько выскользнула из теплых объятий мужа. Вчера они прибыли в Брюссель так поздно, что не успели даже осмотреть дом Киркланда; заметили только, что слуги содержали его в полном порядке и что он выглядел неплохо, но не привлекал излишнего внимания.

Распахнув окно, Сюзанна выглянула наружу и сделала глубокий вдох. Откуда-то доносился дивный аромат свежевыпеченного хлеба, и она испустила блаженный вздох.

Для середины марта утро выдалось теплым, с солнечным светом сквозь дымку и с нарциссами, цветущими в вазонах на подоконниках. Узкая улочка, на которой стоял дом, была безлюдна, но парк слева, на расстоянии нескольких кварталов, казался более оживленным.

– Доброе утро, ma belle. – Симон подошел и обнял жену за талию, привлекая к себе. – И каково это – вновь очутиться в Европе, не во Франции, но в городе, где все напоминает о ней?

– Он интересен и не так подавляет, как Лондон. – Сюзанна улыбнулась. – С нетерпением жду, когда смогу получше разглядеть Брюссель.

– Хотите провести день за осмотром достопримечательностей?

– Очень любезное предложение, но я же знаю, как вам хочется приступить к поискам кузена. А полюбоваться городом мы сможем и между делом.

– Вы прочли мои мысли. – Симон тоже улыбнулся. – Киркланд дал мне имя и адрес монаха, который поможет нам ограничить круг поисков. Сейчас отправлю записку брату Антуану и спрошу, когда мы сможем навестить его. А потом позавтракаем.

Сюзанна предположила, что этот монах – еще один из осведомителей Киркланда.

– Надеюсь, долго ждать встречи не придется.

Симон утвердительно кивнул, но промолчал. Позвонив Дженни и собираясь одеваться, Сюзанна мысленно вознесла любому слышавшему ее божеству молитвы о том, чтобы Симон дождался своего чуда.

После завтрака с воздушными, как перышко, круассанами, изысканным малиновым конфитюром и удивительно вкусным café au lait супруги отправились к брату Антуану, который в ответной записке предложил им навестить его этим же утром. Одним из слуг в доме Киркланда был некий Морис – пожилой хромой англичанин, который прожил в Брюсселе так долго, что английский акцент в его французском стал еле заметным. Он быстро привел лошадь с четырехместной повозкой из местной конюшни.

Симон взялся бы за вожжи сам, если бы знал город, но Морису было в точности известно, как добраться до аббатства Аржанте, поэтому на козлы сел именно он, а Симон и Сюзанна устроились на заднем сиденье. По предположениям Симона, Морис, когда-то служивший в армии, добывал сведения, которые могли пригодиться его хозяину.

День прекрасно подходил для поездки. Время от времени Морис указывал на здания, представлявшие интерес, а Сюзанна с любопытством разглядывала оживленные узкие улочки и прохожих – жизнерадостных торговцев и домохозяек.

– Оказавшись в этом городе, где говорят по-французски, я как будто вернулась в детство, – заметила она.

– В основном тут действительно говорят по-французски, но мы еще услышим голландский, а также довольно часто встречающийся английский, – уточнил Симон. – Здесь стоит британский гарнизон. Поскольку жизнь в Брюсселе сравнительно дешева, немало британцев переселились сюда после отречения Наполеона.

– Стало быть, Брюссель – удачный перевалочный пункт между Лондоном и Францией. Вскоре я буду готова посетить Шато-Шамброн. Он здесь недалеко, к югу от Шарлеруа, всего в нескольких милях от границы между Францией и Бельгией.

Сюзанна говорила беспечным тоном, но Симон, уловив тревогу в ее глазах, спросил:

– Как вы относитесь к этому поместью?

Она прикусила губу.

– Оно великолепно, но там я не чувствовала себя особенно счастливой. Мне хочется снова побывать там, чтобы оставить наконец, в прошлом свою прежнюю жизнь в Шамброне.

Симон не ответил, но взял руку жены и нежно пожал. Она уже проделала немалый путь. Если повезет, при виде дома, где жила с первым мужем, она наконец-то примирится с воспоминаниями о своем прошлом.

Когда-то Аржанте находилось за пределами города, но тот сильно разросся и теперь окружал аббатство. За старинными каменными стенами, огораживавшими весьма внушительную территорию, располагались сады, ферма, часовни и другие постройки. Привратник с сомнением взглянул на Сюзанну, но позвонил, чтобы вызвать проводника, услышав уверения Симона, что в аббатстве ждут их обоих.

Их провели в небольшой кабинет возле входа в главное здание. Часовня и клуатры предназначались только для монахов, но даже монастырям приходилось сообщаться с внешним миром, и эту роль в аббатстве Аржанте исполнял аббат Антуан. В черном облачении, с серебристыми волосами и выбритой тонзурой, он поднялся из-за стола и приветливо улыбнулся вошедшим.

– Полковник Дюваль, мадам Дюваль, рад знакомству. Мой друг Киркланд преуспевает?

Очевидно, этой дружбой и объяснялся теплый прием.

– Да, и передает вам привет, – ответил Симон. – Вы близко знакомы с ним?

– Мы с ним встречались лично лишь однажды, но он добрый друг моего ордена. – Аббат Антуан указал на два резных стула с величественными прямыми спинками. – Прошу вас, садитесь. Не желаете нашего бенедиктинского пива? Наш дом славится им.

Симон усмехнулся.

– Охотно отведаю. Всегда питал пристрастие к бельгийскому пиву. А вы, Сюзанна?

Она улыбнулась, садясь и расправляя юбки.

– И я охотно попробую.

Аббат Антуан открыл шкафчик с бутылками и бокалами, наполнил вместительные пивные кружки для Симона и для себя, а маленькую – для Сюзанны. Напиток обладал чудесным пряным вкусом, и благодаря ему в кабинете создалась атмосфера непринужденности.

– Итак, чем могу вам помочь? – спросил аббат. – Лорд Киркланд говорил, вы разыскиваете родственника.

– Да, моего кузена Лукаса Мандевилла, – кивнул Симон. – Он служил в Королевском флоте, пропал без вести, когда несколько лет назад его корабль затонул, и спустя некоторое время был признан погибшим, но недавно один из друзей семьи заметил здесь, в Брюсселе, монаха, который выглядел в точности как Лукас. У меня остался вот этот портрет времен его юности и еще – набросок, показывающий, как он мог бы выглядеть сейчас. Конечно, если это и вправду был Лукас.

Аббат внимательно рассмотрел портреты, отложил изображение юного аристократа Лукаса и постучал пальцем по наброску человека в монашеской одежде.

– Он кажется мне знакомым. Коричневое облачение указывает на францисканца. Это нищенствующий орден, его монахи дают обет бедности. В своем служении они странствуют по всем епархиям и часто находят приют в других религиозных общинах.