Мэри Патни - Мой любимый шпион

А чудеса продолжались: Симон все еще дышал, когда повозка остановилась перед домом на улице Лёвен.

* * *

Рай удивительным образом напоминал мягкую постель с мурлыкающим над ухом котенком с одной стороны и нежным, благоуханным женским телом – с другой. Все у него ужасно ныло и болело, но веки, пожалуй, можно попытаться приподнять.

Так Симон и сделал со всей осторожностью. Да, он в своей спальне в Брюсселе. Слева от него Лео, справа – Сюзанна. На его левой руке повязка. И не просто повязка, но и лубки. Как и на левой ноге. Но правая сторона тела, кажется, в порядке, и он потянулся правой рукой к Сюзанне и коснулся ее.

Она проснулась с сонной улыбкой, приложила ладонь к его щеке и пробормотала:

– Mon chéri… Так ты возвращаешься в мир живых?

Симон заморгал – и вдруг пробормотал:

– А если нет, то ты будешь баснословно богатой вдовой.

Она расплылась в улыбке.

– Да, верно. Но знаешь, я убедилась, что от тебя живого гораздо больше пользы – ты прекрасно согреваешь мне постель. Лео тоже пытается, но он слишком мал.

– Какой сегодня день?

– Двенадцатое июня, прошло два дня после битвы, которую мы выиграли. Ты спал с тех самых пор, как мы привезли тебя в Брюссель. Прусские и другие союзные войска, должно быть, к этому моменту уже отогнали французов до самого Парижа. Так что ты с чистой совестью снова можешь уйти из армии. Ты выполнил свой долг.

– Вот это мне по душе, – проговорил Симон, постепенно свыкаясь с мыслью, что остался жив. – А мой подчиненный, капитан Де Йонг… не знаешь, выжил он или нет?

– Выжил, и вчера приходил тебя проведать. По его словам, ты спас ему жизнь, и он готов доставлять тебе свежайшую рыбу в любой дом, где бы ты ни поселился.

– В Уайт-Хорс, – шепнул Симон. – Кажется, с тех пор как мы провели там медовый месяц, прошла вечность.

– Всего три месяца, но на редкость богатые событиями. – Сюзанна поцеловала Симона в правую ладонь и дрогнувшим голосом продолжила: – Ты был при смерти, но Лукас спас тебя. Твой кузен наделен божественным даром исцеления, хотя он и уверяет, что этот дар проявляется не всегда. А я благодарю Небо за то, что тебе-то он помог!

– И я тоже, mon coeur. – Симон заглянул в чудесные зеленые глаза, смотревшие на него с любовью и нежностью. Немного помолчав, вновь заговорил: – Мы вместе проделали такой долгий путь… Помнишь, как я разыскал тебя в том лондонском пансионе? И ты подумала, что я спятил, когда я сделал тебе предложение.

– Я и сейчас считаю, что ты был не в себе, – с улыбкой отозвалась Сюзанна. – К счастью, ты говорил на диво убедительно.

– Мы с тобой о многом говорили, но… Знаешь, когда умирал на поле боя, я вдруг понял, что, кажется, ни разу не сказал, что люблю тебя. Ты ведь знаешь, что люблю, правда?

– Знаю. – Ее пальцы сжались на его руке. – Но мне нравится слышать это. А ты хотел бы услышать, что я тебя люблю?

– Да. Можешь даже повторить это несколько раз.

Сюзанна рассмеялась.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, мой прекрасный и дорогой лорд. Не могу сказать точно, когда это произошло, но я проделала путь от любви к твоим прикосновениям до любви к тебе.

– Кстати, о прикосновениях… Ты не знаешь, сколько еще мне валяться связанным на манер рождественского гуся?

– Лукас говорит, кости срастаются на удивление быстро. А я подозреваю, что все это благодаря его чудотворному дару. – Сюзанна лукаво улыбнулась. – Но ты же знаешь мою находчивость. Может, попробуем выяснить, все ли у тебя действует как прежде?

Не обращая внимания на боль в левом боку, Симон повернулся к жене и прильнул губами к ее губам.

– Непременно попробуем, любовь моя. Заодно проверим, становится ли это занятие от слов любви еще лучше.

– По-моему, еще лучше просто невозможно, – прошептала Сюзанна. – Но меня так и тянет проверить!

Уайт-Хорс

Беркшир, Англия

Июль 1815 года

Симону никогда не надоедало любоваться игрой света и тени от набегавших туч на фигуре несущейся галопом белой лошади вдалеке, по другую сторону долины. На эту фигуру с дивана в их маленькой гостиной открывался великолепный вид. И без того изумительный, пейзаж стал еще живописнее в присутствии Сюзанны, влетевшей в комнату, – необычайно прелестной в платье из зеленого переливчатого шелка, придававшего ее глазам гипнотический изумрудный оттенок.

– Добрый день, mon chéri! – Наклонившись, она поцеловала мужа в висок. – Как давно я тебя не видела!

– Почти три часа, с тех пор как мы вместе отобедали. Да, очень давно… – Он взял ее за руку, привлек к себе и усадил рядом на диван. Радуясь ее появлению не меньше Симона, Лео спрыгнул со своего места на спинке дивана, чтобы угнездиться на коленях у хозяйки.

– Что сказал доктор, осмотрев твою ногу?

– Сказал, что выздоровление идет успешно и что недели через две я смогу забросить куда-нибудь эту трость, а еще через неделю-другую попробовать проехаться верхом.

Сюзанна вскинула брови.

– И как ты расценил его слова?

Симон усмехнулся.

– Уверен: он имел в виду, что уже на следующей неделе мы вместе отправимся на верховую прогулку.

– Я ничуть не удивлена. – Сюзанна сжала одной рукой руку мужа, а другой почесала за ухом Лео, отчего тот блаженно замурлыкал. – Я попросила Стэнли прислать нам сюда чаю, чтобы мы могли полюбоваться белой лошадью вдвоем.

– На редкость умиротворяющее занятие.

После нескольких минут беспечного разговора в том же духе дверь комнаты отворилась, и дворецкий сам внес поднос с чайной посудой, сандвичами и вафлями, а также второй, поменьше, – с пачкой писем.

– Пришла почта, – доложил он.

– Есть письма из Бельгии? – спросил Симон.

– Полагаю, да, сэр.

Стэнли опустил чайный поднос на низкий столик перед диваном и передал хозяину второй поднос, с письмами и ножом, чтобы вскрывать их. Лео сразу же запрыгнул на стол, живо заинтересовавшись сандвичами, но Сюзанна сняла его оттуда. Симон тем временем перебирал письма.

– Почти все деловые, но… А, вот и оно – от Филиппа.

– Отлично! – Сюзанна дала Лео кусочек ветчины с одного из сандвичей, и угощение было охотно принято. – Я беспокоилась за него с тех пор, как через его поместье прошла маршем чуть ли не вся французская армия.

– Да еще потом, после битвы, проделала обратный путь бегом. – Симон вскрыл сургучную печать и пробежал глазами письмо. – Он передает нам наилучшие пожелания и уверяет, что поместье почти не пострадало, вот только солдаты вытоптали два его поля, засеянных рожью. И вскользь замечает, что уцелевшее крыло замка тоже было сожжено, но тем лучше: не будет больше привлекать всяких бродяг. По-моему, он имеет в виду меня, – добавил Симон с улыбкой.

– Да, несомненно, – тоже улыбнулась Сюзанна. – А что он пишет про Мари?

– Она сама сделала приписку внизу страницы. От поместья она в восторге, супругов Кордье обожает и признается, что даже не мечтала иметь таких родственников, как они. Юный Симон, по всей видимости, – самый красивый и смышленый младенец во всей Франции, а быть матерью – истинное блаженство. – Симон протянул жене письмо, чтобы она прочла сама, и вскрыл другое.

– А это от Мориса. Он пишет, что в дом доставили ящик превосходной соленой селедки с наилучшими пожеланиями от капитана Петера Де Йонга, и спрашивает, не переслать ли мне ее сюда.

– Пусть угощаются те, кто сейчас в Брюсселе. Но я рада, что капитан Де Йонг сдержал свое слово насчет рыбы, которое дал, когда ты спас ему жизнь. – Сюзанна перевела взгляд на Лео. – Как только речь зашла о селедке, этот негодник насторожился.

– Дай ему лучше еще ветчины, – посоветовал Симон. – А вот и записка от Киркланда. Он благодарит меня за все мои старания в Бельгии, но советует в будущем поменьше усердствовать в стремлении покончить с собой – он же знает, что ты этого не одобришь.

– И он совершенно прав! Есть еще письма из Бельгии?

Симон перебрал пачку.

– О, письмо от Лукаса! – Отломив краешек вафли, Симон вглядывался в убористый почерк кузена. – Он возвращается в Англию и спрашивает, нельзя ли ему некоторое время пожить здесь, у нас, и найдется ли в конюшнях место для Той-Магдалины.

Сюзанна рассмеялась.

– Разумеется, найдется! Им обоим будут здесь рады – пусть живут столько, сколько захотят. Уайт-Хорс – прекрасный уголок, где он сможет спокойно и постепенно привыкать к роли английского джентльмена. Вдобавок полезно иметь под рукой опытного целителя, способного хотя бы изредка творить чудеса. Три он уже сотворил, но в таких делах чем больше, тем лучше.

Симон вскинул голову.

– Он спас ребенка Мари, потом спас меня… а третье чудо?

Сюзанна ответила ему улыбкой Моны Лизы.

– Ты говорил, что как-то упоминал в разговоре с Лукасом о моих опасениях… Мол, по моему мнению, я не смогу иметь детей. А он ответил, что не стоит судить о будущем на основании прошлого.

Симон в изумлении уставился на жену.

– Сюзанна, ты… Я верно понял тебя? Ты имеешь в виду то, о чем я думаю?

Она весело рассмеялась.

– Видимо, мне нужен был только достойный мужчина, а мужчины достойнее тебя просто не существует!

– Mon ange! – Он подхватил ее и усадил к себе на колени, так что взметнулись шелковые зеленые юбки.

Лео негодующе мяукнул и отскочил, но ухитрился аккуратно приземлиться прямо посреди подноса с сандвичами.

Глядя в чарующие зеленые глаза жены, Симон проговорил:

– Я точно знаю: нигде не найдется женщины лучше тебя, моя отважная возлюбленная. – Он поцеловал ее и добавил: – Ты всегда в моем сердце…

Битва при Ватерлоо – поистине находка для ценителей военной истории, не говоря уже о том, что это превосходный материал для писателя. Два величайших военачальника Европы сошлись лицом к лицу, и войска Веллингтона одержали победу, положив конец имперским амбициям Наполеона Бонапарта после долгих лет войны.

О Ватерлоо я писала и раньше, в своем романе «Расколотая радуга» (Shattered Rainbows), в том числе упоминала знаменитый бал у герцогини Ричмондской и подробно описывала впечатление от боя. Но на этот раз герои моей книги заняты разведкой и шпионажем, поэтому битва при Ватерлоо играет лишь второстепенную роль в сюжете. При сборе материала стало ясно, какую жизненно важную роль играл сбор разведывательной информации и как было трудно с ней в ту эпоху, когда путешествовали на лошадях и передавали письма из рук в руки.

Прообразом Симона стало реальное историческое лицо – полковник Колкухун Грант, самый ценный офицер разведки Веллингтона. Гранта схватили на Пиренейском полуострове, он провел в плену у французов два года, но даже оттуда ухитрялся передавать сведения для Веллингтона.

После бегства императора с Эльбы, когда штаб англо-голландской армии Веллингтона расположился в Брюсселе, Гранта назначили главой разведслужбы, и он занялся наблюдениями, сбором сведений и их анализом так же тщательно, как всегда. Он первым догадался, что Наполеон намерен атаковать не со стороны бельгийского города Монса, а со стороны Шарлеруа.

За донесение об этом Гранта высмеял генерал Дернберг, расположившийся со своими войсками в Монсе. Дернберг не стал передавать важную депешу, которую ждал Веллингтон. Несмотря на острую досаду оттого, что Веллингтон может лишиться преимущества, Колкухун Грант сумел добраться до штаба армии вовремя, и армия заняла выгодные позиции у Ватерлоо. Эту заслугу я приписала Симону.

Еще один примечательный случай, упоминания о котором я обнаружила, заключался в том, что англичанка, следовавшая за армией, попала в руки к французам и была допрошена с целью узнать, что ей известно о передвижении союзников. Вряд ли ее, в отличие от Сюзанны в моем романе, допрашивал сам Наполеон, но этот инцидент свидетельствует о том, как отчаянно войска нуждались в информации.

Но самым интересным, что мне удалось узнать во время сбора материала для этого романа, был истинный характер победы союзников при Ватерлоо. Многие историки в описаниях битвы в основном сосредоточивают внимание на заслугах англичан, однако Англия разгромила Наполеона не в одиночку. Британскую армию составляли солдаты со всех Британских островов, то есть были там и шотландцы, и ирландцы, и валлийцы.

И на поле боя при Ватерлоо сражалась не одна только британская армия. В подчинении у Веллингтона находилось немало голландско-бельгийских войск наряду с ополчением из различных германских королевств – таких, как Брауншвейг, Нассау и Ганновер. (Ганновер был предан британской короне, поскольку королевская семья происходила от Георга I, курфюрста Ганновера.)

Это сражение не было бы выиграно, если бы прусские войска под командованием князя Блюхера не достигли поля боя в концу дня после немыслимо утомительного марша по местности с чрезвычайно сложным рельефом. В штабе Блюхера не все были готовы на такой шаг, некоторые с недоверием относились к британцам, – но Блюхер обещал оказать поддержку Веллингтону, а он был не из тех, кто нарушает слово. Войска Блюхера сыграли решающую роль. В то время самому Блюхеру перевалило уже за семьдесят, но во время марша он шел впереди своей армии.