Мэри Патни - Мой любимый шпион

Между тем ярость противника усиливалась. В сторону линии союзных войск было предпринято несколько кавалерийских атак. Рослые лошади с кавалеристами в седлах, несущиеся в атаку, оказались устрашающим зрелищем для пехотинцев, смотревших на них с земли, но и тут помог опыт Симона.

– Не отступать! – кричал он. – Лошади не станут врываться в пехотное каре. Не стреляйте без приказа, а когда будет дан приказ, цельтесь в лошадей!

Настроенные весьма решительно, солдаты шестого пехотного полка изготовились к стрельбе, и вскоре грянули ружейные выстрелы. В воздухе распространилась едкая вонь от черного пороха, и в клубах дыма было видно, как лошади французов с диким ржанием валятся на землю. Атака французской кавалерии захлебнулась, а уцелевшие всадники повернули обратно. Солдаты шестого полка разразились победными криками.

Но это была лишь первая атака. За ней последовали другие.

Как самые опытные в полку, Симон и Джексон бросались в самую гущу схватки, туда, где требовалась помощь. И слабость левой руки Джексона здесь никто не замечал – имела значение лишь его невозмутимость, а также советы и шутки, от которых солдаты разражались хохотом, несмотря на усталость и смертельную опасность.

Симон уже не раз мысленно благодарил Джексона за то, что тот вызвался сопровождать его, – в полку очень нужны были опытные люди. Джексон, повидавший немало битв, прекрасно понимал, насколько серьезно нынешнее сражение, и делал для победы все, что было в его силах, однако из-за отсутствия численного и огневого превосходства войска союзников оказались в чрезвычайно сложном положении. Впрочем, это еще не означало, что они потерпят поражение.

Раз за разом Симон отдавал приказ стрелять, и шестой пехотный полк весь день отбивал все кавалерийские атаки французов.

Близилась ночь, и оставалось лишь надеяться, что ее не опередит вечная ночь.

Сюзанна, быстро приобретавшая опыт сестры милосердия, стала носить с собой карандаш и записную книжку, куда заносила сообщения и адреса раненых солдат, опасавшихся, что уже не доберутся до дома.

Большинство их посланий сводилось к трем словам: «Я люблю тебя». Слезы жгли глаза Сюзанны, когда она записывала эти признания и клятвенно обещала отправить по адресу.

Лукас был великолепен: неизменно сохраняя спокойствие, демонстрировал свое искусство костоправа наряду с умением врачевать открытые раны. Попадались и переломы, причем настолько часто, что Мориса уже дважды посылали за дранками на лубки и бинтами, чтобы закрепить их. Солдаты, которым оказывал помощь Лукас, могли не беспокоиться о том, что кости срастутся неправильно.

А раненые все продолжали прибывать. В уличном лазарете принимали тех, кто получил ранения в тот же день, и именно от них все узнавали, как идет бой.

Перевязывая встрепанного сержанта в темно-зеленом мундире стрелка, Сюзанна спросила:

– Как там дела, сержант?

– Дерьмово… – Сержант поморщился от боли и вздрогнул, когда Сюзанна принялась обрабатывать рану на его руке тканью, смоченной джином. – Вы уж извините, миссис, но приличными словами этого не выразить. Там кошмар творится, французов больше, чем союзников вместе взятых. Вдобавок они опытнее, оружия у них больше, и оно лучше.

Стараясь не выдать своего беспокойства, Сюзанна – она теперь занялась щекой сержанта, рассеченной штыком, – тихо спросила:

– Так наши отступают?

– Нет, мы держимся. Все в крови, израненные, но держимся. – Стрелок шумно выдохнул – джин защипал рану на щеке. – Если будете молиться за своего мужчину, попросите, чтобы треклятые пруссаки подоспели вовремя, а не то…

Сюзанна судорожно вздохнула. Молиться за Симона, молиться, чтобы прусские войска поспешили, – да, это она могла.

– Прусские войска!.. Прусские!.. Пруссаки пришли!

Весть мигом облетела позиции союзных войск, вдохновляя усталых солдат. Как только с востока подоспела прусская армия, баланс сил в битве сразу же изменился.

Император разыграл свою последнюю карту – отправил в бой Императорскую гвардию: то были лучшие войска Европы, не знавшие поражения вплоть до того вечера, когда их атака разбилась о сталь британских гвардейских полков.

Летние дни тянутся долго, но до темноты оставалось всего часа два, когда Веллингтон отдал приказ об общем наступлении. И тотчас же с воинственными криками войска союзников ринулись вниз по склону навстречу французам. Сильно потрепанный в бою шестой полк также устремился вперед, спеша добить противника.

Симон и Де Йонг вели своих солдат, но по мере продвижения полк разбился на небольшие отряды. Одни солдаты полка ввязались в рукопашную с упорно сопротивлявшимися французами, другие углубились в долину смерти. Симон действовал быстро и четко, подчиняясь чутью воина. Это же чутье руководило им, когда всадник тяжелой кавалерии французов во весь опор поскакал на Де Йонга. Светловолосый рыбак был бы обречен, если бы Симон вовремя не метнулся вперед и не вонзил в кавалериста свой клинок. Смертельно раненный всадник упал, но увернуться от подкованных сталью копыт его огромного коня Симону не удалось. Он рухнул наземь, в глазах помутилось. Боль, оцепенение, ощущение долгого падения…

Прежде чем окончательно провалиться во тьму, он успел подумать о Сюзанне: «Всегда в моем сердце…»

Уже давно стемнело, когда Сюзанна наконец разыскала Лукаса. Держа в руках ломоть местного сыра, она улыбнулась. Отломив от сыра кусок побольше, протянула Лукасу и проговорила она хриплым от бесконечных разговоров голосом:

– Ешьте, почти брат. Поток пациентов не иссякает, и нам надо поддерживать свои силы.

Лукас с жадностью впился зубами в сыр. Сюзанна последовала его примеру – и вдруг вздрогнула всем телом так, словно в сердца ее впилось что-то острое. «Симон!» – мысленно закричала она, уставилась на Лукаса широко раскрытыми глазами и проговорила вслух:

– Симон… Я уверена, с ним что-то случилось. Боже мой, Симон!

– Мне кажется, Симон жив, но, похоже, тяжело ранен, – произнес Лукас.

Какой-то прихрамывающий солдат направился к Сюзанне, но та, взмахнув рукой, сказала:

– Идите вон к той женщине, она вам поможет. – Вытирая о юбку руки, Сюзанна добавила: – Мне надо найти моего мужа!

На этот раз поисковый отряд составили Сюзанна, Морис и Лукас, а повозку взяли ту же, что и днем ранее. В нее погрузили медицинские принадлежности и одеяла, а также корзину с едой и питьем. За вожжи взялся Лукас. Морис и Сюзанна, оба вооруженные, сидели в повозке, повернувшись в разные стороны и высматривая рыскающих по округе французских солдат или мародеров.

На дороге то и дело возникали заторы – повозки с ранеными прорывались в Брюссель, а те, кто пытался разыскать потерянных членов семьи, спешили в обратном направлении. Лукас был опытным возницей, и небольшая юркая повозка двигалась гораздо быстрее всех прочих экипажей, заполонивших дорогу.

Они почти добрались до Ватерлоо, когда Сюзанна высмотрела знакомую фигуру верхом на лошади, направлявшуюся в их сторону.

– Джексон! – закричала она, размахивая руками. – Эдгар Джексон!

Заметив их, он пришпорил лошадь и подъехал к повозке как раз в тот момент, когда Лукас свернул на обочину.

– А где Симон? – спросила Сюзанна.

Тихо вздохнув, Джексон ответил:

– Полковник был жив, когда я оставил его в полевом лазарете, но тяжело ранен, мэм. Я ехал за вами.

– А бой? – вмешался Морис. – Бой закончился?

– Да, и мы победили! Прусские войска Блюхера успели как раз вовремя и переломили ход сражения. Французы дрогнули и бросились бежать на юг.

Весть о победе принесла облегчение, но тревога за Симона была гораздо сильнее.

– Ведите нас к Симону! – потребовала Сюзанна. – Как он был ранен? Насколько тяжело?

– Он попал под копыта коня сразу после того, как спас нашего офицера из шестого полка. У него несколько резаных ран и переломов, но хуже всего – повреждения черепа.

После этого сообщения воцарилось тягостное молчание. Лукас, заметно помрачнев, старался теперь ехать еще быстрее. До самого длинного дня в году оставалось всего несколько суток, но до селения Ватерлоо они добрались уже затемно.

Джексон указал на один из домов, в котором находился лазарет. Выскочив из повозки, Сюзанна бросилась к входной двери – и в ужасе содрогнулась при виде целой горы ампутированных конечностей: их выбрасывали из дома прямо в открытое окно.

Переступив порог, она схватила за руку попавшегося ей навстречу ординарца, забрызганного кровью.

– Мой муж, полковник Дюваль, – где он?

Ординарец на миг задумался, затем указал на комнату в глубине дома и пояснил:

– Полковник не ждет очереди на ампутацию, так что его перенесли в столовую. Если он еще жив, то скорее всего там.

С гулко бьющимся сердцем Сюзанна молча кивнула и поспешила в указанном направлении, молясь, чтобы Симон был еще жив. Лишь смутно она осознавала, что Лукас и Джексон идут следом за ней. Морис, видимо, остался сторожить повозку и верховую лошадь.

В столовой, освещенной единственной лампой, стоял густой запах крови. На обеденном столе вытянулся Симон – вероятно, это место отвели ему в соответствии с воинским званием. Он казался резной статуей святого воителя – такой застывший, такой недвижимый…

Сюзанна пробралась между десятком других раненых и приблизилась к мужу. Его мундир был изорван и запачкан кровью и грязью. На левой ноге, внизу, красовался отчетливый отпечаток огромного копыта. О господи!

– Симон? – шепнула Сюзанна, потом позвала уже громче: – Симон!

Он не шевельнулся. Сюзанна взяла его за правую руку и пощупала пульс. Пульс едва бился, и казалось, что Симон был сейчас где-то очень далеко… Более того, казалось, он вот-вот ускользнет еще дальше.

Тут подошел Лукас, быстро осмотрел раненого и заключил:

– У него сломаны нога, рука и, вероятно, несколько ребер, но опаснее всего рана на голове. Повреждения черепа чертовски трудно распознавать и лечить.

Сюзанна со вздохом кивнула. Она знала: человек способен выжить при тяжелом ранении в голову, но при этом вряд ли останется прежним. И такая участь хуже смерти.

– Мы можем увезти его в Брюссель?

– Не знаю, перенесет ли он дорогу. – Лукас тоже вздохнул.

– Я же видела, какое чудо вы сотворили с Мари, – вновь заговорила Сюзанна. – Вы настоящий целитель. Неужели не можете что-нибудь сделать?

– Если бы все было так просто! – Лицо Лукаса исказилось от душевной муки. – Такие чудеса – большая редкость, и я не могу предсказать, когда произойдет очередное чудо. Мне невыносимо думать, что с Симоном у меня ничего не получится.

– А мне – что вы готовы опустить руки, даже не попытавшись! – заявила Сюзанна. – Сделайте все, что в ваших силах, почти брат. В случае неудачи мы с Симоном не станем вас винить, но бездействия я вам никогда не прощу!

Лукас сделал глубокий вдох, прикрыл глаза – и замер в неподвижности, ушел в себя на несколько долгих минут. Наконец глаза его раскрылись, и он поднес ладони к голове Симона. После чего снова закрыл глаза и зашевелил губами в безмолвной молитве.

Вскоре Сюзанна ощутила, как от Лукаса исходит какое-то странное тепло. И вдруг по наитию накрыла ладонью его руку. Да, от Лукаса исходила… какая-то сила. И казалось, что часть этой силы принадлежала и ей. У нее закружилась голова, и пришлось сосредоточиться, чтобы не утратить связь с Лукасом.

Тут Джексон положил ладонь на другую руку Лукаса. Ощущение тепла усилилось – словно незримое сияние наполняло раненого и озаряло всех вокруг него.

Симон вдруг сделал глубокий вдох, закашлялся – и открыл глаза. Увидев перед собой лицо жены, пробормотал:

– Сюзанна?

Она едва не расплакалась.

– Да, я здесь. С Лукасом и Джексоном. Ты ранен, и мы сейчас увезем тебя в Брюссель.

– А битва?

– Выиграна, сэр, – доложил Джексон. – Как только подоспел Блюхер с прусской армией, исход решился в нашу пользу. Французы в смятении бежали.

– Хорошо… – Симон закрыл глаза, но дышал теперь глубоко и ровно.

С облегчением вздохнув, Сюзанна попросила:

– Джексон, вы не могли бы позвать двух ординарцев с носилками, чтобы перенести полковника Дюваля в повозку?

Джексон кивнул и ушел на поиски ординарцев, а Сюзанна задумалась, а не понадобится ли нести и Лукаса, ведь он сейчас, казалось, едва на ногах держался. Да и сама она как будто лишилась сил.

Но они все же сумели добраться до повозки без посторонней помощи, хотя Лукас шагал точно сомнамбула. Потом Сюзанна расстелила два одеяла на дне повозки, и ординарцы переложили на них Симона.

– Лукас, ложитесь рядом с Симоном, – распорядилась Сюзанна. – Я вижу, вы совсем без сил.

Лукас молча подчинился, и Сюзанна укрыла последним одеялом и его, и мужа. Морис развернул лошадей, и повозка покатила обратно в Брюссель. Всю дорогу Лукас держал Симона за руку – делился своей силой с человеком, которого считал братом.